Я хочу к штыку приравняли перо. Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо (по лирике В. Маяковского). Влияние на культуру

Дорогой Саид Хуссейн (мусмульманин)!

Вы - не первый правоверный мусульманин, предлагающий мне критический анализ моих статей. Как все Ваши предшественники, Вы беззаботно и громко высказали свое “фе”, не потрудившись привести ни одного примера допущенных мной искажений и неточностей. “Расплывчатость”? Без единого подтверждения мне трудно сказать, действительно ли я пишу “расплывчато” или это Вы не способны следовать простой и ясной логике, чтобы связать общеизвестные факты.
Придерживаетесь ли правды Вы? Ровно настолько, настолько этого следует ожидать от джихадера. В статье, вызвавшей Ваше негодование, я пишу не о радости, а об ужасе при мысли о ядерном ответе на нападение на США 11 сентября 2001 года. Я написала, что все немусульмане разделяли понимание необходимости такого ответа и ужас при мысли о неизбежных при этом сотнях тысяч человеческих жертв. В частности, я написала вот что:

И этим в значительной степени определяется разница между мусульманами и всем остальным человечеством. Что бы ни сделал с нами враг, никто и ничто не сможет заставить нас праздновать смерть.

Взгляните на эту фотографию молодого мусульманина со счастливым лицом и окровавленными руками. Он счастлив, потому что только что, вместе с толпой таких же молодых мусульман, он голыми руками растерзал двух евреев. Посмотрите внимательно: это Ваше лицо сияет такой лучезарной радостью. Это моя кровь у Вас на руках.

Вы пишете, что я - не знаток ислама. Откуда Вы знаете? Знатоком чего являетесь Вы сами? Безусловно, не истории Второй Мировой войны. Бесчеловечное обращение японцев с пленными и гражданским населением хорошо известно. Почему же Ваше внимание привлекли только страдания китайских женщин? Я думаю, что такая избирательность не случайна. Я подозреваю, что публичные дома, организованные японцами для своих солдат, где захваченных женщин (в основном, кореянок) вынуждали заниматься проституцией, являются для Вас максимально возможным на земле приближением к Вашей идее рая. (В один прекрасный день Вам предстоит жестокое разочарование.) Что же касается страданий пленных и гражданских лиц обоего пола на оккупированных Японией территориях, то Вы не считаете их достойными упоминания, потому что мусульмане на месте японцев зверствовали бы куда больше. Так что если Вы считаете, что японские зверства не идут ни в какое сравнение с преступлениями, совершаемыми во имя ислама, то Вы являетесь худшим знатоком ислама, чем даже я.

Сегодня, несмотря на огромные культурные различия с Западом, Япония является неотъемлемой, процветающей, демократической частью нашей цивилизации. Атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки в августе 1945 года, явились важнейшим фактором в изменении милитаристских устремлений Японии на мирное и плодотворное участие в прогрессе человечества. Это было горькое лекарство, но оно помогло. Что заставляет Вас думать, что муджахедам оно поможет меньше, чем самураям?

Я искренне признательна Вам за Ваше предложение контакта. К сожалению, Вы не заметили, что мы с Вами вступили в контакт очень давно. Я не знаток истории, но, если не ошибаюсь, наш с Вами первый контакт произошел, когда войска Магомета истребили евреев Медины. Почти 60 лет назад Вы облекли свой контакт со мной в форму арабской войны за уничтожение Израиля вместе со всем его населением. Вы вступили в контакт со мной в 1993 году, совершив свою первую попытку разрушить Всемирный Торговый центр. Тогда Вам удалось убить всего шесть человек, что, безусловно, не могло утолить Вашу жажду крови. 12 октября 2000 года Вы вступили в контакт со мной дважды: сначала, убив 17 моряков американского военного корабля “Коул”, а затем, радостно растерзав двух резервистов в израильском городе Рамалла, где и был сделан вышеприведенный снимок. Вы вступили со мной в контакт 11 сентября 2001 года, когда Вам удалось убить 3 тысячи моих соотечественников. В октябре 2002 года Вы вступили со мной в контакт в Москве, где мой близкий друг и его дочь оказались в числе 130 невинных жертв Ваших самоубийственных забав. 11 марта прошлого года Вы вступили со мной в контакт в Мадриде, убив 200 ни в чем не повинных пассажиров пригородной электрички. В сентябре того же года вы вступили со мной в контакт в Беслане, где Вы оставили за собой 344 убитых христиан и мусульман, по меньшей мере половина которых была детьми. Вы вступаете в контакт со мной каждый раз, когда, надев пояс с взрывчаткой, Вы входите в израильский автобус или ресторан.

Я не в состоянии привести полный список наших с Вами контактов. Но когда он будет наконец составлен, он окажется куда тяжелей горы доказательств, представленных обвинением на Нюренбергском процессе.

