Главная » Двор и сад » Адольф фон байер краткая биография. Биография адольфа фон байера. Приглашение в Мюнхен

Адольф фон байер краткая биография. Биография адольфа фон байера. Приглашение в Мюнхен

Отцом его был Иван Петрович П., генерал-лейтенант, генерал-интендант и сенатор (ум. в 1843 г.), а матерью - Александра Михайловна, урожденная Рябинина.

Пущин родился 4-го мая 1798 г. и был на год старше А. С. Пушкина, с которым воспитывался в Царскосельском Лицее (с августа 1811 года), куда привезен был дедом, адмиралом Пущиным.

Уже во время экзамена П. познакомился с Пушкиным: "По сходству ли фамилий", пишет И. И. Пущин в своих записках, "или по чему другому, только я его заметил с первого взгляда". Уже с этого времени между мальчиками завязалась горячая дружба.

Сближению их еще более способствовало то обстоятельство, что их комнаты оказались рядом. В бытность в Лицее Пущин был открытым, жизнерадостным юношей, добрым и отзывчивым товарищем.

Вначале общая, школьная семья скоро разбилась на отдельные кружки по взаимным склонностям и симпатиям.

Пущин и Пушкин принадлежали к одному из таких кружков; но, несмотря на постоянную дружбу и совместную жизнь, оба друга с течением времени стали расходиться во взглядах. "Находясь в постоянной дружбе с Пушкиным, - пишет Пущин в своих воспоминаниях, - мы разно смотрели на людей и на вещи и постоянно высказывали свои разногласия". Среди других товарищей Пущин пользовался общею любовью, принадлежа к числу тех юношей, "которые, по словам графа М. A. Корфа, наиболее были любимы товарищами, - со светлым умом, с чистою душой". За год до выпуска Государь спросил у директора Лицея, Энгельгардта, нет ли среди его воспитанников желающих поступить в военную службу.

Таких оказалось более 10 человек, и среди них Пущин. Два раза в неделю для них устраивались в гусарском манеже военные упражнения под руководством полковника Кнабенау и генерала Левашева.

Наконец, прошел и последний год пребывания в Лицее - наступили выпускные экзамены. "Сердце дробилось", замечает Пущин, "школьная семья должна была разлучиться; стали писать стихи в альбомы"; в альбоме Пущина написали Пушкин, Дельвиг и Илличевский.

Альбом этот впоследствии затерялся, и стихов Пушкина и Илличевского Пущин не помнил;

Дельвиг вписал в его альбом следующее шестистишие: Прочтя сии набросанные строки С небрежностью на памятном листке, Как не узнать поэта по руке? Как первые не вспомянуть уроки И не сказать при дружеском столе: Друзья! у нас есть друг и в Хороле! 9-го июля тихо и скромно прошел акт, а 29-го октября П. был произведен в офицеры и облекся в гвардейский конно-артиллерийский мундир.

С этого времени дороги двух друзей резко разошлись.

Еще будучи в Лицее, Пущин вступил случайно в кружок, с которым не решался познакомить Пушкина, боясь его неосторожных выходок.

Пушкин скоро заметил, что от него что-то скрывают, и засыпал П. вопросами и расспросами.

Летом маневры и другие служебные занятия заставляли П. уезжать из Петербурга, но при всякой возможности он старался встречаться с Пушкиным и встречал его обыкновенно у Дельвига.

В январе 1820 г. П. должен был отправиться в Бессарабию к своей больной замужней сестре и прожил там 4 месяца.

На обратном пути, во время езды по скучным Белорусским трактам, он на одной из почтовых станций заглянул случайно в книгу, где вписывались фамилии проезжающих и увидел фамилию Пушкина; смотритель сказал ему, что проезжал поэт Пушкин, что едет он на службу.

Только по приезде в Петербург П. узнал от Энгельгардта подробности высылки Пушкина на юг России. "Как отрадно было бы его обнять, - говорит П. в своих воспоминаниях, - в ту минуту, если бы я выехал сутками ранее и встретился с ним по дороге". С Пушкиным ему пришлось увидеться лишь через 5 лет - в 1825 году. Еще в конце 1824 года П. узнал вМоскве, что Пушкин из Одессы сослан на жительство в Псковскую губернию и тотчас же решился навестить его. Он собирался отправиться на Рождество из Москвы в Петербург, чтобы повидаться с родными.

