За что сидел ярослав смеляков. Ярослав васильевич смеляков - чтобы помнили. Возвращение к литературной деятельности
Б. Пастернак больше считал себя философом, нежели поэтом. Ему были интересны абстрактные вещи, пытался понять, а почему это произошло, а почему то и почему ни как иначе, почему кому-то дано все, а кому-то ничего, за что так все устроено в этом мире. И ежедневно проводил подобный анализ, пока не пришел к выводу, которая сказана в библии: «Благими намерениями вымощена дорога в ад».
О чем и рассказывается в данном стихотворении «Перемена», которая была создана в 1956г. «Я льнул когда-то к беднякам», подчеркивая то, что он всегда относился к бедным людям благосклонно, и презирал тех, кто жил в роскоши.
Поэт с небольшим смущением говорит о том, что в свое время «с барством был знаком», то есть вырос вполне богатой и интеллигентной семье. Но даже здесь чудилось ему что-то чужое, не родное, и это ему не нравилось, он пытался какими-то способами уйти из подобной обстановки. И спустя годы автор понял, что ему лучше всего находится среди простых людей, которые не хитрят ради личной выгоды и всегда говорят то, что они думают на самом деле в данной ситуации. Конечно, у Б. Л. Пастернака имелись разные знакомые, с разными взглядами на жизнь, но ему было приятней всего находиться с теми, кто прост и откровенен: «За что и делали мне честь, меня считая тоже рванью», — пишет автор.
Анализ стихотворения Перемена по плану
Анализ стихов автора:
Перемена
Возможно вам будет интересно
Данное произведение было написано Сергеем Сениным в 1915 году, но опубликовали его только в 1919. По воспоминаниям современников автора, Есенин, читая стихотворение перед публикой, не стеснялся своих слёз, чем смешил добрую часть слушателей
Афанасий Фет – был замечательным русским поэтом, он основал такой жанр как лирическая миниатюра. Он ограничивает тематику своих произведений показывая в основном любовь и природу. Автор брал за главное желание передать ту красоту мгновений
В 1917г. вышел 3 том поэтессы под названием «Белая стая», которая является наиболее значимой из всех ею написанных произведений.
Написанное в начале девятнадцатого века стихотворение «Кавказ» до сих пор наполняет читателя свежим ветром гор, яркими впечатлениями. Здесь словами нарисована прекрасная картина
«Муза» – это богиня вдохновения, так считали и продолжают считать многие писатели. Для людей творческого образа это весьма характерный жест. Она даёт начало творчеству, помогает сделать стих поистине красивым.
Окончание. Начало в №452
Одно из происшествий вполне благополучного для него в прочих отношениях 1961 года, тщательно утаиваемое биографами этого человека, на наш взгляд, поможет лучше понять, насколько был искренен Смеляков, когда писал свое стихотворение «Мальчишки» («О прошлом зная понаслышке, / С жестокой резвостью волчат…»).
Одним из этих «мальчишек» во второй половине 50-х годов был для прошедшего огонь и воду Ярослава Смелякова Володя Соколов, недавний студент Литературного института и автор пока единственной поэтической книжки «Утро в пути» (1953). По свидетельству сестры Соколова Марины Николаевны, «Володя обожал его стихи и часто вслух декламировал и знаменитую «Любку Фейгельман», и «Хорошую девочку Лиду», и «Если я заболею, к врачам обращаться не стану. Обращусь я к друзьям, не сочтите, что это в бреду, постелите мне степь, занавесьте мне окна туманом…»
Вскоре Соколов оказывается в числе ближайших учеников мэтра, руководившего отделением поэзии СП. К этому времени молодой человек был женат, имел маленького сына Андрея, немного позже родилась дочь Снежана. Женой начинающего поэта была Генриетта Христевна Попова, болгарка. В 1954 г. она окончила философский факультет МГУ, в 1955-м они поженились. Генриетта, которую в быту называли Бубой, преподавала болгарский язык в Литературном институте, Владимир работал секретарем секции поэзии в СП. Первое время они проживали вместе с матерью и сестрой Соколова на Никольской улице. В 1957-м получили двухкомнатную квартиру на Ломоносовском проспекте, по соседству с домом, где жил Смеляков.
Однажды, воспользовавшись начальственным по отношению к Соколову положением, Смеляков отправил его в командировку в Братск, а сам пришел в его квартиру и соблазнил Бубу. Очевидно, обычная в его практике интрижка обернулась для Генриетты настоящей трагедией. Она всерьез влюбилась в этого человека, пленившего ее, по мнению М. Н. Соколовой, стихами и ореолом мученика. Между ними завязался роман, вскоре ставший достоянием всей литературной Москвы. Не знали о нем только Соколов и его родные.