В Нью-Джерси жила семья коптов: мать, отец и две дочери, 15 и 8 лет от роду. Они были наивней меня. Они полагали, что правоверный мусульманин может быть возвращен человечеству, если он покинет свой культ. Вы доказали их неправоту, убив всю семью. Вы перерезали глотки Вашим связанным жертвам и с удовольствием смотрели, как они истекают кровью. Скажите пожалуйста, какое удовольствие нашли Вы в мучительной смерти невинных людей?

Из всего огромного множества религий, существующих сегодня на Земле, Ваша - единственная, практикующая ритуальное убийство и человеческие жертвоприношения?

Но допустим, что я решу принять Ваше приглашение и дам Вам возможность заполнить зияющие пробелы в моем образовании по исламу. Что Вы мне можете сообщить об исламе такого, без чего моя жизнь будет неполной? По-моему, мы с Вами вместе знаем об исламе практически все. Я знаю о преступлениях ислама; Вы знаете, как мусульманские демагоги эти преступления оправдывают. Мои знания могут быть выражены двумя фразами:

Если Вы - противник джихада, то Вы - не мусульманин. Если Вы - сторонник джихада, то Вы - мой враг.

Что бы Вы ни попытались добавить к сказанному мною, это будет примитивной вражеской пропагандой. Причем эта пропаганда рассчитана не на “неверных” вроде меня, а на таких же правоверных, как Вы сами. Дело в том, что мусульмане - тоже люди. В глубине души они знают, что то, что они творят, это преступление против людей и Б-га. Хуже того, в теории Вы можете даже отказаться принимать участие в преступлениях, совершаемых во имя ислама, а это, сами понимаете, недопустимо.

Попробуйте, если можете, взглянуть на это моими глазами. Когда Вы взрываете автобус, в котором я еду, мне все равно, что Вы при этом вопите: “Аллах-у акбар!” или “Хайль Гитлер!”. Мне все равно, называется ли источник вашего вдохновения по-арабски “Коран” или по-немецки “Майн Кампф”. Мне все равно, сколько раз в день Вы принимаете коленно-локтевую позу и куда при этом нацеливаете свой зад. Мне все равно, какими демагогическими приемами Вашим муллам удается гарантировать, что Вы навсегда останетесь послушной овцой в их стаде. Единственное, что мне важно, это выбор, который Вы мне предоставляете: стать рабом или рабовладельцем, если мне повезет; стать убитым или убийцей, если нет. Если я буду “верна” себе, мне разрешат участвовать в убийстве неверных и угнетении димми. Если нет, то Вы и меня сделаете димми, возможно, мертвой.

Но как же изменится к лучшему моя жизнь, если я решу переметнуться на Вашу сторону? Каковы ожидающие меня дары Аллаха, которых не купишь ни за какие деньги? Что я смогу найти в “Дар эль Ислам” такого, без чего не могу обойтись в “Дар эль Харб”?

Если я - женщина, у меня будет возможность прожить мою жизнь без лица. В ранней юности меня подвергнут варварской, болезненной операции, которая для мужчины была бы равносильна кастрации. Мне запретят работать. Мне также запретят водить машину, но это будет не так важно, поскольку машина, скорее всего, будет мне не по карману. Если Вы решите последовательно претворять в жизнь мусульманские требования “чистоты”, я буду лишена даже самой элементарной медицинской помощи. Если я буду изнасилована или дам повод для слухов, меня либо убьют члены моей же семьи, либо по приговору суда забросают камнями.

Если я - мужчина, то мне может представиться возможность поддержать честь семьи, убив мою дочь или сестру, а лучше - обеих. Время от времени я буду принимать участие в забрасывании камнями человека, приговоренного к мучительной смерти за то, что у цивилизованных людей вообще не считается преступлением. Если мне очень повезет, мне доведется разорвать на клочки обгорелый кусок человеческой плоти, как Вы это сделали в Фаллудже. В промежутке между убийствами, я буду развлекать себя обезглавливаниями, транслируемыми аль-Джазирой. И если всего этого окажется недостаточно, чтобы сделать меня счастливым, я всегда могу опоясаться взрывчаткой и пробраться в Израиль.

Я знаю, что не все мусульманские страны живут согласно всем канонам шариата. Не везде законы и традиции ислама соблюдаются буквально. Но это - результат тлетворного влияния Запада. Когда Вам наконец удастся это влияние устранить, то те, кто выживет, будут вспоминать Талибан, как эталон свободы и справедливости.