Оттуда он намеревался съездить в Псков к своей сестре и в сельцо Михайловское - место ссылки Пушкина.

Знакомые П, не советовали ему рисковать, так как Пушкин находился под двойным надзором - полиции и духовенства; то же говорил ему и дядя поэта, В. Л. Пушкин; но Пущин не послушался предостережений.

Друзья встретились в Михайловском в январе 1825 г. Встреча эта произвела сильное впечатление на обоих, и у Пушкина воспоминание о ней вылилось в стихотворении "19 октября 1825 г.", где он писал о посещении своего друга: Поэта дом опальный, О Пущин мой, ты первый посетил;

Ты усладил изгнанья день печальный, Ты в день его Лицея превратил.

Больше друзьям не пришлось встретиться.

То, о чем умалчивал П. перед Пушкиным, состояло в следующем: П. случайно познакомился с кружком лиц, которые позднее приняли участие в Союзе Благоденствия, в Северном Обществе и в событии 14-го декабря.

Пущин был одним из видных участников этого движения, которым ознаменовалась вторая половина царствования Александра I. П. не долго оставался в военной службе.

Понимая, что этот род деятельности не даст ему простора для проведения в жизнь исповедуемых им убеждений, он скоро бросил военную службу (в чине штабс-капитана) и служил сперва в Петербургских губернских учреждениях, а затем принял место судьи в 1-м Департаменте Московского Надворного Суда; перемена службы была вызвана желанием обновить затхлую атмосферу тогдашнего чиновничества, развращенного взяточничеством, крючкотворством: П. мечтал честным исполнением долга подать пример истинной службы на благо обществу н надеялся "на этом поприще оказать существенную пользу и своим примером побудить и других принять на себя обязанности, от которых дворянство устранялось, предпочитая блестящие эполеты той пользе, которую оно могло бы принести, внеся в низшие судебные инстанции... благородный образ мыслей, чистые побуждения..." Поступок Пущина был настолько необычен, что когда, вскоре после назначения надворным судьей, П. пришлось быть на балу у московского ген.-губ. кн. Голицына и когда он танцовал с дочерью хозяина дома, один из присутствующих, не знавший раньше П., не мог поверить своим глазам... "Как, - говорил он, - надворный судья танцует с дочерью генерал-губернатора? Это вещь небывалая, тут кроется что-нибудь необыкновенное". Необыкновенное заключалось в том, что в среду тогдашней родовитой знати стали проникать новые, занесенные из Западной Европы, понятия и взгляды, и Пушкин был вправе сказать по отношению к Пущину: Ты освятил тобой избранный сан; Ему в очах общественного мненья Завоевал почтение граждан.

Жизнерадостное настроение, характеризовавшее собой первую половину царствования Александра І и явившееся результатом подъема общественного самосознания, скоро сменилось реакцией.

Вместе с этим поворотом мнения в правительственных сферах, должны были разлететься, как дым, мечты и надежды на лучшее будущее тех передовых кружков, к которым принадлежал Пущин, и усилиться тяготение к революционной деятельности.

Не имея возможности выступать открыто, эти кружки объединились в тайные общества, начавшие организовываться уже с 1817 года. Пущин принадлежал к Северному Обществу и был одним из деятельных его членов.

В 1824 г., когда П. жил в Красном Селе, Рылеев, глава Северного Общества, направил к нему В. И. Штейнгеля.

В разговоре с последним П. говорил, что их общество основано для борьбы со злом и невежеством, и что он с Рылеевым оставил военную службу и поступил на гражданскую для изучения порядка дел. Такими глазами смотрело в то время большинство членов на значение деятельности тайного общества.

Но с приближением 1825 года политический элемент стал все более проникать в их программу.

В начале 1825 года в Северном Общсстве полагали, что к маю 1826 года можно будет что-либо предпринять.

Особенно сильно подействовал приезд в Петербург А. И. Якубовича.

Пущин в это время находился в Москве и через барона Штейнгеля спрашивал Рылеева, что они делают.