Смелякова все как будто устраивало, его жена привычно помалкивала. Первой устала лгать Буба. Утром 31 марта 1961 г., когда дети находились в Болгарии у ее матери, она обо всем рассказала Соколову, приведя его в состояние шока. Он вышел из дома и, пройдя пешком километров двадцать, оказался в квартире матери на Никольской. Буба в это время отправилась к Смеляковым. Дверь ей открыла Татьяна Стрешнева, а Смеляков не нашел ничего лучше, как оскорбить и выгнать соблазненную им женщину прямо с порога квартиры.
Далее предоставляю слово М.Н. Соколовой: «Она вернулась домой, и тут выяснилось, что второпях она забыла ключ дома, а дверь захлопнула. Они жили на втором этаже. В это время к ней пришли гости: Галя, жена Евтушенко, и поэт Александр Межиров, все стояли на лестничной площадке. Мимо шла жена писателя Ажаева, узнав, что Генриетта забыла дома ключ и они не могут войти, она пригласила всех к себе, на восьмой этаж. Далее рассказывали, что Генриетта стала вести себя так странно, что они вызвали врача, а ее уложили на кровать в отдельной комнате. Оставили там ее одну, а когда вошли посмотреть, как она себя чувствует, окно было открыто, и ее в комнате не было. Она умерла мгновенно. <…> Буба лежала в морге. Ночью мне приснился сон. Она в белом платье, в котором ее должны были хоронить, передает мне ребенка - это Снежана. Ждали решения ее матери, где хоронить, в Болгарии или России. Иванка Ангеловна решила: в России. А Ярослав Смеляков? Ни разу не объявившись, он срочно, когда она была еще в морге, улетел в Прибалтику, в Дом творчества. А она-то, наверное, думала, как он будет переживать, стоя у ее гроба».
За случившееся Смеляков не понес никакой ответственности. Может быть, он был более искренен, когда писал:
Но как он страшен,
посвист старый,
как от мечтаний далека
ухмылка наглая гусара,
гусара наглая рука.
Как беспощадно пробужденье,
когда она молчит,
когда,
ломая пальчики,
в смятенье,
бежит - неведомо куда:
к опушке, в тонкие березы,
в овраг - без голоса рыдать.
Не просто было эти слезы
дешевым пивом запивать.
Их и сейчас еще немало,
хотя и близок их конец,
мужчин красивых и бывалых,
хозяев маленьких сердец.
У них уже вошло в привычку
влюбляться в женщину шутя:
под стук колес,
под вспышку спички,
под шум осеннего дождя.
Они идут, вздыхая гадко,
походкой любящих отцов.
Бегите, Катя, без оглядки
от этих дивных подлецов.
Эти никуда не исчезающие гусары, дантесы, «дивные подлецы», которые все идут и идут, «вздыхая гадко», - не типичный ли для ущербного русского сознания образ чужого, в которого вечно рыщущая в поисках нравственной опоры совесть запихивает свои собственные нечистоты?
Последние 15–20 лет жизни нравственную опору Смеляков искал там, где опереться, в сущности, было не на что. Речь идет о «великом русском народе». Во-первых, никакого величия от народа, так и не успевшего до начала трагических событий 1914–1917 гг. оформиться в современную политическую нацию, к тому времени не осталось. Дорогая сердцу поэта советская власть довершила разрушение, начатое в 1914-м властью царской. На месте некогда единого, набиравшего силу народа была теперь расползающаяся, не поддающаяся определению масса, кое-как выбравшаяся из-под жерновов нескольких истребительных войн, массовых депортаций и планомерного государственного террора, всего более походившего на самоуничтожение. Она уже давно ни во что не верила, смирилась с происходившим и была занята элементарным выживанием.
Здесь самое время вспомнить о времени и месте рождения Смелякова: 1913-й, Волынь. Канун великой войны, место развернувшихся вскоре ожесточенных сражений двух огромных армий. Именно летнее немецкое наступление 1915-го привело к бегству семьи будущего поэта в российскую глубинку и на долгие годы лишило его малой родины (до 1918-го Волынь находилась под немецко-австрийской оккупацией, с 1919-го по 1939-й входила в состав Польши, с 1941-го по 1944-й - снова под немецкой оккупацией). За это время «русский дух» окончательно выветрился из этой земли. Увы, не только там. В аналогичном положении оказались огромные пространства Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии и Прибалтики. Никакого стремления к возвращению в «родное лоно» населявшие эти земли народы отчего-то не проявили. Странно, что столь очевидные факты не заставили Смелякова, уроженца Волыни, задуматься о причине произошедшего. Или, может быть, задумывался, да ответ искал не там, где надо?