Обратите внимание, что даже в то время как Соединенные Штаты оккупируют Ирак и Афганистан, большинство мусульман, умирающих насильственной смертью, становятся жертвами не “неверных”, а своих собратьев-мусульман . Обратите внимание, что, хотя подавляющее большинство жертв недавнего цунами оказались мусульманами, помощь к ним пришла из “Дар эль Харб”, а “Дар эль Ислам” тем временем исхитрялся, как бы объяснить цунами происками международного сионизма и американской военщины. Посмотрите, как в Ираке по поводу шиитского праздника сунниты убили несколько десятков шиитов. Ничего, шииты дождутся суннитского праздника и тоже повеселятся. Сплошные мир да любовь.

Я Вам прямо скажу: у меня нет ни малейшего желания к Вам присоединяться. Я никогда не мечтала жить в пещере. Выбор, к которому Вы пытаетесь меня вынудить, меня совершенно не привлекает. Я не хочу жить ни по ту сторону рабства или убийства, ни по эту. И потому избавление от ислама, даже если при этом придется бросить атомную бомбу на Мекку, не кажется мне такой ужасной идеей. Не заблуждайтесь: единственная причина, по которой этого до сих пор не произошло, это глупый оптимизм наших лидеров, верящих, что нашу цивилизацию можно спасти менее радикальными средствами. Но поскольку Вы денно и нощно трудитесь, чтобы убедить их в обратном, то рано или поздно даже им придется открыть глаза.

Я жаловалась, что американцы не ответили на 11 сентября взрывом гнева. Гнева сильно недоставало. Но посмотрите, как легко, несмотря на полное отсутствие гнева, мы стерли с лица земли два самых ядовитых исламских режима. Арабы известны своей трусостью, а афганцы - храбростью, но как это отразилось на результатах нашего вторжения? Никак. Не занимайтесь самообманом: ядерное оружие в Ваших руках может увеличить количество жертв, но победить вы все равно не сможете. Даже с самым ужасным оружием Вы все равно останетесь дикарями, не способными сопротивляться современной армии . Будь это не так, разве существовал бы сегодня Израиль? Подумайте о дне, когда мы наконец восстанем во гневе. Куда Вы побежите, когда это произойдет? Что завопит камень, за которым Вы попытаетесь спрятаться?

Я не настолько наивна, чтобы не заметить зловещего предупреждения в Вашем письме. Вы говорите, что если я не соглашусь вступить с Вами в контакт на Ваших условиях, то со мной обойдутся, как с Тео ван Гогом. Почему единственным способом для ислама доказать, что он является “религией мира и любви” остается убийство тех, кто знает, что это - ложь, и не боится об этом сказать? Почему единственный способ для мусульманина сохранить верность себе - это убийство? Допустим, Вам удастся перерезать мне горло, чтобы доказать бесконечную доброту Вашего бога и мудрость его пророка. Это, безусловно, поможет увидеть правду и мне самой и миллионам других людей.

За что же, по-Вашему, я должна перед Вами извиниться?

С искренним отвращением, Яшико Сагамори

Жизнь человеческая похожа на борхесианский «сад затерянных тропок». Время от времени на нашем пути возникают перекрёстки, ответвления, разделения. Нам предоставляется ВЫБОР. И дальнейшая наша жизнь определяется сделанным нами (нами ли?) выбором. Но как распознать ПРАВИЛЬНЫЙ выбор? И что такое ПРАВИЛЬНЫЙ выбор? Кто ответит на эти вопросы?
Ниже следует несколько рассказов, сюжетно объединённых наличием одного и того же персонажа. Различие однако состоит в том, что герой этих рассказов, попадая на перекрёсток, выбирает разные пути, которые и определяют развитие его жизни.
Следует отметить, что автор совершенно нейтрально относится к решениям, принимаемым его героем. Он не одобряет и не порицает предпринимаемые им шаги. Также отсутствует этическая или моральная (счастливая — несчастливая) оценка жизни. Желательно чтобы и читатель отрешился, насколько можно, от оценочных категорий и принял описываемые жизненные истории как таковые.
Задачей автора было нащупать и показать связь между прошлым, настоящим и будущим в судьбе героя. Для проявления этой связи автор сознательно отрешился от всевозможных литературных реминисценций и всяческих сюжетных украшательств.

«Я хочу чтоб к штыку приравняли перо»