Рылеев на это ответил: "вот увидишь, когда возвратится государь (из Таганрога), мы что-нибудь предпримем". Приближался декабрь месяц. Пущин приехал в Петербург и принимал участие во всех приготовлениях и последних собраниях членов общества: "Нас, писал он в Москву С. М. Семенову (члену общества), по справедливости назвали бы подлецами, если бы мы пропустили нынешний, единственный случай.

Когда ты получишь это, все уже будет кончено.

Нас здесь 60 членов; мы можем надеяться на 1500 рядовых, которых уверят, что цесаревич не отказывался от престола.

Прощай, вздохни об нас, если и пр.". 12-го и 13-го декабря Пущин присутствовал на собраниях, происходивших на квартире Рылеева.

Оба эти собрания, ввиду надвигавшихся событий, должны были быть решительными, но в то же время были крайне беспорядочны. 14-го декабря Пущин был на Сенатской площади вместе с другими декабристами и стоял рядом с кн. Е. П. Оболенским.

Один из его лицейских товарищей, Кюхельбекер, на следствии показал, что Пущин вместе с Оболенским, Щепиным-Ростовским, Бестужевыми и Одоевским предводительствовал на площади и побудил его (Кюхельбекера) стрелять в великого князя Михаила Павловича и генерала Воинова.

Но Пущин отрицал взведенное на него Кюхельбекером обвинение (в своем показании на суде 10-го мая 1826 г.), он говорил, что был увлечен толпой, и что в это время увидел незнакомого свитского офицера без шляпы и стал расспрашивать окружающих, что это значит.

Ему ответили, что это шпион. Тогда он посоветовал остерегаться его или удалить; но кем был нанесен удар офицеру - не знает и не видел. Таким образом, вопрос о том, что делал Пущин на Сенатской площади, остается открытым.

Ничего не говорит об этом Пущин и в своих "Записках Декабриста" (изд. в Лондоне в 1863 году). 14-го декабря вечером Пущин был еще у Рылеева.

Затем вместе с другими он был арестован и заключен в Петропавловскую крепость.

На допросах Пущин больше молчал или отрицал взводимые на него обвинения.

Верховный Уголовный Суд, признав П. виновным "в участии в умысле на цареубийство одобрением выбора лица, к тому предназначенного, в участии управлением общества, в принятии членов и в отдаче поручений и, наконец, в том, что лично действовал в мятеже и возбуждал нижних чинов", отнес его к I разряду государственных преступников и присудил к смертной казни отсечением головы.

Указом, данным Верховному Уголовному суду 10-го июля 1826 г., наказание Пущину было смягчено: он, по лишении чинов и дворянства, приговорен был к ссылке в Сибирь на вечные каторжные работы.

Указом от 22-го августа 1826 г. срок каторжных работ уменьшен был до 20 лет, а затем назначено было поселение в Сибири.

Но прежде, чем попасть в Сибирь, Пущину пришлось просидеть некоторое время в Шлиссельбурге.

Поэтому в Сибирь он привезен был позднее других. 5-го января, в самый день прибытия в Читу, Пущину был передан листок бумаги, на котором неизвестной рукой было написано следующее стихотворение Пушкина: Мой первый друг, мой друг бесценный, И я судьбу благословил, Когда мой двор уединенный, Печальным снегом занесенный, Твой колокольчик огласил.

Молю святое Провиденье, Да голос мой душе твоей Дарует то же утешенье, Да озарит он заточенье Лучом лицейских ясных дней! Пушкин вспомнил о своем друге и еще раз - в стихотворении "19-е октября 1827 года": Бог помощь вам, друзья мои, И в счастье и в житейском горе, В стране чужой, в пустынном море И в темных пропастях земли. Это стихотворение прислал Пущину его бывший директор Е. А. Энгельгардт.

По прибытии в Сибирь Пущину пришлось до 1839 года пробыть на каторге.

Жизнь на каторге не была особенно тяжелой, и само название "каторга" в применении к жизни декабристов в Читинской тюрьме, Нерчинских, Благодатском и других рудниках может быть употреблено лишь в условном смысле: декабристы жили дружной семьей, устроив у себя в казармах нечто вроде университета, где они занимались умственным трудом.

Пущин вместе с Д. И. Завалишиным и П. А. Мухановым организовал на каторге особое учреждение (малую артель) для обеспечения неимущих членов в будущем, по выходе на поселение.

