Пыли дорога отдохнешь и ты. Разные переводы одного стихотворения гете. Подожди, красный свет

) - сон (обычно крепкий).

Морфей - бог сновидений в греческой мифологии, крылатое божество, сын бога сна Гипноса. Морфей являлся людям в снах, принимая образ любого человека. Он умеет абсолютно точно подражать голосу и стилю речи человека, которого изображает. Только во время отдыха он сохранял свой собственный облик.

Применяется также выражение "в объятиях Морфея", в значении - пребывать во сне, спать.

Фраза "в объятиях Морфея" на английском языке - to fall into the arms of Morpheus.

Медицинский препарат морфий (сильнодействующий наркотик), также назван в связи с этим божеством. У писателя Булгакова Михаила Афанасьевича (1891-1940) есть рассказ, который так и называется "Морфий". В рассказе описывается, как врач попал в зависимость от этого препарата.

Морфей

Морфей (на древнегреческом Μορφεύς - «формирователь», «тот, кто формирует сны») - бог сновидений в греческой мифологии. Его отцом является Гипнос - бог сна. Морфей может принимать любую форму и являться людям во сне. Он умеет абсолютно точно подражать голосу и стилю речи человека, которого изображает.

Греки изображали Морфея в виде стройного юноши с небольшими крылышками на висках. Иногда Морфей предстает в виде бородатого старца с цветком мака в руке. Морфея часто изображали в чёрной одежде с рассеянными по ней серебряными звёздами. В руках он держит кубок с маковым соком, обладающим расслабляющим, обволакивающим снотворным действием. Иногда он носит на голове корону из цветков мака, что символизирует сновидения.

Морфей обязан следить за снами царей и героев. Главная эмблема Морфея - сдвоенные ворота в мир сновидений. Это - ворота из слоновой кости для лживых снов и роговые ворота для снов истинных. Из символики и атрибутики бога всегда особо выделяют чёрный цвет (как цвет ночи и забытья) и цветы мака.

Овидий в «Метаморфозы» пишет: "Повелитель Сна был отцом тысячи сыновей, целого племени, но из всех их он выделял Морфея, который умел принимать облик любого человеческого существа по своему желанию. Никакой Сон не мог состязаться с ним в артистизме подделываться под облик людей: его голос, его походка, его лицо были в точности подобны оригиналу; кроме того, он точно повторял их одежды и часто выходил в мир."

Примеры

Сон: "Я сон пою, бесценный дар Морфея "

Дельвигу: "И вот жезлом невидимым своим Морфей на все неверный мрак наводит. Темнеет взор... Вздохнули вы; рука на стол валится, И голова с плеча на грудь катится, Вы дремлете... Там же. Ср. В объятиях Морфея Беспечный дух лелея, Позволь мне полениться."

Евгений Онегин 8, 28 (о Татьяне): "О нем она во мраке ночи, Пока Морфей не прилетит, Бывало, девственно грустит."

Прекрасен твой венок из огненного мака,
Мой Гость таинственный, жилец земного мрака.
Как бледен смуглый лик, как долог грустный взор,
Глядящий на меня и кротко и в упор,
Как страшен смертному безгласый час Морфея!
Но сказочно цветет, во мраке пламенея,
Божественный венок, и к радостной стране
Уводит он меня, где все доступно мне,
Где нет преград земным моим надеждам вешним,
Где снюсь я сам себе далеким и нездешним,
Где не дивит ничто - ни даже ласки той,
С кем бог нас разделил могильною чертой.