Способность и привязанность Бориса к гуманитарным дисциплинам проявилась рано. Уже в восьмом классе его сочинения на «свободную тему» заслуживали высших баллов и зачитывались вслух. Его раскованная и правильная русская речь вызывала благосклонность преподавателей литературы и истории, с одной стороны и завидные взгляды и насмешки его соучеников, с другой.
Возможно причиной явилась его ранняя любовь и привычка к чтению. Возможно часто встречающаяся у евреев способность к усвоению русской речи. Способность, неблагопрятно выделяющая их по сравнению с коренным населением.
Во всяком случае, когда в их маленькую провинциальную школу приехал представитель областного отдела народного образования (ОБЛОНО) и посетил показательный урок в 10 классе, именно на Бориса пал выбор Зои Алексеевны — директрисы и преподавательницы литературы — прочесть «Советский паспорт». Напряжённый, он вышел перед классом и с пафосом прочёл: «Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза...». Тут, по выражению язвительной соученицы Вики Комаровой, «голос его отрочески зазвенел» и наступила тишина, взорванная аплодисментами. А потом представитель вызвал его в учительскую, пожал руку, поздравил и рекомендовал выбрать литературную или гуманитарную карьеру.
Чем ближе подступали экзамены на аттестат зрелости, тем более Борис проникался этой идеей. Родители не были в восторге. Они предпочитали, как они выражались, нечто более «солидное» и «практическое». Отец говорил о физике, о химии, мать мечтала о карьере врача. Борис колебался, но пока держался стойко: «хочу заниматся литературой и всё!».
Пошли на крайние меры. Среди дальней родни числился некий Роман Абрамович, средней руки журналист. Был он родом из Польши, знал «идиш» и пописывал изредка в польских еврейских газетах. Время от времени публиковался и в местной прессе.
И вот с этим Роман Абрамовичем родственики и свели Бориса, для так называемого «профессионального» разговора. Борису Роман Абрамович не понравился. Был он какой-то скользкий, от прямых вопросов уклонялся, о журналистике говорил цинично и в целом рекомендовал Борису держаться подальше от дисциплин связанных с идеологией.
Однако будучи правоверным комсомольцем и рассматривая жизнь с этих позиций, Борис отбросил чуждые рекомендации Роман Абрамовича и «обывательские» советы родителей и сделал, первый в своей жизни , самостоятельный выбор — подал бумаги на историко-филологический.
Легко сдал вступительные экзамены и... началась весёлая студенческая пора. Лекции, семинары, студенческие пирушки, девочки, поездки в подшефные колхозы, общественные дела. Всё это заполняло дни и недели, некогда было оглянуться. Однако, примерно с курса третьего, стал Борис задумываться о жизни. Мало заметное течение стало постепенно относить его к определённому кругу. Участников этого круга тогда презрительно называли «стилягами». Они отличались определённой начитанностью (Хэмингуэй, Ремарк), любили Есенина, Вертинского и Лещенко, относились критически к преподавателям кафедры марксизма-ленинизма, называя их, между собой «колунами». Всё это не способствовало обретению внутренней цельности и вносило разлад между аудиторными лекциями и внеаудиторными разговорами.
И тут произошла встреча, надолго определившая будущее Бориса. Как-то на перемене к нему подошла Тося, факультетская секретарша, и таинственно округляя глаза и понизив голос, сообщила, что с Борисом хочет побеседовать кто-то и ему надо немедленно зайти в деканат. Зайдя в деканат, он увидел хорошо одетого, средних лет, улыбчивого мужчину, уверенно сидящего в кресле декана.
— Новый декан, что-ли, — подумал Борис. Но это был не декан.
— Я из комитета государственной безопасности, — широко улыбаясь произнёс незнакомец, — зови меня, ну скажем, Андрей Николаевич.
И далее, в течении часа, последовала беседа, из которой Борис узнал, что органы уже давно интересуются и наблюдают за его поведением и за его дружескими контактами. И надо прямо сказать, что они огорчены. Очень, очень огорчены! И их огорчение происходит от того, что Борис слепо и бездумно губит свою столь многообещающую карьеру.
Он, Андрей Николаевич, тоже любит читать Хэмингуэя и с удовольствием слушает Вертинского, но всё это в нерабочее, только в нерабочее время! А в рабочее время и мы — чекисты и вы — журналисты должны укреплять идеологическое единство нашего народа. Последовательно... неуклонно... бороться... искоренять... принципиально...
Много подобных фраз пришлось выслушать Борису, но главное пришло в конце.
— Так вот, Боря, — отечески произнёс Андрей Николаевич, — будем работать вместе. Ты нам будешь помогать, мы — тебе. Лады?!
Борис смотрел в серые, неулыбчивые глаза «Андрей Николаевича», слушал его мягкий баритон... Почему-то было ужасно жалко себя, своей сломанной юности, своей несостоявшейся будущности. А почему это не состоявшейся? Вот оно — будущее, сидит на расстоянии трех метров. Стоит только руку протянуть. И кто сможет упрекнуть Бориса? Кто и что ему давал бесплатно, за просто так? И сейчас выбросить, с таким трудом достигнутое, свинье под хвост?! Нет и нет! Он не отдаст так просто всё, к чему с таким трудом продирался все эти годы.
Так Борис Малкин сделал второй в своей жизни сознательный выбор . Нет, он не отошёл от своих диссидентских друзей и не примкнул к комсомольским активистам, а остался где-то между. Его принимали и в той и в другой кампании. И тут и там он был как бы между своими. Только неясно было где же, по-настоящему, были свои?
Закончив университет и получив, неожиданно для всех, лучшее возможное распределение — в местную областную газету, Борис не выглядел счастливым. Вместо того, чтоб вступить в реальную жизнь с определёнными установками, он, за пять лет обучения в ВУЗе, не только растерял свою школьную идеологическую девственность, но и не приобрёл вместо нее ясную жизненную позицию. Он стал относиться к своей профессии, да и к жизни вообще, так как когда-то говорил о ней Роман Абрамович — цинично, с кривой полу-улыбкой.