Кроме этой (малой) артели, существовали еще общая и газетная артель.

В распоряжении декабристов были не только все журналы и газеты, но и специальные книги по разным отраслям знания. "Читаю, пишет П. в своем письме к Энгельгардту, все, что попадается лучшее; друг другу пересылаем книги замечательные, даже имеем и те, которые запрещены". Живя в Читинском остроге, П. занялся переводом "Записок Франклина". Первую часть перевел сам Пущин, вторую товарищ его Штейнгель.

Перевод этой книги, посвященный Энгельгардту, вместе с другими переводами был отослан к родственнику Муханова (тоже декабриста); но до 1845 года П. не имел сведений, дошел ли перевод по назначению, и что с ним стало; по-видимому, рукопись затерялась.

Черновой же экземпляр Пущину пришлось уничтожить во время тюремного осмотра, так как в остроге чернила были запрещены, и декабристы пользовались ими контрабандным способом. 9-го октября 1839 года, по Высочайшему манифесту, Пущин был освобожден от каторжных работ и водворен на поселение в Западную Сибирь, в г. Туринск.

Во время четырехлетнего пребывания в Туринске Пущин, как доносил Туринский городничий и как показал Тобольский губернатор о лицах, состоявших под надзором полиции, "кроме чтения книг ничем не занимался". Климат Сибири вредно действовал на здоровье П.: уже в 1840 г. с ним начались сильные хронические припадки.

Ссылаясь на болезнь, П. исходатайствовал себе перевод в Ялуторовск, где условия жизни были лучше. Первые годы пребывания здесь Пущин жил в одном доме с Е. П. Оболенским (в доме купца Бронникова); когда же Оболенский женился, П. поселился на отдельной квартире.

В Ялуторовске в это время жили декабристы: Ентальцевы, М. И. Муравьев-Апостол, И. Д. Якушкин, Е. П. Оболенский, В. К. Тизенгаузен, Басаргин.

Время проходило незаметно; дважды в неделю колония собиралась: в четверг - у Пущина, в воскресенье - y М. И. Муравьева; на этих собраниях откровенно толковали о всех политических событиях; иногда, чтобы доставить удовольствие старому товарищу Тизенгаузену, садились за карты; остальные дни проходили в занятиях всякого рода, умственных и механических.

Пущин пристрастился к хозяйству и целые дни проводил на огороде.

Между тем, здоровье его не улучшалось, и он, с разрешения генерал-губернатора Западной Сибири кн. П. Д. Горчакова, отправился из Ялуторовска в Тобольск для совета с медиками.

На некоторое время лечение в Тобольске принесло ему облегчение.

Во время пребывания в Тобольске П. видался с Бобрищевым-Пушкиным; последний воспользовался пребыванием П., чтобы исправить сделанный Пущиным еще раньше перевод Паскаля, который он затем и издал, но книга, по-видимому, не имела сбыта. По возвращени из Тобольска П. некоторое время чувствовал себя хорошо, но затем снова начались прежние припадки, и в начале 1849 года он обратился к кн. П. Д. Горчакову с просьбою разрешить ему отправиться для лечения на Туринские воды. Эта поездка была ему разрешена, и расходы на нее, с разрешения кн. Горчакова, отнесены на счет казны. П. отправился на воды в начале июня 1849 года, а в декабре того же года возвратился в Ялуторовск.

Во время этой поездки П. удалось повидаться с Н. Бестужевым и некоторыми другими товарищами.

Вообще и самую поездку он предпринял не столько по болезни, сколько с целью повидаться с друзьями.

За все время прсбывания в З. Сибири (16 лет на поселении) П. аттестовался, как отличающийся "хорошим поведением". После манифеста 26-го августа 1856 года Пущин выбыл из Сибири.

И. И. Пущин был женат(с 1858 г.) на Наталье Дмитриевне Фонвизиной, урожденной Апухтиной (первый муж ее, декабрист М. А. Фонвизин, умер в 1854 году). Вскоре после этого брака П. умер (3-го апреля 1859 г.) в с. Марьине, близ г. Бронниц Московской губ. (в 53 верстах от Москвы).

Погребен он в Бронницах, около собора; его могила находится рядом с могилой его товарища М. A. Фонвизина.