Бунин Иван

За окном робко зажигались звезды, слабо мерцая на еще слишком светлом небе. Долгий майский день не спешил уступать покою ночи. Заходящее солнце цеплялось оранжевыми щупальцами лучей за макушки деревьев, крыши домов, детские качели на пустыре, что еще раскачивались после покинувшего их последнего чада, загнанного домой ужинать. Прятавшиеся в зарослях сирени лавочки оккупировали обнимающиеся парочки и шумные компании подростков, сменив на посту старушек, день-деньской перемывавших кости своим зятьям, снохам, мужьям и соседям. Утопающий в юной зелени дворик медленно погружался в сонное оцепенение, гасли резкие звуки дня, стирались яркие краски, сменяясь палитрой приглушенных оттенков южной ночи.
Темноту комнаты разбавляло мягкое свечение монитора новенького ноутбука. Тихая музыка, льющаяся из встроенных колонок, безуспешно боролась с шумом городского транспорта, доносившегося из открытых окон. На экране ровными строчками выстроились названия множества сайтов, где имелось хоть малейшее упоминание о мифах Древней Греции, начиная от электронных версий книг, которые при желании можно было скачать, заканчивая названиями лекарств от бессонницы, названных по имени бога сновидений Морфея.
Собственно, Морфей-то меня и интересовал. Почему? Да я и сама толком не могла ответить на этот вопрос, просто стало любопытно и все тут! Пару недель назад в мои руки случайно попал племяшкин учебник по истории за пятый класс. Я с удовольствием его перелистала, рассматривая картинки, вот только почитать времени не хватило – племяшка, спешившая в школу, безжалостно отобрала у меня книгу, заявив, что мультсериал о подвигах Геракла гораздо интереснее, чем та чушь, что пишут в учебнике. В ответ я только пожала плечами, понимая, что спорить с выросшим на диснеевских мультиках ребенком будет стоить мне изрядно подпорченного настроения. К тому же тут не спорить нужно, а заинтересовать, мягко, ненавязчиво, чтобы самостоятельное, «взрослое» чадо не заподозрило подвоха.
Ткнув курсором в первую попавшуюся ссылку, я быстро пробежала глазами текст, выискивая среди многочисленного семейства олимпийских богов описание Морфея. Открывшаяся страница сообщала следующее: «Морфей в древнегреческой и римской мифологии – крылатое божество, покровитель сновидений, посылающий нам как радостные, так и кошмарные сны. Именно с именем бога связано известное и широко употребляемое выражение «в объятиях Морфея». Но Морфей не только является богом сновидений, он сам по себе – сновидение. Античная фантазия представляла понятие сна во многих образах, судя по его характеру: сколько различных снов, столько и отдельных мифических образов. Один из таких образов – Морфей. Он, способный принимать абсолютно любой человеческий облик по своему желанию, является людям во время сна. Он умеет абсолютно точно подражать даже голосу, манере и стилю речи человека, которого изображает. Только во время отдыха сохраняет Морфей свой собственный облик. Греки и римляне изображали его в виде стройного, подтянутого юноши с небольшими крылышками на висках...»
Я откинулась на спинку стула, разглядывая фотографию сделанную с картины «Ирида и Морфей» Пьера Герена. Крылышек на висках божества я не нашла, и вообще с изрядной долей скептицизма отнеслась к видению художником образа Морфея. По моему мнению, бог так выглядеть не мог, тем более олимпийский. Усмехнувшись своим мыслям, я продолжила читать найденную статейку.
«Морфей – сын Гипноса, бога сна. По одной из версий, его матерью была Аглая, дочь Зевса и Геры, одна из трех граций, спутниц Афродиты, имя которой в дословном переводе означает «Ясная». По другой – Никта, богиня ночи. Часто Никта изображалась с двумя младенцами на руках: белым – Морфеем-сном и черным – смертью…»
Так кто же из них является мамашей? Я больше склонялась к тому, что это Никта, не зря же она богиня ночи. А с другой стороны можно предположить, что и Аглая, ведь Гипнос – титан, единственный не уничтоженный Зевсом во времена титаномахии, и он вполне мог выдать свою дочь замуж за бога сна, дабы обезопасить Олимп… Я поморщилась – и здесь политика! – и переключила внимание на плод этого брака – Морфея.
- И чего вдруг ты стал мне так интересен? Не понимаю…
Далее в статье говорилось о культе Морфея, храмом которого является спальня. Угу, моя спальня, бывшая одновременно и кабинетом, и залом для приема гостей, под определение храма никак не попадала. Собственно, я и целью такой никогда не задавалась и, оформляя свою комнату, старалась совместить несовместимое в одном крошечном помещении. Главное, что в наличие имеется удобный диван, раскладывающийся на ночь, остальное – мелочи жизни, ставшие уже привычными. Значит, уважение к мифическому божеству у меня отсутствует напрочь, н-да… Правда, положение мог спасти загадочный «ловец снов» и кристалл кварца под подушкой.
Заинтересовавшись уже «ловцом», я снова обратилась к помощи Яндекса и довольно быстро отыскала среди рецензий и отзывов на одноименный фильм коротенькую статью практикующего мага с рекомендациями по изготовлению данного артефакта. Как выяснилось, сделать его своими руками не составляло никакого труда, и время для того, чтобы заготовить ивовый прут, как раз подходящее…
- Я что, в самом деле собралась плести «ловца»? – озадаченно пробормотала я, рассматривая на картинке хитроумное переплетение ниточек и подвески из перышек. – Нет уж, дудки! И вообще, что за внезапный интерес к конкретному мифическому божеству? Ладно бы просто почитала, освежила в памяти и благополучно забыла на следующий день, а то устроила настоящее расследование! Все, пора на боковую, и выбросить из головы весь этот бред с Морфеем.
На следующий день я пошла покупать кварц.