Женившись, не по любви, на племяннице ответственного секретаря редакции, Борис (теперь уже Борис Ильич) стал делать доступную для советского еврея карьеру. Карьеру эту надо было делать не брезгая ничем. И Борис не брезговал. Николай Иванович, начальник отдела, быстро почувствовал готовность Бориса делать что угодно и продавать своё перо за любые ощутимые блага. И они, эти блага, не преминули прийти.
Улучшенная квартира в центре, автомашина цвета морской волны, японская стереоустановка и, наконец, мечта всех журналистов их газеты: поездки за границу, в капстраны.
Один за другим проходили годы. Борис Ильич постарел, полысел, обзавёлся животиком, одышкой и больной печенью. Давно ушли в прошлое шумные друзья молодости, ночные споры, самиздат. И вместо этого пришло: «Что скажет Николай Иванович? И как отзовётся главный редактор?» Привычно, сыто и скучно проходила жизнь. Начал разменивать он уже шестой десяток, когда подули новые ветры.
Вначале появились и стали входить в употребление какие-то новые странные слова: ускорение... развитие в общепринятых мировых рамках, западная модель, многопартийная демократия. Самое странное заключалось в том, что слова эти произносились не «голосами» и истеричными диссидентами, а руководителями самого крупного ранга. И никто никого не сажал, никто никому не закрывал рот. «Указания бы, указания! Только нету его — указания». Потом появились и новые люди, как будто овладевшие этим словарём. Были они молоды, лет эдак под тридцать, очень самоуверены и всезнающи, более-менее владели английским и иронически улыбались, слушая Бориса Ильича.
Борис Ильич заметался. Все привычные ориентиры, все, с таким трудом, сложившиеся отношения пошли прахом. В газете стало нечего делать. Привычно написанные статьи никто не читал, а новым оборотам и новым мыслям Борис Ильич научиться уже не мог. Давно ушла в прошлое его способность быстро усваивать всё новое.
Пришло время задуматься не только о своей специальности, но и о своей национальности. Правда, о своём еврействе он не забывал никогда — среда не давала забыть. Он привык к тому, что на редакционных пьянках, Сапрыкин обязательно выдавал анекдот «про Абрамчика» и все посмеивались, искоса поглядывая на Бориса. Он и сам смеялся, уж очень метко иммитировал Сапрыкин местечковый акцент. Он привык к тому, что на редакционных летучках написание статей, громящих агрессивный Израиль, поручалось именно ему. Короче говоря, он относился к так называемым «придворным евреям» и носил своё еврейство как горб: мешает немного и не красит, но жить можно. И это был его молчаливый контракт с властью. Но пришли иные времена и власть закачалась и стало ей не до Бориса Ильича.
С другой стороны, оказалось, что есть в русском народе круги, которым существование Бориса Ильича и ему подобным не безразлично. И если раньше эти круги помалкивали, то при наступившей относительной свободе слова, они заговорили достаточно громко. Лозунги «Россия для русских!» и «Евреи убирайтесь в свой Израиль!» отличались от анекдотов Сапрыкина прямотой и конкретностью.
И хотя не испытывал Борис Ильич никакой тяги к крошечному государству на Ближнем Востоке и никак себя с ним не идентифицировал, пришлось ему, в страхе перед наступающими в России событиями, начать паковать чемоданы. Уехать из страны было в это время уже не сложно. Еврейское Агенство (Сохнут) достаточно оперативно снабдило их билетами, визами и проездными документами. И уже вскоре громадный “Boeing 707” за четыре часа перенес их из привычного мира в аэропорт имени Бен-Гуриона, Тель-Авив. Там, за полчаса, замученный и равнодушный чиновник быстро завершил все формальности, выдал небольшую сумму денег на первоустройство, а говорящий на непонятном языке лихой шофёр отвёз их в город Хадеру, сгрузив жалких четыре чемодана у района мобильных, сборных домов.
Шофёр умчался и они остались одни наедине с молчанием пустыни. Никто их не встречал, пыльные пальмы покачивали мохнатыми вершинами, издалека доносилась заунывная восточная мелодия и липкий пот заливал глаза. Постояв, они поплелись к ближайшему домику и осторожно постучали. Не получив ответа и приоткрыв дверь, они увидели, что домик пуст. Ещё несколько домиков оказались незанятыми. Наконец им повезло и на стук на крыльцо вылез заспанный небритый мужчина кавказской внешности. «Вай-вай-вай! Ещё дюраков прывезли! Пажалуста на историческу родыну! Мэна завут Гоги, а тэба?» — мрачно обратился он к Борису Ильичу. Бориса передёрнуло, но делать было нечего, Гоги оказался первым принявшим в них участие.
Постепенно перспективы становились яснее и мрачнее. Материальная поддержка будет продолжаться шесть месяцев. За это время иммигрант должен настолько овладеть ивритом, чтобы быть способным выполнять хотя бы простую работу. Однако возраст Бориса Ильича (60 лет) делал мало вероятным, что он сможет настолько изучить иврит, чтобы претендовать хотя бы на должность кассира в супермаркете. И это в условиях, когда тысячи более молодых и более энергичных обивают пороги контор, магазинов и гостиниц. Но повезло. Через знакомых, полузнакомых и совсем незнакомых удалось выяснить, что городским властям требуются подметальщики улиц. Город обеспечивает спецодеждой и инструментом. Знание языка не обязательно.
Когда Борис Ильич, бывший собкор крупной областной газеты, бывший член лекторской группы обкома и пр. и пр., одетый в синию профодежду и вооружённый метлой и совком, выходил на улицу, всё в нем играло и пело. Куда-то далеко ушло и растворилось прошлое, стали неважными амбиции и профессиональная суетня. Не спеша, помахивая метлой и наполняя мусорные ящики, Борис Ильич думал о том, как после четырёх, закончив смену, он встретится со своим другом Гоги, они зайдут к Моне в пивную и там за пивом «Маккаби» будет Гоги рассказывать ему, как хорошо он жил в Сухуми.

Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений Серов Вадим Васильевич

Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо

Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо

Из стихотворения «Домой!» (1926) Владимира Владимировича Маяковского (1893-1930).

Иносказательно о социальной роли поэзии, литературы вообще.

Из книги Азбука безопасности в чрезвычайных ситуациях. автора Жаворонков В.

7. 3. ЧТОБ НЕ «ПОДЗАЛЕТЕТЬ»… Информации к размышлению. По мнению некоторых известных акушеров-гинекологов, огромное число абортов, проводимых в России, является национальной трагедией необъятных размеров. В нашей стране врачи проводят приблизительно 25 процентов всех

Из книги Все обо всем. Том 1 автора Ликум Аркадий

Кто изобрел перо? Письменность явилась важным вкладом в развитие цивилизации. Она дает возможность человеку записывать свои мысли и дела. До появления пера человек пользовался различными приспособлениями для написания букв. Например, в древности человек использовал

Из книги Большая Советская Энциклопедия (КА) автора БСЭ

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ПЕ) автора БСЭ

Из книги Энциклопедия символов автора Рошаль Виктория Михайловна

Перо птицы Ацтекский головной убор из перьев (рисунок из Кодекса Мендосы)Птичье перо символизирует истину, легкость, Небеса, высоту, скорость, простор, душу, элемент ветра и воздуха, противопоставленный принципу влажности, сухость, путешествия за пределами

Из книги Мифологический словарь автора Арчер Вадим

Перо (греч.) - дочь Нелея, сестра Нестора, жена Бианта, брата

Из книги Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений автора Серов Вадим Васильевич

Вот так номер, чтоб я помер! Начало стихотворного фельетона (1920-е гг.) «Советский лгун» артиста эстрады, исполнителя сатирических куплетов Ильи Семеновича Набатова (1896-1977): Вот так номер, Чтоб я помер, Чтоб я пропал, Чтоб я документы потерял!.. Говорится в случае крайнего

Из книги HTML 5, CSS 3 и Web 2.0. Разработка современных Web-сайтов автора Дронов Владимир

К штыку приравнять перо Из стихотворения «Домой» (1926) Владимира Владимировича Маяковского (1893-1930):Иносказательно: сделать поэзию или авторское творчество вообще орудием общественно-политической

Из книги Энциклопедия биолокации автора Красавин Олег Алексеевич

Не хочу учиться, хочу жениться Из комедии «Недоросль» (1783) Дениса Ивановича Фонвизина (1744- 1792). Слова Митрофанушки, обращенные к матери (действ. 3, явл. 7): «Час моей воли пришел: не хочу учиться, хочу жениться».Цитируется как иронический комментарий к настроениям праздных,

Из книги Сказочные герои автора Голдовский Борис Павлович

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать Из стихотворения «Элегия» («Безумных лет угасшее веселье...», 1830) А. С. Пушкина (1799-1837): Но не хочу, о други, умирать; Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать; И ведаю, мне будут наслажденья Меж горестей, забот и треволненья: Порой опять гармонией