Кроме упомянутых литературных работ Пущина (перевода записок Франклина и Паскаля), П. принадлежат "Записки декабриста", изданные в Лондоне в 1863 году, и "Записки о дружеских связях с А. С. Пушкиным", напечатанные первоначально с сокращениями, в "Атенее" 1859 г., ч. II, № 8; в более полном виде эти записки появились в книге Л. Н. Майкова: "Пушкин.

Биографические материалы и истор.-лит. очерк" СПб. 1899, а в 1907 г. изданы в СПб. отдельною книгою ("Записки И. И. Пущина о Пушкине") с приложением воспоминаний о Пушкине Е. И. Якушкина с портретом Пущина.

Нежное чувство, которое питал Пущин к своему другу-поэту в молодости, не покидало его и впоследствии, и "Записки" проникнуты глубокой задушевностью и искренней братской любовью.

Пущину принадлежат также "Письма из Ялуторовска" (1845 г.) к Энгельгардту.

В этих письмах, сообщая бывшему директору сведения о своей собственной жизни, о г. Ялуторовске, его жителях, о товарищах, Пущин касается и сибирских порядков, метко характеризует местное чиновничество и с особенной любовью останавливается при этом на законе 1842 года, по которому земли под частное владение отводились не иначе, как при условии обработки их вольным трудом.

В этом он видит залог лучшего будущего Сибири.

Вообще его письма к Энгельгардту полны метких замечаний, и в них проглядывает образованный, передовой человек. "Атеней" 1859, ч. II, № 8; Л. Н. Майков, "Пушкин.

Биограф. материалы и истор.-литер. очерки". СПб. 1899 г.; "Русская Старина" 1870 г., т. I, 293; 1873 г., т. 18, стр. 337, 354, 374; 1879 г., т. 25, стр. 305; 1881 г., т. 30, стр. 423-429; т. 34, стр. 472-475; 1884 г., т. 42, стр. 31-33; 1886 г., т. 52, стр. 236; 1891 г., т. 72, стр.91-94; 1901 г., т. 105, стр. 437, 445; "Русский Архив" 1870 г., стр. 1581, 1585, 1593, 1618; 1879 г., III, 469-480; 1881 г., II, 313-334; 1893 г., III, 405, 427, 488; "Исторический Вестник" 1888 г., т. 32, стр. 390, т. 34, стр. 754, 755; 1890 г., т. 39, стр. 123-125; 1896, т. 64, стр. 966; 1899 г., т. 77, стр. 268-270; Н. А. Гастфрейнд, "Кюхельбекер и Пущин", СПб. 1901 г.; Дмитриев-Мамонов, "Декабристы в Западной Сибири", М. 1895 г.; Записки В. П. Зубкова.

С предисловием и примечаниями Б. Л. Модзалевского, СПб. 1906 г. (с портретом Пущина);

Альбомы Пушкинских выставок в Петербурге и в Москве;

В. В. Руммель, "Родословный Сборник", т. II, СПб. 1887. А. Е. Ельницкий. {Половцов} Пущин, Иван Иванович (1789-1859) - декабрист.

Прослужив короткое время, по окончании курса в Царскосельском лицее, в гвардейской конной артиллерии, П. принял звание судьи московского надворного суда, хотя эта служба в глазах тогдашних дворян считалась унизительной.

Это, между прочим, подало повод Пушкину, который считал П. своим лучшим товарищем, сказать ему в своем стихотворении "19 октября" (1825): "Ты, освятив тобой избранный сан Ему в очах общественного мненья Завоевал почтение граждан". Тотчас же после выхода из лицея П. вступил в первое тайное общество, основанное в 1817 г., и был одним из деятельных его членов.

Верховный уголовный суд 1826 г., признав его "виновным в участии в умысле на цареубийство одобрением выбора лица, к тому предназначенного, в участии управлением общества, в принятии членов и в отдаче поручений и, наконец, в том, что лично действовал в мятеже и возбуждал нижних чинов", - приговорил его к смертной казни, которая заменена была пожизненной каторгой.

По прошествии 20 лет он был поселен сначала в Туринске (где П., по показаниям местных властей, "ничем, кроме чтения книг, не занимался"), а потом в Ялуторовске (здесь он пристрастился к сельскому хозяйству).