Хрустальная сфера покрылась трещинами, грозя рассыпаться от легчайшего прикосновения. Она плыла в мерцающей пустоте на волнах спирального течения, не бывшего ни ветром, ни водой, ни временем. Оно было ничем, великой пустотой, со своими странными законами, которым подчинялись столь же странные хрустальные сферы, неспешно плывшие в неизвестном направлении.
Сквозь хрупкие стенки, украсившиеся тонким узором из трещин, просвечивал смутный силуэт заключенного в шаре существа. Казалось, оно спит, запахнувшись в огромные крылья и свернувшись калачиком, как младенец в утробе матери.
«Слово. Одно слово… Скажи его, и я обрету свободу…»

Вой электрогитары подбросил меня чуть ли не до потолка. Сонный мозг пытался справиться с паникой и сообразить, что стряслось, куда бежать и где прятаться. От жуткой какофонии электронных звуков и под подушкой невозможно было спрятаться, сон в ужасе бежал прочь, оставляя в сознании смазанные образы стеклянных шаров, плывущих в пустоте – утро определенно не задалось.
- Опять Валерка с Иркой поссорился, – крайне недовольная такой побудкой, проворчала я, взглянула на часы – стрелки показывали половину девятого – и решила простить нервного соседа. Ну, поссорились – с кем не бывает! Все равно к вечеру помирятся, а мне так и так вставать пора.
Сунув ноги в уютные пушисты тапки с помпонами, подаренными крестной на мой прошлый день рождения, я сонно поплелась в кухню, заваривать кофе, потом в ванную. Стоя перед зеркалом и без особого энтузиазма елозя щеткой по зубам, я хмуро рассматривала свое отражение в зеркале – снова спала лицом в подушку, и оно теперь имеет вид измятой маски. «Ничего, сейчас умоюсь холодной водой, немного крема, и все будет в порядке», – удрученно размышляла я, прекрасно понимая, что виновата тут не столько моя привычка спать, свернувшись калачиком и уткнувшись носом в подушку, сколько полночные посиделки за компьютером.
Пока я реанимировала свой фейс, заваренный заранее кофе успел остыть. Прихлебывая чуть теплую черную бурду, мерзкую и горькую на вкус, я второпях подкрашивала ресницы, стараясь не попасть щеточкой в глаз, и кляла себя на чем свет стоит: сколько раз я сама себе давала слово, что не буду заваривать кофе, пока не умоюсь, и все равно, утро за утром наступала на одни и те же грабли!
Лавка, где продавали всякую магическую всячину, напоминала склад бесполезных вещей, до времени сваленных в тесной кладовке. Все диковинки покрывал толстый слой серой пыли и клочья паутины. Казалось, лавочнику нет никакого дела до покупателей, раз позволяет себе содержать товар в таком запущенном виде.
Остановившись у стеклянной витрины с камнями, которую как и все, что имелось в лавке лет сто уже не протирали, я вдруг вспомнила, что понятия не имею, как выглядит розовый кварц.
- Простите, у вас есть кварц? – смущенно спросила я тучного коротышку, появившегося из-за грязной тряпки, бывшей некогда цветастой шелковой портьерой.
Коротышка окинул меня оценивающим взглядом, что мне совершенно не понравилось, и гнусаво, чуть растягивая слова, ответил:
- А вас какой вид кварца интересует?
- А он бывает разных видов? – удивилась я. Блин, вот засада!
- Конечно, – усмехнулся лавочник. – Так какой вид вас интересует? Горный хрусталь, аметист, морион, цитрин или сердолик?
- Это что, все кварц? – поразилась я.
- Все, – хохотнул хозяин пыльных диковин. – А вы разве не знали?
- Нет… – промямлила я, отступая к двери. – А у вас что, есть в наличии все эти камни?
- Есть, – кивнул коротышка, напустив на себя важный вид. – Так какой из этих камней вас интересует?
Но в том-то и дело, что я понятия не имела, какой именно кварц мне был нужен. Да и нужен ли он мне вообще? Для чего? Положить под подушку? И что дальше? Что за странное желание, откуда оно взялось?
- Знаете, мне придется уточнить, какой именно камень мне требуется. Я… Я позже к вам зайду, – пятясь к двери, поспешила я попрощаться.
- Заходите, лавка открыта до двадцати двух ноль-ноль, – пожал плечами лавочник и скрылся за грязной портьерой.
Я вывалилась из пыльного помещения и чихнула. «Что ж, опять придется пытать всезнайку Яндекс, – прижимая к лицу платочек, раздумывала я. – Он же у нас все знает! А раз знает, то пусть отрабатывает».
Пришлось вернуться домой и заняться поисками сайтов, на которых были упоминания о предпочтениях Морфея. Так, за два часа поисков мой багаж знаний обогатился следующей полезной информацией: оказывается, Морфей предпочитал темные одежды в россыпи звезд, носил венец из красных маков и частенько являлся спящим с бокалом, наполненным соком мака.
- Наркоманские замашки у божества, однако! – хмыкнула я и снова погрузилась в чтение, безуспешно пытаясь найти упоминания о камне.
К вечеру я сдалась. Хотелось есть, вонзить зубы во что-то посущественней опротивевших за день чипсов, выпить горячий кофе, именно горячий, а не остывшую гадость, что пила утром.
В холодильнике обнаружилась сосиска, немного кетчупа на дне стеклянной бутылочки и коробочка йогурта, судя по дате, еще не просроченного – эх, опять забыла сходить в магазин! Теперь вот придется довольствоваться этим нехитрым продуктовым набором.
Соорудив себе что-то напоминающее сандвич, я заварила свежий кофе и с удовольствием вдохнула его дурманящий аромат. Как это обычно и бывает, после выпитой чашки кофе мозг проснулся, готовый работать, прекратив канючить и проситься на покой. Я снова уселась за бук, тупо уставившись на заставку – стоунхендж, россыпь камней, некогда бывших чьим-то там храмом, кажется кельтским.
- И где же искать инфу по камню?..