Так или иначе, но летнее немецкое наступление 1915 г. ознаменовало начало распада Российской империи. Сразу выяснилось, что единого национального государства на ее необозримых просторах не существовало и населявшие их народы, весьма не похожие друг на друга, в минуту серьезного кризиса готовы очертя голову отдаться центробежным силам. «Великороссы», которых до сих пор кто-то все еще считает государствообразующим народом, свою «великую империю» от развала не только не удержали, но, сразу после поражения в войне отечественной, втянувшись в еще более разрушительную и кровопролитную гражданскую, как раз и сделали для этого все возможное. Интернациональная преступная группировка, оказавшаяся в результате у власти, создала лишь внешне казавшуюся прочной конструкцию, всего за полвека прогнившую до основания и при первом же чувствительном толчке развалившуюся в считанные дни на глазах у всего мира. Теперь модно говорить о рухнувшей экономике, угрозе голода и тому подобных вещах как о главной причине произошедшего. Как будто этого не случалось раньше! Распад страны произошел по единственной причине: отсутствия главной скрепы государства - современной нации, подобной тем, какие давно существовали в большинстве стран Западной и Центральной Европы.
Можно сколь угодно долго писать людям в паспортах «русский», «татарин» или «украинец» - никого из них тем самым не превратишь ни в одного, ни в другого, ни в третьего. Можно даже огромную империю переименовать в «Российскую Федерацию» - но ни русской, ни российской, ни любой другой нации этой мерой не создашь и даже толчка для начала необходимого движения не вызовешь. Нации образуются движением снизу, исподволь. Это довольно долгий, малозаметный, почти растительный процесс. Основным внешним признаком, указывающим на его необратимость, является создание жизнеспособного национального государства. Но на географическом пространстве, называемом сегодня Россией, ничего подобного пока еще не возникало. Ни Московское царство, ни Российская империя, ни Советский Союз, в котором Смеляков прожил практически всю жизнь, национальными государствами не являлись. Очевидно, по этой причине любая здешняя власть, не нащупывая ничего прочного, самоорганизованного, саморегулируемого и самодостаточного, всякий раз стремилась сама создать такую силу. Имя ей - чиновничество, численность которого и сегодня поражает воображение. Но весь фокус в том, что народ, веками управляемый этой многомиллионной армией и привыкший к подчиненному, безответственному состоянию, так и будет оставаться в лучшем случае народом, в худшем же - и вовсе превратится в безликую атомизированную массу. Разумеется, у него сохранятся какие-то обычаи, исторические воспоминания, мифы, песни, пляски, зрелища, любимцы и вожди. Со временем они будут представлять интерес для бытописателей, коллекционеров, этнологов и музейных работников.
Короткий по мировым меркам подъем русской литературы и искусства (начиная с Пушкина, Глинки и Айвазовского и заканчивая Чеховым, Чайковским и Репиным) лишь подтверждает вышесказанное, ибо он протекал фактически одновременно с начавшимся процессом формирования русской нации. Кого-то, очевидно, смутит или даже возмутит слово «начавшимся». О каком, мол, начале может идти речь, если русская нация, как, очевидно, полагал и Смеляков, и его духовные вожди, сформировалась при Иване Грозном, а то и раньше. Боюсь, однако, что в нашем языке нет более спорного понятия, чем нация. Мало-мальски точно не установлено, даже когда появилось у нас это слово. Наиболее адекватное определение нации дано, пожалуй, в «Большом словаре иностранных слов» (М., 2006): «Исторически сложившаяся совокупность людей, имеющая общее происхождение, язык и культуру». В нашем случае важнейшими характеристиками являются язык и культура, так как общее происхождение русских, белорусов и украинцев вряд ли вызывает у кого-то сомнение. Только язык и культура достаточно далеко развели их к моменту возникновения независимых государств, лишь внешне оформившего давно существовавшие различия. Но язык, на котором создан весь корпус русской литературы, театра, кино, вокальных жанров и эстрады - это тот, у которого имеются два конкретных создателя - Н. М. Карамзин и А. С. Пушкин, - отделенные от нас менее чем двумя столетиями. Культура же, которая создавалась на базе этого языка, вряд ли вообще сделалась бы общенациональной (как не стала таковой для русских с одной стороны и украинцев, чеченцев, татар с другой) до тех пор, пока существовало узаконенное рабство и почти поголовная безграмотность основной части населения. События Гражданской войны очевидным образом показали, что в случае продления института крепостного права на десяток-другой лет, распад империи произошел бы скорее по географическим, а не по «национальным» границам. Это отнюдь не фантастический сценарий, от которого Россия и сейчас не застрахована. Существовали же на протяжении нескольких веков два «русских» государства - Московское и Литовское княжества. Таким образом, говоря о первой трети XIX века как о времени, когда началось формирование русской нации, мы остаемся в рамках логики, вытекающей из вышеприведенных фактов и определений.
Самоубийственная бойня 1914–1917 гг., в которую власть ввергла совершенно неподготовленную к тотальной войне страну, привела к краху государства и оборвала это жизненно необходимое движение. Все, происходившее потом, было лишь следствием этой рукотворной катастрофы.
Подростковое сознание еще не сформированной нации, о которой правильнее все же говорить как о народе, оказалось как бы закупоренным в бутылке, пущенной на волю волн. Что это за волны, мы знаем: войны, депортации, террор, фальшивые «оттепели» и «ужесточения режима». И безостановочная пропагандистская ложь. В подобных условиях и от народа-то как цельного организма мало что останется, что уж говорить о нации!