Возвращен из ссылки в 1856 г. От него остались "Записки о дружеских связях с А. С. Пушкиным" (в "Атенее", 1859, ч. II, № 8) и "Письма из Ялуторовска" (1845) к Энгельгардту, сообщающие сведения о его жизни там, о товарищах, о самом Ялуторовске и его жителях и т. п. (в "Русском Архиве", 1879, III т.). Пушкин в 1826 г. написал П. послание, исполненное необычайной теплоты и полученное им в Чите только через два года. В последний раз упоминает о нем великий поэт в 1827 г., в стихотворении "19 октября". В. P-в. {Брокгауз} Пущин, Иван Иванович (4.5.1798-3.4.1859). - Коллежский асессор, судья Московского надворного суда. Отец - Ив. Петр. Пущин (1754-7.10.1842), генерал-лейтенант, генерал-интендант флота, сенатор; мать - Александра Мих. Рябинина (1771-19.6.1841). За отцом в Осташковском уезде Тверской губ. 20 душ, в Бобруйском уезде Минской губ. 357 душ и дом в Петербурге.

Воспитывался в Царскосельском лицее (однокашник и близкий друг А. С. Пушкина) - 19.10.1811-9.6.1817. В службу вступил прапорщиком в л.-гв. Конную арт. - 29.10.1817, подпоручик - 20.4.1820, поручик - 21.12.1822, уволен от военной службы для определения к статским делам - 26.1.1823, поступил сверхштатным членом Петербургской уголовной палаты - 5.6.1823, назначен судьей Московского надворного суда - 13.12.1823, кол. ас. - 15.7.1825. Член преддекабристской организации "Священная артель", Союза спасения (с лета 1817), Союза благоденствия и Северного общества (член Коренной думы, председатель Московской управы), участник восстания на Сенатской площади.

Арестован 16.12.1825 дома, 17.12 доставлен в Петропавловскую крепость ("посадить в Алексеевский равелин") в № 5 Алексеевского равелина.

Осужден по I разряду и по конфирмации 10.7.1826 приговорен в каторжную работу вечно, заключен в Шлиссельбургскую крепость - 29.7.1826, срок сокращен до 20 лет - 22.8.1826. Отправлен из Шлиссельбурга в Сибирь - 8.10.1827 (приметы: рост 2 арш. 8 верш., "лицом чист, смугловат, волосы на голове, бровях и бороде темно-русые, глаза карие, нос средственный, островат, на обеих руках от прививной оспы пятна, ноги ниже колен в жилах от английской болезни, от удара лошадиного на обеих ногах по пятну"), доставлен в Читинский острог - 4.1.1828, прибыл в Петровский завод в сент. 1830, срок сокращен до 15 лет - 8.11.1832, до 13 лет - 14.12.1835. По отбытии срока по указу 10.7.1839 обращен на поселение в Туринск Тобольской губ., прибыл в Иркутск - 9.8.1839, выехал оттуда - 5.9. 1839, прибыл в Туринск - 17.10.1839, разрешен перевод в Ялуторовск - 5.7. 1842, приехал туда - 19.7.1843, выехал для лечения на Туркинские мин. воды - 17.5.1849, жил два месяца в Тобольске, приехал в Иркутск - 18.8.1849, выехал из Иркутска в Ялуторовск - 1.12.1849. После амнистии 26.8.1856 вернулся в Европейскую Россию, разрешено приехать в Петербург для свидания с сестрой Е. И. Набоковой - дек. 1856, выехал из Ялуторовска - 18.12.1856, приехал в Петербург в начале янв. 1857, в Москву - в начале июня 1857, жил в имении Марьино Бронницкого уезда Московской губ., московскому генерал-губернатору предоставлено право разрешать Пущину временное пребывание в Москве - 5.11.1857. Умер в Марьине, похоронен в Бронницах, у городского собора.