«Розовый кварц… Нужен розовый кварц… И слово, сказанное тобой…»

Я вздрогнула, просыпаясь. Мне снился розовый камень. Такой красивый, что захотелось непременно заиметь бусы из этих камней, гладких, матово переливающихся, в светлых, едва уловимых прожилках – довольно странная причуда для девушки, упорно игнорирующей любые украшения. То есть мне нравились всякие красивые фенечки, нравилось их трогать, перебирать, поглаживать пальцами грани камней, но носить – нет. И сейчас это неожиданное желание было списано на хронический недосып и общее ментальное истощение.
Вздохнув, я перебралась на диван, понимая, что поиск во всемирной паутине результата не дал, да и не даст, скорее всего. А стало быть, нечего дрыхнуть за столом, используя клаву вместо подушки, когда можно свернуться калачиком на таком уютном и родном диване.

Ива приветствовала меня шепотом листвы, мягко коснулась моего плеча гибкими ветвями, всколыхнувшимися под порывом теплого ветра. Я критически осматривала молодые побеги, выискивая тот самый, подходящий для изготовления «ловца». В сумке лежал моток хлопковых ниток, сороковки, из которых моя бабушка когда-то вязала крючком кружевные салфетки. Мне был нужен ивовый прут такой длинны, чтобы получился круг диаметром тридцать или сорок сантиметров.
Наконец, я выбрала подходящий – длинная стрела с нежной кожицей коры и несколькими молоденькими, еще липкими листочками. Срезав ветку, я надолго замерла, крутя ее в руках и испытывая странное чувство, будто что-то отдаешь этому начавшему уже умирать кусочку древесной плоти.
Согнув прутик, я связала его в кольцо, наматывая вокруг тонкого тела нитку, петлю за петлей, в три ряда, как и советовал в своем пособии маг. Настал черед перьев. Годились любые, главное, что бы они были светлыми, поэтому я безжалостно выдрала из маминого белого боа, предположительно сделанного из перьев цапли, хороший такой пучок. Чем мне грозило это кощунство, я старалась не думать. Когда мама обнаружит жестокое надругательство над своим любимым украшением, по головке точно не погладит.
Пышный пучок нежных, трепещущих на ветру перьев, украсил собой сооруженную из ниток и прутика паутину. Итак, ловушка была готова.
«Ловца» полагалось вешать над кроватью, стало быть, в моем случае – над диваном. Я полюбовалась полученной композицией и пожала плечами, недоумевая, как можно с помощью такой невзрачной фенечки поймать какой-то там сон. Впрочем, если я не раздобуду кварц, то и не поймаю ничего. Что ж, попробую еще раз спросить всезнайку Яндекса, сформулировав вопрос как-нибудь по-другому.
Но ни смена формулировки, ни тщательные просмотры ссылок мне не помогли – загадочный кварц так и продолжал оставаться загадочным, ввергая меня в пучину отчаяния. В итоге, ничего не добившись, я отправилась на боковую, и долго лежала в темноте, с опаской поглядывая на «ловца», затаившегося над моей подушкой.

Трещинки, покрывшие сферу, углубились, роняя в пустоту искры крошечных осколков.
«Ты все делаешь правильно… Найди розовый кварц… Скажи слово, одно только слово в нужный час…»

И какого лешего я поперлась на этот рынок, носивший гордое имя «Торговый центр «Дружба народов»? Что меня подвигло туда пойти – я понятия не имела, но вот пошла. Побродив по коридорам бывшей гостиницы, изрядно надышавшись индийских благовоний, я выскочила на лестничную площадку, хватая ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды. Жадно ловя слабый сквознячок, веявший из открытой форточки, я пыталась отдышаться и не понимала, как можно целый день сидеть в душном помещении, пропахшем благовониями. Неужели голова не кружится? По мне уж лучше выхлопами подышать, чем приторностью воскуриваемых ароматических палочек, едкий дымок которых жег глаза, щекотал ноздри, заставляя чихать, и вызывал приступы дурноты.