Поэтому и Смеляков, искавший себе нравственную опору там же, где покровительствовавшие ему партийные чиновники так называемой «русской партии» С. Павлов, Ю. Мелентьев и А. Шелепин искали опору физическую, не находил ничего, кроме бесконечных воспоминаний о военных и трудовых подвигах «советских поколений».
Будучи поэтом по преимуществу лирическим и, несомненно, талантливым, он, разумеется, оставил след в истории советской поэзии ХХ века. Но для будущих историков интересен он будет не столько как поэт, сколько как ярчайшее зеркало полной неподвижности массового русского сознания. Эту неподвижность лучше всего передает образ облаков, усеивающих небо в ожидании очередного порыва ветра. Конечно, рано или поздно он их куда-то унесет, но приплывут другие, такие же, и точно так же неподвижно усеют небо. Избавиться от них невозможно.
Не облатками белыми путь
мой усеян, а облаками… -
признавался Смеляков.
Михаилу Лермонтову, личности совершенно иного типа, на заре формирования русской политической нации эти атмосферные явления навевали другие мысли:
Чужды вам страсти
и чужды страдания;
Вечно холодные,
вечно свободные,
Нет у вас родины,
нет вам изгнания.
Прошло всего ничего - сотня лет, и место изгнания стало с легкостью превращаться в родину, а родина - в место изгнания. Гений, создавший четыре тома литературных шедевров, едва зарабатывал на жизнь в качестве офицера действующей армии. Сочинитель десятка удачных лирических стихов мановением волшебства превращался в обеспеченного до конца дней государственного служащего.
Чýдны дела твои, Господи!
Поэт, критик, переводчик Смеляков Ярослав Васильевич р одился 8 января 1913 года в Луцке, в семье железнодорожного рабочего. Раннее детство прошло в деревне, где Ярослав получил начальное образование, затем он продолжил учение в московской семилетке. В 1931 окончил полиграфическую фабрично-заводскую школу, где публиковал свои стихи в цеховой стенгазете, писал обозрения для агитбригады. В это же время занимался в литературных кружках при «Комсомольской правде» и «Огоньке», был замечен Светловым и Багрицким.
Я напишу тебе стихи такие...
Я напишу тебе стихи такие, каких еще не слышала Россия. Такие я тебе открою дали, каких и марсиане не видали, Сойду под землю и взойду на кручи, открою волны и отмерю тучи, Как мудрый бог, парящий надо всеми, отдам пространство и отчислю время. Я положу в твои родные руки все сказки мира, все его науки. Отдам тебе свои воспоминанья, свой легкий вздох и трудное молчанье. Я награжу тебя, моя отрада, бессмертным словом и предсмертным взглядом, И все за то, что утром у вокзала ты так легко меня поцеловала. 1946
В 1932 вышла первая книжка стихов Смелякова «Работа и любовь», которую он сам же и набирал в типографии как профессиональный наборщик. В 1934-м был арестован по доносу, репрессирован и вышел в редком для освобождения году - 1937. Затем его снова посадили. Во время войны его освободили финны из карельского лагеря и он стал как бы военнопленным. Работал в Финляндии на ферме. Вернувшись на родину, Смеляков проходил так называемую проверку, жил в ограниченном радиусе: в Электростали. Вернулся в Москву, в 1948 выпустил книгу «Кремлевские ели», однако по доносу одного «собрата-поэта» снова был арестован. Освобождены по амнистии в 1956, Смеляков привез написанную в лагере романтическую поэму «Строгая любовь», триумфально принятую самыми строгими критиками.
Русский язык
У бедной твоей колыбели, еще еле слышно сперва, рязанские женщины пели, роняя, как жемчуг, слова. Под лампой кабацкой неяркой на стол деревянный поник у полной нетронутой чарки, как раненый сокол, ямщик. Ты шел на разбитых копытах, в кострах староверов горел, стирался в бадьях и корытах, сверчком на печи свиристел. Ты, сидя на позднем крылечке, закату подставя лицо, забрал у Кольцова колечко, у Курбского занял кольцо. Вы, прадеды наши, в неволе, мукою запудривши лик, на мельнице русской смололи заезжий татарский язык. Вы взяли немецкого малость, хотя бы и больше могли, чтоб им не одним доставалась ученая важность земли. Ты, пахнущий прелой овчиной и дедовским острым кваском, писался и черной лучиной и белым лебяжьим пером. Ты - выше цены и расценки - в году сорок первом, потом писался в немецком застенке на слабой известке гвоздем. Владыки и те исчезали мгновенно и наверняка, когда невзначай посягали на русскую суть языка. 1966Если я заболею, к врачам обращаться не стану, Обращаюсь к друзьям (не сочтите, что это в бреду): постелите мне степь, занавесьте мне окна туманом, в изголовье поставьте ночную звезду. Я ходил напролом. Я не слыл недотрогой. Если ранят меня в справедливых боях, забинтуйте мне голову горной дорогой и укройте меня одеялом в осенних цветах. Порошков или капель - не надо. Пусть в стакане сияют лучи. Жаркий ветер пустынь, серебро водопада - Вот чем стоит лечить. От морей и от гор так и веет веками, как посмотришь, почувствуешь: вечно живем. Не облатками белыми путь мой усеян, а облаками. Не больничным от вас ухожу коридором, а Млечным Путем.