Жена (с 22.5.1857) - Нат. Дм. Апухтина (в первом браке за декабристом М. А. Фонвизиным - см.). Внебрачные дети: Анна (8.9.1842-1863), с 23.10.1860 замужем за Палибиным;

Иван (4.10. 1849-1923), усыновлен Н. И. Пущиным, врач. Братья: Михаил (см.), Николай (1803-1874), чиновник Мин. юстиции;

Петр (1813-1856); сестры: Анна (ум. 1867), Евдокия (в замужестве Бароцци, ум. 1860), Екатерина (в замужестве Набокова, 1791-1866), Мария (в замужестве Малиновская, ум. 1844), Елизавета (1806-1860), Варвара (1804-1880). ВД, II, 202-238; ЦГАОР, ф. 109, 1 эксп., 1826 г., д. 61, ч. 40. Пущин, Иван Иванович писатель, судья моск. надворн. суда, друг поэта А. С. Пушкина; род. 1798 г., † 3 апр. 1859 г. {Половцов}

Сын сенатора Ивана Петровича Пущина и Александры Михайловны, урождённой Рябининой. Образование получил в Царскосельском лицее (1810-1817). Служил в лейб-гвардии Конной артиллерии (октябрь 1817 - прапорщик ; апрель 1820 - подпоручик ; декабрь 1822 - поручик). Вскоре после выхода из лицея Пущин вступил в первое тайное общество («Священную артель»), основанное гвардейскими офицерами в 1814 г. В артель входили Александр Николаевич и Михаил Николаевич Муравьёвы, Павел Колошин, Иван Бурцов, Владимир Вальховский , Вильгельм Кюхельбекер . Член Союза спасения () и Союза благоденствия (). После конфликта с великим князем Михаилом Николаевичем оставил военную службу (уволен 26 января 1823 года). С 5.6.1823 служил в Петербургской уголовной палате. Судья Московского надворного суда с 13.12.1823.

… [Пущин] оставил военную службу и променял мундир конногвардейской артиллерии на скромную службу в Уголовной палате, надеясь на этом поприще оказать существенную пользу и своим примером побудить и других принять на себя обязанности, от которых дворянство устранялось, предпочитая блестящие эполеты той пользе, которую они могли бы принести, внося в низшие судебные инстанции тот благородный образ мыслей, те чистые побуждения, которые украшают человека и в частной жизни, и на общественном поприще…(Е. П. Оболенский ).

Судейская служба в глазах тогдашних дворян считалась унизительной. Пушкин , друг Пущина с лицейских времён, отметил в своём стихотворении «19 октября» (1825):

Ты, освятив тобой избранный сан Ему в очах общественного мненья Завоевал почтение граждан.

Прибыл в Петербург незадолго до событий 14 декабря. Верховный уголовный суд г., признав его «виновным в участии в умысле на цареубийство одобрением выбора лица, к тому предназначенного, в участии управлением общества, в принятии членов и в отдаче поручений и, наконец, в том, что лично действовал в мятеже и возбуждал нижних чинов», - приговорил его к смертной казни, которая была заменена пожизненной каторгой. 29 июля 1826 года заключён в Шлиссельбургскую крепость . Срок каторги отбывал в Читинском остроге и Петровском заводе . Один из распорядителей Малой артели декабристов.

«Мой первый друг, мой друг бесценный!»,- обращался Пушкин к Пущину в стихах, посланных в далёкие сибирские рудники…

Могила И. И. Пущина в Бронницах

По прошествии 20 лет он был поселён сначала в Туринске (где Пущин, по показаниям местных властей, «ничем, кроме чтения книг, не занимался» ), а потом в Ялуторовске (здесь он пристрастился к сельскому хозяйству). На поселении и после возвращения из Сибири поддерживал отношения почти со всеми декабристами и членами их семей, вёл обширную переписку, помогал нуждающимся. Возвращён из ссылки в г. По просьбе Евгения Якушкина писал воспоминания, в том числе и о Пушкине. «Записки о дружеских связях с А. С. Пушкиным» (опубликованы в «Атенее », 1859, ч. II, № 8), «Письма из Ялуторовска» (1845) к Энгельгардту , сообщающие сведения о его жизни там, о товарищах, о самом Ялуторовске и его жителях и т. п. (опубликованы в «Русском Архиве» , 1879, III т.). Пушкин в 1826 г. написал Пущину послание, исполненное необычайной теплоты и полученное им в Чите только через два года. В последний раз упоминает о нём великий поэт в 1827 г., в стихотворении «19 октября».