Придя в себя от щедрой порции привычного городского воздуха, настоянного на бензиновых парах и смеси других, не менее вредных, но таких родных запахах, я вернулась к своим скитаниям по бывшим гостиничным номерам, перестроенным под крошечные павильончики, где продавалась всякая экзотическая всячина. Пройдя несколько этажей и снова до одури надышавшись восточных благовоний, я уже хотела махнуть на все рукой и вернуться домой, когда мое внимание привлекли связки бус, всех цветов радуги, и, судя по вывеске, изготовленных из натуральных камней. Я сама не заметила, как вошла в крошечную лавку и стала заворожено перебирать тихо постукивающие камешки, откровенно залюбовавшись этаким богатством. Прошла по периметру тесного закутка, пару раз обошла вокруг невозмутимо застывшего на табурете бородатого, смуглого продавца, одетого в темную свободную одежду, и внезапно остановилась, заметив розовое мерцание матовых камней, прятавшихся под нитками бус из фальшивого жемчуга. Развела фальшивки руками и надолго замерла: вот оно! Те самые бусы, что мне снились.
Сняв свою находку с криво вбитого в стену гвоздика, я повернулась к продавцу:
- Скажите, пожалуйста, что это за камень?
Продавец медленно обернулся, взглянул на меня сонными глазами и нехотя ответил:
- Розовый кварц.
Розовый кварц! Тот самый, что мне и был нужен, последнее, недостающее звено в цепочке… чего? Да кто его знает, чего! Мне он нужен, и точка!
- Это настоящий кварц, не подделка? – на всякий случай уточнила я, хоть и чувствовала, каким-то чутьем определила, что камень натуральный.
- Не подделка, – отрицательно качнул головой мужчина.
Через час, пребывая в приподнятом настроении и мурлыча под нос какой-то незатейливый мотивчик, я открывала дверь в квартиру, довольная собой и своей покупкой. Последний ингредиент был найден, оставалось дождаться ночи и произнести СЛОВО.
Остаток дня я провела беспокойно мечась по квартире в ожидании первых звезд. Время тянулось медленно, не торопливо ползли стрелки на часах, не собираясь потакать моим капризам. До вечера я успела переделать кучу дел, пытаясь справиться со своим нетерпением. Физические нагрузки мне, в общем-то, всегда хорошо помогают отвлечься, только в этот раз все было по-другому. Я сходила – наконец-то! – в магазин за продуктами, убрала квартиру, вычищая даже те углы, до которых руки доходили только во время генеральных уборок, приуроченных к Пасхе и Новому году с Рождеством. Я даже постирала вручную совершенно чистый свитер, лишь бы занять себя чем-то и не сидеть на месте, уставясь на размеренно тикающие часы.
Наконец, за окном стали сгущаться сумерки. Притихший двор погрузился в густую тень. Багровый отсвет заходящего светила медленно таял, растворяясь в синеве наступающей ночи. Я смотрела на небо, трепеща от предвкушения непонятно чего, и считала робко зажигающиеся огоньки звезд. Заветный час был близок, я чувствовала его, как будто во мне тикал секундомер, отсчитывая последние мгновения, оставшиеся до кульминации.
Ночь, укрывшая сонный мир звездным покрывалом, окончательно вступила в свои права. Все три стрелки сошлись в высшей точке циферблата и замерли на цифре «12». Я забралась под одеяло, положила под подушку бусы, свернулась клубком и тихо прошептала:

Крылатый бог, король сна,
Властитель подсознания,
Я обращаюсь к тебе, великий,
Я взываю к тебе и прошу:
Приди ко мне сегодня ночью,
Приди в мое сновидение,
Шагни из тени в мир реальный.
ДА БУДЕТ ТАК!

«…Шагни из тени в мир реальный. Да будет так!...»
Сфера разлетелась сверкающими осколками, рассыпалась пылью, выпустив заключенное в ней существо. Огромные крылья развернулись, открывая подтянутые к груди колени и обнявшие их руки. Существо зевнуло и сладко потянулось, явив себя безразличной пустоте во всем своем великолепии. Красные маки, вплетенные в иссиня черные кудри, рассыпались алыми искрами и растаяли без следа. Распахнулись глаза цвета ночи. Чувственные губы сложились в озорную улыбку, озарившую сонное лицо, и эта улыбка сделала его юным и божественно прекрасным…

Луч солнца, коварно воспользовавшись моей забывчивостью, скользнул в неприкрытое занавеской окно и пощекотал мне ресницы. Я недовольно сморщилась, перекатилась на другой бок, отворачиваясь к стене, и уткнулась лицом в чью-то шею. Улыбнулась, устраиваясь удобнее в чьих-то объятиях. Теплые губы коснулись моего лба, и я снова улыбнулась и потерлась носом о чье-то плечо. Мне определенно нравилось начало нового дня – не орет гитара, никуда не нужно бежать, мне тепло и уютно в этих нежных объятиях... Понять бы только что шуршит. Для «ловца», украшенного мягкими перьями цапли, шорох слишком громкий, да и не способны эти перышки издавать вообще какие-либо звуки. И, кстати, в чьих это я объятиях нежусь?..
Проснувшийся мозг, наконец, среагировал как надо, просигналив «Тревога!». Я распахнула глаза и испуганно уставилась в пронзительно-синие глаза, шарахнулась в сторону, выдираясь из рук того, кто так нежно меня обнимал.
Свалившись с дивана, я вскочила на ноги и снова упала, сраженная увиденным: в моей постели самым наглым образом нежился незнакомый черноволосый юноша, божественно прекрасный и к тому же обнаженный! Но это бы ничего, его наготу я как-нибудь пережила, а вот как объяснить то, что за спиной моего незваного гостя шуршали жесткими перьями два сложенных крыла?!
- Ты кто? – проворно отползая от дивана к двери, ошарашено спросила я, готовая бежать из собственной квартиры, куда глаза глядят, лишь бы подальше отсюда.
Крылатый гость, не спеша с разъяснениями, заговорщицки мне подмигнул и улыбнулся. Эта пламенная улыбка пригвоздила меня к месту. Я сидела на полу и смотрела в эти озорные, еще сонные глаза, совершенно позабыв, что мгновение назад собиралась с воплями покинуть оккупированное помещение. Юноша, ничуть не стыдясь своей наготы, встал и, шурша крыльями, подошел ко мне. Я поспешно отвела взгляд от его тела и, залившись краской по самые ключицы, снова стала отползать к двери, пытаясь удрать из комнаты, и снова остановилась.
Он склонился надо мной, помог подняться на ватные ноги и, притянув в свои объятия, ласково посмотрел мне в глаза.
- Кто ты? – чуть слышно прошептала я, утопая в синеве его глаз.
- Я Морфей, повелитель снов, – просто ответил он бархатным баритоном.