Позже Ярослав Смеляков работал в редакциях газет, был репортером, писал заметки и фельетоны. В 1959 появился поэтический сборник «Разговор о главном», явлением в советской поэзии стала книга стихов Смелякова «День России» (1967). В 1968 была написана поэма о комсомоле «Молодые люди». Долгие годы, несмотря на нелегкий характер, Смеляков был единодушно уважаемым в профессиональной среде председателем московских поэтов.
В последние годы поэт все чаще обращался к дням, людям и событиям своей молодости. Много ездил по стране (цикл «Дальняя поездка»), бывал за рубежом, о чем Смеляков поведал в книге «Декабрь», в разделе «Муза дальних странствий». Переводил стихотворения с украинского, белорусского и других языков народов СССР. Награждён тремя орденами. Лауреат Государственной премии СССР (1967).
После смерти поэта вышли его книги «Мое поколение» (1973) и «Служба времени» (1975).
Белоруссам
Вы родня мне по крови и вкусу, по размаху идей и работ, белорусы мои, белорусы, трудовой и веселый народ. Хоть ушел я оттуда мальчишкой и недолго на родине жил, но тебя изучал не по книжкам, не по фильмам тебя полюбил. Пусть с родной деревенькою малой беспредельно разлука долга, но из речи моей не пропало белорусское мягкое "га". Ну, а ежели все-таки надо перед недругом Родины встать, речь моя по отцовскому складу может сразу же твердою стать. Испытал я несчастья и ласку, стал потише, помедленней жить, но во мне еще ваша закваска не совсем перестала бродить. Пусть сегодня простится мне лично, что, о собственной вспомнив судьбе, я с высокой трибуны столичной говорю о себе да себе. В том, как, подняв заздравные чаши вас встречает по-братски Москва, есть всеобщее дружество наше, социальная сила родства. 1968Ярослав Васильевич Смеляков. Родился 26 декабря 1912 (8 января 1913) года в Луцке Волынской губернии - умер 27 ноября 1972 года в Москве. Русский советский поэт и переводчик, литературный критик. Лауреат Государственной премии СССР (1967).
Ярослав Смеляков родился 26 декабря 1912 года (8 января 1913 по новому стилю) в Луцке Волынской губернии (ныне Украина).
Отец - Василий Еремеевич Смеляков, служил на железной дороге.
Мать - Ольга Васильевна, домохозяйка, происходила из семьи мещан Крицких, имевших купеческие корни.
Старшая сестра - Зинаида (1899 г.р.).
Старший брат - Владимир (1901 г.р.).
Ярослав был третьим и самым младшим ребенком в семье. О городе своего рождения - Луцке - он позже написал в стихах:
Я родился в уездном городке
и до сих пор с любовью вспоминаю
убогий домик, выстроенный с краю
проулка, выходившего к реке.
Мне помнятся вечерние затоны,
вельможные брюхатые паны,
сияющие крылья фаэтонов
и офицеров красные штаны.
Здесь я и рос. Под этим утлым кровом
я, спотыкаясь, начинал ходить,
здесь услыхал - впервые в жизни! - слово,
и здесь я научился говорить.
Ему было всего 1 год и 7 месяцев, когда к Луцку приблизился русско-немецкий фронт и семья Смеляковых уехала в Воронеж, на родину матери. Детство провёл в деревне.
В Воронеже Ярослав пошёл в 1-ю советскую трудовую школу. Знакомство с шедеврами русской поэзии, особенно с поэмами «Мцыри» и «Песнь о купце Калашникове», потрясло воображение Ярослава. Очень большое впечатление произвела на юного поэта книга стихов .
С 10 лет он начал писать стихи. Одиннадцатилетнего Ярослава мать послала к старшим детям в Москву для продолжения учёбы в семилетней школе, а вскоре и сама перебралась в столицу. Они жили в доме на Большой Молчановке, 31 (теперь на этом месте кинотеатр «Октябрь»).
В 1931 году окончил полиграфическую фабрично-заводскую школу. «В стенах этой школы, помещавшейся в Сокольниках, все мы с упоением дышали комсомольской атмосферой начала пятилеток», - писал поэт в автобиографии «Несколько слов о себе». Работал в типографии.
По настоянию друга, журналиста Всеволода Иорданского, принёс свои стихи в редакцию молодёжного журнала «Рост», но перепутал двери и попал в журнал «Октябрь», где был принят своим кумиром, поэтом Михаилом Светловым, который дал молодому поэту зелёную улицу. По иронии судьбы, в один из первых же рабочих дней в типографии ему доверили набирать собственные же стихи - сборник «Работа и любовь» (1932).