Из книги Готовимся к пенсии: осваиваем Интернет автора Ахметзянова Валентина Александровна

Из книги Отдых без посредников автора Романовская Диана

Из книги Самый полный справочник птицевода автора Слуцкий Игорь

Перо Жар-птицы. Применяется для украшения и освещения жилища (чаще всего – царского, но иногда и избы). Вещь красивая, практичная. Экономит горючее, электроэнергию, экологически чистая. Массовым тиражом перья жар-птицы не выпускаются, так как популяция жар-птиц на грани

Из книги автора

Из книги автора

Ваше Хочу против Хочу любимых людей: ищем компромиссы Мы у себя не одни. Еще есть семья, друзья, их интересы и желания. И это надо учитывать при планировании совместного отдыха. Попросите всех, кто едет с вами отдыхать, заполнить анкету. Если ваши желания и интересы

Из книги автора

Перо, пух От кур получают выгоду не только в виде пищевых яиц и диетического мяса. Их перьевой покров также используется человеком в быту для набивки подушек. Разумеется, куриное перо уступает гусиному своей гибкостью, упругостью. Оно менее склонно восстанавливать свои

Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо? October 3rd, 2009

По-гречески "стилос" (στύλος) означает "столб, колонна". Приблизительно в этом значении в русском языке прижилось другое древнегреческое слово, "стела", (στήλη). Стела - тоже колонна, но с украшениями и надписями.

"Стилосом" в древней Греции называли также и инструмент для письма. Представлял он собой небольшую палочку. (Палочка - цилиндрик, немного похожий на столб. Отсюда и сходство названий). Один конец стилоса был заострен, а другой - сплющен. Стилосом писали на дощечках покрытых воском. Светлый воск покрывал темную дощечку, и если его царапали острым концом стилоса, оставался хорошо видимый след. Написанное было легко стереть. Для этого следовало только пригладить воск сплющенным, как лопаточка, другим концом стилоса. На таких дощечках дети в школах учились письму, а взрослые хранили какие-нибудь не очень важные заметки на память: текущие расходы, мелкие долги, записки к родным и членам семьи. Иногда стилосом пользовались ораторы, записывая на вощенных дощечках если не все содержание своей речи, то хотя бы тезисы.

И нехитрый этот инструмент для письма, и даже его название у древних греков переняли древние римляне. В Риме вообще считали греков самыми большими специалистами в области культуры. И, кстати, не комплексовали по этому поводу. У каждого народа - своя стезя, вполне разумно считали римляне. Кто-то делает красивые статуи, кто-то рассказывает удивительные истории, кто-то лучше нас выращивает хлеб и виноград. Но кому-то ведь надо всеми этими умельцами повелевать! Тоже очень важное дело. Сомнений по поводу того, кто самый лучший в мире администратор, у римлян не было. У других народов, впрочем, тоже.

Греки, рабы или свободные, нанятые за плату, были в древнем Риме учителями. Поэтому почти все римляне сносно говорили по-гречески и хорошо знали греческих писателей и философов. Даже пантеон своих богов они скопировали с пантеона богов древнегреческих. Да и слов, заимствованных у греков, в латинском языке было предостаточно. Настолько, что римляне ввели в свой алфавит буквы, которые применяли только для транскрипции греческих слов: V, X, Y, Z. Буква Y даже называется "и-грек" ("греческое и"). Слово "стилус" по-латыни писалось именно с "игреком": stylus. Ведь римляне позаимствовали это слово у культурных греков вместе с соответствующим инструментом для письма.

А уж от римлян перешло оно (вместе с латинскими буквами) в европейские языки. В средние века стилусом по-прежнему пользовались в учебных заведениях. О тех же, кто мог грамотно и красиво изложить на письме свои мысли, стали говорить, что у них хороший, красивый, стилус. Так в европейские языки (и в русский, в том числе) вошло слово "стиль". А свой рабочий инструмент многие писатели стали высокопарно именовать "стило". И даже вставляли это красивое слово в стихотворения, притворяясь "кустарями без мотора" и требуя скидки с подоходного налога:

А если вам кажется, что всего делов — это пользоваться чужими словесами, то вот вам, товарищи, мое стило, и можете писать сами! (В.Маяковский. Разговор с фининспектором о поэзии)

Но вернемся в средневековую Европу. В то время, как древний стилус продолжал трудиться на ниве образования, на большую дорогу в самом неприятном смысле этого слова вышел его однофамилец. Ну, почти однофамилец: стилет.

Первоначально это был специальный нож, который мирные крестьяне или горожане использовали для того, чтобы быстро и аккуратно прикончить свинью. Стилет был тонкий, длинный с очень острым колющим концом. Опытный мясник одним ловким ударом вгонял его в сердце хрюшки, так что та даже взвизгнуть не успевала.