Словарь Ушакова

Морфей

морфе й (Морфей), (М прописное), морфея, муж. (поэт. устар. ). Сон. В объятиях Морфея. «Морфей! до утра дай отраду моей мучительной любви.» Пушкин . (По имени Morpheios - бог сна в греч. мифологии.)

Античный мир. Словарь-справочник

Морфей

(греч. Morpheios )

в греческой мифологии бог сновидений, сын бога Гипноса. В переносном смысле М. означает сладкий сон.

(И.А. Лисовый, К.А. Ревяко. Античный мир в терминах, именах и названиях: Словарь-справочник по истории и культуре Древней Греции и Рима / Науч. ред. А.И. Немировский. - 3-е изд. - Мн: Беларусь, 2001)

У Гомера и Вергилия сны и видения просто проходят через "врата сна" - одни для правдивых снов и другие - для лживых. О Морфее - сыне бога сна Гипноса, посылающем людям сновидения, известно главным образом из Овидиевых "Метаморфоз" (кн. 2), где Сон посылает Морфея к Алкионе в виде ее утонувшего мужа.

Поэты часто использовали образ Морфея как символ сна. Например, Осип Мандельштам написал такое шутливое стихотворение на манер греческих эпиграмм:

Милая, где ты была?

Я лежала в объятьях Морфея.

Женщина, ты солгала,

В них я покоился сам.

(Современный словарь-справочник: Античный мир. Cост. М.И.Умнов. М.: Олимп, АСТ, 2000)

Словарь забытых и трудных слов ХVIII-ХIХ веков

Морфей

, я , м.

1. Бог сна в древнегреческой мифологии; символ сна; сон.

* Звон колокольчика, наскучив моим ушам, призвал наконец благодетельного Морфея . // Радищев. Путешествие из Петербурга в Москву //; Об нем она во мраке ночи, Пока Морфей не прилетит, Бывало, девственно грустит . // Пушкин. Евгений Онегин // *

Словарь по мифологии М. Ладыгина.

Морфей

Морфе́й - в древнегреческой мифологии божество ночных видений, сна; сын Гипноса.

Источники:

● М.Б. Ладыгин, О.М. Ладыгина Краткий мифологический словарь - М.: Издательство НОУ "Полярная звезда", 2003.

Античность от А до Я. Словарь-справочник

Морфей

в греческой мифологии бог сновидений, сын бога Гиппоса, являющийся людям в разных образах. От Морфея происходит название снотворного вещества морфия.

Энциклопедический словарь

Морфей

в греческой мифологии бог сновидений, сын бога сна Гипноса. Изображался обычно крылатым. В переносном смысле - "погрузиться в объятия Морфея" - уснуть и видеть сны.

Словарь Ефремовой

Морфей

м.
Бог сновидений, сын бога сна - Гипноса, обычно изображаемый крылатым старцем в
венке из цветов мака (в древнегреческой мифологии).