Еще учась в ФЗУ (будучи «фабзайцем»), публиковал стихи в цеховой стенгазете. Писал также обозрения для агитбригады. Дебютировал в печати в 1931 году. Смеляков воспевал новый быт, ударный труд.
Занимался в литературных кружках при газете «Комсомольская правда» и журнале «Огонёк». Вместе с ним литобъединение посещали тогда начинающие, а впоследствии именитые поэты Сергей Михалков, Маргарита Алигер и другие.
Член СП СССР с 1934 года.
В 1934-1937 годах был репрессирован. В годы террора два близких друга Я. В. Смелякова - поэты Павел Васильев и Борис Корнилов - были расстреляны. Позднее в стихотворении «Три витязя» Смеляков писал об этой дружбе:
Мы вместе жили, словно бы артельно,
но вроде бы, пожалуй, что не так -
стихи писали разно и отдельно,
а гонорар несли в один кабак.
С 1937 года - ответственный секретарь газеты «Дзержинец» трудкоммуны имени Дзержинского (Люберцы).
В 1939 году восстановлен в СП СССР, ответственный инструктор секции прозы.
Участник Великой Отечественной войны. С июня по ноябрь 1941 года был рядовым на Северном и Карельском фронтах. Попал в окружение, находился в финском плену до 1944 года. Возвратился из плена.
В 1945 году Смеляков опять был репрессирован и попал под Сталиногорск (ныне г. Новомосковск Тульской области) в проверочно-фильтрационный спецлагерь № 283 (ПФЛ № 283), где его несколько лет «фильтровали».
Специальные (фильтрационные) лагеря были созданы решением ГКО в последние дни 1941 года с целью проверки военнослужащих РККА, бывших в плену, окружении или проживавших на оккупированной противником территории. Порядок прохождения госпроверки («фильтрации») определялся Приказом наркома внутренних дел СССР № 001735 от 28 декабря 1941 года, в соответствии с которым военнослужащие направлялись в специальные лагеря, где временно получали статус «бывших» военнослужащих или «спецконтингента».
Срок отбывал в лагерном отделении № 22 ПФЛ № 283 при шахте № 19 треста «Красноармейскуголь». Шахта находилась между современными городами Донской и Северо-Задонск (с 2005 года микрорайон г. Донского). На шахте работал банщиком, затем учётчиком. Усилиями журналистов П. В. Поддубного и С. Я. Позднякова поэт был освобождён и работал ответственным секретарем газеты «Сталиногорская правда», руководил литературным объединением при ней. Вместе с ним в лагере находился брат , Иван. После лагеря Смелякову въезд в Москву был запрещён. В Москву ездил украдкой, ни в коем случае не ночевал. Благодаря , замолвившему слово за Смелякова, ему удалось вновь вернуться к писательской деятельности. В 1948 году вышла книга «Кремлёвские ели».
В 1951 по доносу двух поэтов вновь арестован и отправлен в заполярную Инту. Просидел Смеляков до 1955 года, возвратившись домой по амнистии, ещё не реабилитированный. Реабилитирован в 1956 году.
В стихах использовал разговорные ритмы и интонации, прибегал к своеобразному сочетанию лирики и юмора. В сборниках послевоенных лет («Кремлёвские ели», 1948; «Избранные стихи», 1957) и поэме «Строгая любовь» (1956), посвящённой молодёжи 1920-х годов, обнаруживается тяготение к простоте и ясности стиха, монументальности изображения и социально-историческому осмыслению жизни. Поэма, частично написанная ещё в лагере, получила широкое признание.
В произведениях позднего периода эти тенденции получили наиболее полное развитие. Одной из главных тем стала тема преемственности поколений, комсомольских традиций: сборники «Разговор о главном» (1959), «День России» (1967); «Товарищ Комсомол» (1968), «Декабрь» (1970), поэма о комсомоле «Молодые люди» (1968) и другие. Посмертно изданы «Моё поколение» (1973) и «Служба времени» (1975).
Среди наиболее известных произведений - «Если я заболею...» , «Хорошая девочка Лида» (отрывок из этого стихотворения читают главные персонажи и в фильме «Операция «Ы» и другие приключения Шурика»), «Кладбище паровозов», «Любка», «Милые красавицы России». Песню на стихи «Если я заболею» исполняли , и другие (фрагмент этой песни исполняют также главные персонажи и в фильме «Берегись автомобиля»).
Качество стихов Смелякова очень различно как в отношении их глубины, так и формы выражения; налицо - подлинный талант (что подтверждается такими знатоками, как Е. Винокуров, Н. Коржавин, З. Паперный), равно как и слабость общей позиции этого поэта, испытывавшего удары судьбы и впавшего в алкоголизм. Хорошие стихи Смелякова отличаются силой и выпуклой образностью языка, плохие - дешёвой рифмованной декламацией.
Член Правления СП СССР с 1967 года, Правления СП РСФСР с 1970 года. Председатель поэтической секции СП СССР.