Стилет довольно скоро стал любимым оружием ночных грабителей и наемных убийц, в первую очередь, в Италии. Тонкий кинжал легко было спрятать в голенище сапога или в складках плаща. В складках женского платья тоже. Стилет часто оказывался лучшим и единственным защитником средневековой женщины.

Оружие это было убийственное и безжалостное. От удара в сердце или в печень жертва умирала почти мгновенно и беззвучно. Даже рыцарские доспехи не спасали. Тонкое лезвие легко проходило в стыки между металлическими пластинками панцыря и жалило в печень.

А название свое стилет получил потому что был похож на стилус. Такой же заостренный с одной стороны и тупой с другой, там где находится рукоять. "Stiletto" - по-итальянски "маленький стилус". П ерышко, с позволения сказать. Теперь понятно, из каких мрачных далей происходит бандитское наименование ножа, "перо" и угроза "я тебя распишу, как Бог черепаху"?

Стилетом пользовались не только бандиты. Каждый благородный рыцарь кроме меча имел его в качестве второго оружия. Применялся стилет для самозащиты, поскольку давал преимущество спешенному воину перед рыцарем на коне. Снизу, защищаясь, уколоть противника проще. Было у стилета и еще одно назначение: одним ударом добить поверженного врага или прекратить мучение тяжело раненного соратника. Поэтому стилет называли еще "кинжалом милосердия" (по-французски "misericorde ") Впрочем, благородное название не придало стилету благородства.

А стилус, казалось бы давно ставший музейным экспонатом, вдруг возродился с появлением карманных компьютеров и электронных книг. Ни клавиатуры, ни мышки у этих устройств нет, зато они снабжены чувствительным экраном. В комплект входит и стилус, тонкая заостренная палочка. Касаясь стилусом экрана можно вводить в карманный компьютер информацию. Одно из самых удобных свойств "налодонников" - возможность "рукописного" ввода букв и цифр. Значки, которые для этого надо "писать" в определенной части экрана, не сложны. Их можно легко выучить, после чего ввести информацию в карманный компьютер становится так же легко, как написать записку.

Полезные ссылки:

Я Хочу, чтоб к штыку приравняли перо
Из стихотворения «Домой!» (1926) Владимира Владимировича Маяковского (1893-1930).
Иносказательно: о социальной роли поэзии, литературы вообще.

Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений. - М.: «Локид-Пресс» . Вадим Серов . 2003 .

• Я хотел бы жить и умереть в Париже
• Я царь или не царь?

Смотреть что такое "Я Хочу, чтоб к штыку приравняли перо" в других словарях:

ЧТОБ Толковый словарь Ушакова

ЧТОБ - и ЧТОБЫ [што], союз. 1. Присоединяет придаточное предложение цели к главному предложению, а также вводит конструкцию с инф., выражающим цель действия. «Лежит на нем камень тяжелый, чтоб встать он из гроба не мог.» Лермонтов. «Я пригласил вас,… … Толковый словарь Ушакова

чтоб - и чтобы, союз и частица. 1. союз цели. Присоединяет обороты с неопределенной формой глагола, имеющие значение цели. Осетин извозчик неутомимо погонял лошадей, чтобы успеть до ночи взобраться на Койшаурскую Гору. Лермонтов, Бэла. Чтобы придать… … Малый академический словарь

хоте́ть - хочу, хочешь, хочет, хотим, хотите, хотят; несов. 1. Испытывать желание, охоту, ощущать потребность, необходимость в чем л. Хотеть пить. Хотеть есть. □ [Мефистофель:] Желал ты славы и добился, Хотел влюбиться и влюбился. Пушкин, Сцена из Фауста.… … Малый академический словарь

СТАЛИН - (псевдоним Иосифа Виссарионовича Джугашвили (1879 1953); один из руководящих деятелей КПСС, Советсткого государства; см. тж ДЖУГАШВИЛИ) От гуда / дрожит / взбудораженный Смольный. / В патронных лентах / внизу пулеметчики. / Вас / вызывает /… … Собственное имя в русской поэзии XX века: словарь личных имён

приравня́ть - яю, яешь; прич. страд. прош. приравненный, нен, а, о; сов., перех., к кому чему (несов. приравнивать1). Поставить в один ряд с кем, чем л., уподобить, сделать равным кому, чему л. Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо. Маяковский, Домой! Отвага… … Малый академический словарь

сложное предложение - Предложение, состоящее из двух или нескольких частей, по форме однотипных с простыми предложениями, но образующее единое смысловое, конструктивное и интонационное целое. Единство и цельность сложного предложения создаются для отдельных его типов… … Словарь лингвистических терминов Российский гуманитарный энциклопедический словарь

Напечатать