В границах целого каждая его часть познает себя в любой другой части. Лермонтов и выражает это самопознание частей целого. Например, самопознание горных вершин – в тихих долинах. Лермонтов переводит Гете: «Горные вершины Спят во тьме ночной; Тихие долины Полны свежей мглой; Не пылит дорога, Не дрожат листы... Подожди немного, Отдохнешь и ты».
Перед поэтом предстали горные вершины, уже узнавшие откровение о том, кто есть Бог, что есть стихия.
Вот такое бытие природы возможно только в Боге, когда все на своем месте, когда есть все, что нужно для существования. Но – когда все есть, когда все на свете ясно, не теряется ли смысл существования самой стихии? Для чего стихии существовать и далее, когда «тихие долины полны свежей мглой» жизнетворной истины? Когда все наполнено понятным смыслом?
Но поэт, созерцающий это, гениально не знает смысла существования бытия. Поэт гениально страдает от своего незнания. И такое страдание поэта питает эволюцию мира, эволюцию, которая невозможна без парадоксальных сомнений в традиционных смыслах существования бытия; без безграничной многогранности образов мира.
Каждый образ мира рождается в страданиях поэта. Но поэт мечтает о судьбе стихии – умиротворенной, когда «не пылит дорога, не дрожат листы». По дороге некому идти. Тот, кто должен был бы пройти по ней, уже достиг, должно быть, истины, своего предназначения. Так же, как листам уже не о чем дрожать, – им все понятно и все известно.
И стихия сквозь дремоту говорит поэту: «Подожди немного, Отдохнешь и ты». Поэт мечтает о таком отдыхе. Поэт мечтает о том времени, когда он постигнет смысл бытия, когда узнает об истине, во имя которой существует Бог. Тогда, возможно, и завершатся страдания поэта. А его сердце и ум, как «тихие долины», будут «полны свежей мглой» истинного знания о мире.
Но кто же тогда будет страдать во имя эволюции мира, если кончатся страдания поэта? Не может же прекратиться эволюция; не может завершиться свет.
Тогда, когда прекратятся страдания поэта, начнется страдание стихии. Стихия и поэт, подменяя друг друга, творят мир, не дают завершиться бытию. Еще и поэтому поэт, «мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой».
Когда придет время отдохнуть поэту, проснется стихия, которая будет своими грозами недоумевать по поводу несовершенства совершенного мира; своими ливнями орошать почву в пределах совершенства; шумом своих деревьев сомневаться в существовании единой истины мироустройства; пылью своих дорог тревожиться об отсутствии ясного пути к истине.
А два поэта – Лермонтов и Гете – одинокие друг возле друга будут отдыхать, не сомневаясь ни в чем, не переживая ни о чем. И горные вершины, веками стоящие рядом, остаются одинокими. И сама стихия дрожью листов на русском и немецком языках скажет о Лермонтове и Гете: «Горные вершины Спят во тьме ночной»…

«Из Гете (Горные вершины…)» Михаил Лермонтов

Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы…
Подожди немного,
Отдохнёшь и ты.

Анализ стихотворения Лермонтова «Из Гете (Горные вершины…)»

Маленькому шедевру, созданному в 1840 г., была суждена долгая жизнь в искусстве: к нему обращались Брюсов, Анненский, Пастернак, а композиторы положили стихи на музыку. Романсы, в которых поется о горных вершинах, стали появляться с 40-х гг. XIX в. Всего насчитывается более 40 музыкальных вариантов лермонтовского восьмистишия.

Название произведения отсылает к источнику - «Ночной песне странника», написанной немецким классиком. Лирический герой короткого произведения очарован спокойствием пейзажной картины. Постепенно погружаясь в атмосферу тишины, он ощущает духовное единство с природными силами. Это единение способно исцелить человека, утомленного жизненными тревогами.

Вариацию Лермонтова обычно обозначают как вольный перевод. Действительно, точно воспроизведены лишь первая строчка и последнее двустишие оригинала. Природная зарисовка, изображенная русским автором, выглядит иначе: художественное пространство расширяется, оно включает в себя не только лесную чащу на фоне гор, но «тихие долины» и дорогу. Обозрев величественную панораму, лирический герой останавливается на элементе ближнего плана - листве на деревьях.

Немецкий поэт акцентирует внимание на двух деталях пейзажа: полном отсутствии ветра и молчании птиц. С их помощью поддерживаются мотивы неподвижности и покоя, основополагающие для стихотворения. Лермонтов прибегает к олицетворениям, которые оживляют оцепеневшую природу: «спят», «не дрожат». Еще одним знаковым приемом служит игра двойственным значением определения: мгла - «свежая», прохладная и дарующая обновление. Реальные приметы картины ночи наполняются философским смыслом. Наступающие сумерки несут не только холод, но вечный сон, долгожданное успокоение измученному герою.

Символичный иносказательный пейзаж - примета зрелого лермонтовского стиля. Движение «небесных тучек», одинокая сосна, засыпанная снегом, или «прекрасная пальма» - изображая природную зарисовку, автор повествует о состоянии души: одиночестве и неприкаянности, обреченности на скитальчество и жажде покоя.