В последние 15 лет жизни Смеляков - признанный, маститый поэт, любимый читателями. Он выступает на радио, в телевизионных передачах, гораздо больше других советских литераторов ездит по стране, бывает в зарубежных командировках, встречается с молодыми поэтами России и других республик. Многие начинавшие тогда свой творческий путь авторы с благодарностью вспоминали его строгую, но всегда доброжелательную и справедливую критику. Молодым литераторам он помогает публиковаться, отечески опекает их. Ярослава Васильевича уважали за стоический характер, принципиальность, доброту, юмор.
Ярослав Смеляков умер 27 ноября 1972 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 7).
В Новомосковском историко-художественном музее имеется экспозиция, посвящённая поэту. Представлен большой фотографический и документальный материал, в том числе черновики стихов, из сталиногорского периода жизни Смелякова, личные вещи (переданные вдовой поэта), а также книги учеников и друзей поэта с дарственными надписями.
В Луцке есть улица Смелякова.
Ярослав Смеляков. Если я заболею...
Личная жизнь Ярослава Смелякова:
В начале 1930-х годов его связывали нежные чувства с поэтессой Маргаритой Алигер. Молодые люди были влюблены, встречались, гуляли по Москве, читали друг другу стихи. Однако идиллия оказалась недолгой, они стали всё чаще ссориться и вскоре расстались, сохранив дружеские отношения. Во время одного из последних свиданий Ярослав подарил Маргарите массивное серебряное кольцо с масонской символикой: черепом и двумя скрещёнными костями. При этом он полушутя-полусерьёзно сказал: «Пока будешь носить кольцо, у меня всё будет хорошо».
Весной 1934 года Маргарита Алигер узнала, что Ярослав Смеляков в тюрьме и стала лихорадочно искать подаренное им кольцо, которое сняла с пальца и куда-то убрала, когда вышла замуж за композитора Константина Макарова-Ракитина. Однако поиски были тщетны. Спустя два года она случайно обнаружила кольцо в ящике письменного стола среди бумаг и тут же его надела. В пожилом возрасте она рассказывала знакомым загадочную историю с этим масонским кольцом, которое пропадало, когда Ярослав был в беде, и неожиданно находилось, когда дела его шли в гору. Перед последним арестом Смелякова в 1951 году кольцо надломилось и потом 20 лет пролежало непочиненным в столе среди бумаг, но в день похорон поэта Маргарита нашла его целым, хотя сама в ремонт не сдавала.
Дважды был женат.
Первый раз женился сразу после войны, когда жил в Сталиногорске. Его супругой стала простая женщина - Евдокия Васильевна Курбатова, которую в близком окружении звали Дусей. С ней он заочно развёлся после ареста, чтобы не подвергать её опасности репрессий (она вторично вышла замуж за известного жокея Московского ипподрома Александра Бондаревского). Именно первой жене посвящено его известное стихотворение «Памятник»:
Как поздний свет из тёмного окна,
я на тебя гляжу из чугуна.
Недаром ведь торжественный металл
моё лицо и руки повторял.
Недаром скульптор в статую вложил
все, что я значил и зачем я жил.
И я сойду с блестящей высоты
на землю ту, где обитаешь ты.
Приближусь прямо к счастью своему,
рукой чугунной тихо обниму.
На выпуклые грозные глаза
вдруг набежит чугунная слеза.
И ты услышишь в парке под Москвой
чугунный голос, нежный голос мой.
Вторая жена - Татьяна Валерьевна Смелякова-Стрешнева, поэтесса и переводчица.
Второй брак оказался прочным и счастливым. Смеляков помогал жене воспитывать Володю, сына от ее первого брака. Татьяна приспособилась к его трудному характеру, прощала вредные привычки и мимолётные увлечения, умела уладить конфликты, возникавшие из-за нетактичного поведения поэта на застольях.
Супругов сближала любовь к поэзии, искусству, природе, к людям и животным. В их двухкомнатной квартире в доме № 19 по Ломоносовскому проспекту и на даче в Переделкине, некогда принадлежавшей Александру Фадееву, жили две собаки-дворняжки, и ещё в последний год жизни поэт подобрал на улице беспородного щенка.
Жене Татьяне поэт посвятил несколько стихотворений. Самое красивое из них «Зимняя ночь». В нём говорится о возвращении из гостей по заснеженным ночным улицам Ленинграда с любимой, которая в снежных «блёстках похожа на русскую зиму-зиму». Стихотворение заканчивается словами:
И с тебя я снимаю снежинки,
как Пушкин снимал соболей.
Библиография Ярослава Смелякова:
1932 - Работа и любовь
1932 - Стихи
1934 - Дорога
1934 - Стихи
1934 - Счастье
1948 - Кремлёвские ели
1949 - Лампа шахтёра
1950 - Стихи
1956 - Строгая любовь
1957 - Избранные стихи
1959 - Разговор о главном
1959 - Строгая любовь
1960 - Работа и любовь
1961 - Стихи
1962 - Золотой запас
1963 - Работа и любовь
1963 - Хорошая девочка Лида
1964 - Книга стихотворений
1965 - Алёнушка
1965 - Роза Таджикистана
1966 - День России
1966 - Милые красавицы России
1967 - День России
1967 - Стихотворения
1967 - Строгая любовь
1968 - День России
1968 - Молодые люди
1968 - Товарищ комсомол
1970 - Избранные произведения в двух томах
1970 - Связной Ленина
1970 - Декабрь
1972 - Моё поколение
1975 - Служба времени. Стихи
1977-1978 - Собрание сочинений в трех томах
1979 - Стихотворения и поэмы
Яросла́в Васи́льевич Смеляко́в (1913-1972) - русский советский поэт, критик, переводчик. Лауреат Государственной премии СССР ().
Биография
Ярослав Смеляков родился 26 декабря 1912 (8 января ) года в Луцке (ныне Украина) в семье железнодорожного рабочего. Детство провёл в деревне, где окончил начальную школу. Затем он учился в Москве, в школе-семилетке.
Окончил полиграфическую фабрично-заводскую школу (). Работал в типографии. По настоянию друга, журналиста Всеволода Иорданского, принёс свои стихи в редакцию молодёжного журнала «Рост», но перепутал двери и попал в журнал «Октябрь» , где был принят своим кумиром, поэтом Михаилом Светловым , который дал молодому поэту зелёную улицу. По иронии судьбы, в один из первых же рабочих дней в типографии ему доверили набирать собственные же стихи .
Занимался в литературных кружках при газете «Комсомольская правда » и журнале «Огонёк ». Член СП СССР с 1934 года.
С 1937 года - ответственный секретарь газеты «Дзержинец» трудкоммуны имени Дзержинского (Люберцы).
В 1939 году восстановлен в СП СССР, ответственный инструктор секции прозы.
Специальные (фильтрационные) лагеря были созданы решением ГКО в последние дни 1941 г. с целью проверки военнослужащих РККА, бывших в плену, окружении или проживавших на оккупированной противником территории. Порядок прохождения госпроверки («фильтрации») определялся Приказом наркома внутренних дел СССР № 001735 от 28 декабря 1941 г., в соответствии с которым военнослужащие направлялись в специальные лагеря, где временно получали статус «бывших» военнослужащих или «спецконтингента».
Срок отбывал в лагерном отделении № 22 ПФЛ № 283 при шахте № 19 треста «Красноармейскуголь». Шахта находилась между современными городами Донской и Северо-Задонск (с 2005 года микрорайон г. Донского).
На шахте работал банщиком, затем учётчиком.
Усилиями журналистов П. В. Поддубного и С. Я. Позднякова поэт был освобождён и работал ответственным секретарем газеты «Сталиногорская правда », руководил литературным объединением при ней . Вместе с ним в лагере находился брат Александра Твардовского , Иван. После лагеря Смелякову въезд в Москву был запрещён. В Москву ездил украдкой, ни в коем случае не ночевал .. Благодаря Константину Симонову , замолвившему слово за Смелякова, ему удалось вновь вернуться к писательской деятельности. В 1948 году вышла книга «Кремлёвские ели».
В 1951 по доносу двух поэтов вновь арестован и отправлен в заполярную Инту .
В казённой шапке, лагерном бушлате, полученном в интинской стороне, без пуговиц, но с чёрною печатью, поставленной чекистом на спине, - Ярослав Смеляков, 1953 г., лагерный номер Л-222
К его наиболее известным произведениям могут быть отнесены такие стихотворения, как , (отрывок из этого стихотворения читают главные персонажи Александра Демьяненко и Наталья Селезнёва в фильме «Операция «Ы» и другие приключения Шурика »), , , . Песню на стихи исполняли Юрий Визбор , Владимир Высоцкий , Аркадий Северный и другие.
Качество стихов Смелякова очень различно как в отношении их глубины, так и формы выражения; налицо - подлинный талант (что подтверждается такими знатоками, как Е. Винокуров , Н. Коржавин , З. Паперный), равно как и слабость общей позиции этого поэта, испытывавшего удары судьбы и впавшего в алкоголизм. Хорошие стихи Смелякова отличаются силой и выпуклой образностью языка, плохие - дешёвой рифмованной декламацией .
Всего написал 112 произведений. Автор публицистических и критических статей; занимался переводами с украинского , белорусского и других языков.
Напишите отзыв о статье "Смеляков, Ярослав Васильевич"
Примечания
Ссылки
- (аудиофайл mp3, 7Мб)
- М. Н. Бобкова. . Тульская областная универсальная научная библиотека. - к 100-летию со дня рождения Ярослава Васильевича Смелякова. Проверено 29 июня 2015.
Отрывок, характеризующий Смеляков, Ярослав Васильевич
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…
В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d"un desastre publique, et je n"ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu"est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d"ami, mon cher. Decampez et au plutot, c"est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.
Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.
Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