Дом Пущина

По адресу ул. Мойка дом № 14 расположено историческое здание, связанное с жизнью и деятельностью одного из лучших, благороднейших людей России XIX века - Ивана Ивановича Пущина. Участок этого дома в XVIII веке принадлежал адмиралу Петру Пущину, от него перешёл к сыну - генерал-инденданту. В этом доме прошли детские годы внука старого адмирала, ближайшего друга А. С. Пушкина - И. И. Пущина.

Адреса в Санкт-Петербурге

  • 1798-1811 - дом И. О. Утина, набережная реки Мойки, 14;
  • 1817-1823 - дом И. О. Утина, набережная реки Мойки, 14;
  • 1825 год - дом И. О. Утина, набережная реки Мойки, 14.

Примечания

Ссылки

Литература

  • Эйдельман Н. Я. Большой Жанно: Повесть об Иване Пущине.- М.: Политиздат, 1982.- 366 с, ил.

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Пущин, Иван" в других словарях:

    Пущин Иван Иванович, 1837. Художник Н. А. Бестужев Иван Иванович Пущин (4 (15) мая 1798(17980515), Москва 3 (15) апреля 1859, имение Марьино, Бронницкий уезд Московской губернии (сейчас Раменский район Московской области), похоронен в Бронницах … Википедия

    Пущин (Иван Иванович, 1789 1859) декабрист. Прослужив короткое время, по окончании курса в Царскосельском лицее, в гвардейской конной артиллерии, Пущин принял звание судьи московского надворного суда, хотя эта служба в глазах тогдашних дворян… … Биографический словарь

    Декабрист. Сын сенатора. Учился в Царскосельском лицее вместе с А. С. Пушкиным, который называл П. своим первым и бесценным другом. По окончании лицея (1817) офицер гвардейской конной артиллерии. В 1823 ушёл… … Большая советская энциклопедия

    - (1798 1859) декабрист, судья Московского надворного суда, друг А. С. Пушкина. Член Союза благоденствия и Северного общества. Участник восстания 14.12.1825. Осужден на вечную каторгу. С 1826 в Шлиссельбургской крепости, с 1828 в Нерчинских… … Большой Энциклопедический словарь

    В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Пущин. Иван Пётрович Пущин Дата рождения 1754 год(1754) Дата смерти 7 октября 1842(1842 10 07) … Википедия

    В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Пущин. Пущин Иван Иванович, 1837. Художник Н. А. Бестужев … Википедия

    Декабрист, автор воспоминаний. Отцом его был Иван Петрович П., генерал лейтенант, генерал интендант и сенатор (ум. в 1843 г.), а матерью Александра Михайловна, урожденная Рябинина. Пущин родился 4 го мая 1798 г. и был на год старше А. С. Пушкина … Большая биографическая энциклопедия

АДОЛЬФ ФОН БАЙЕР

Немецкий химик Иоганн Фридрих Вильгельм Адольф фон Байер родился в Берлине 31 октября 1835 года. Он был старшим из пяти детей Иоганна Якоба Байера и Евгении (Хитциг) Байер. Отец Байера, офицер прусской армии, был автором опубликованных работ по географии и преломлению света в атмосфере, а мать - дочерью известного юриста и историка Юлиуса Эдуарда Хитцига. Счастливые дни детства Адольфа Байера были омрачены большим несчастьем - во время родов умерла мать. Старший из детей, Адольф, сильнее других чувствовал тяжёлую утрату.

Отец, специалист по геодезии, большую часть года проводил в путешествиях. По возвращении он некоторое время жил дома, а потом вместе с Адольфом отправлялся в Мюльгейм. Каждый раз отец привозил книги, и Адольф запомнил одну из них, потому что именно с неё начался интерес к химии.

В гимназии учитель Шельбах, отличный математик и физик, преподававший также и химию, активно поддерживал интерес Адольфа к физике и химии. Мальчик учился с исключительным усердием, поэтому Шельбах сделал его своим помощником в химической лаборатории. Адольф с удовольствием проводил демонстрации опытов в аудитории, но ещё важнее для его становления как химика имели опыты, которые он проводил в своей домашней лаборатории. Прочитав руководство по органической химии Вёлера, Байер ещё больше увлёкся интересной, загадочной и малоизученной наукой химией. В двенадцатилетнем возрасте он сделал своё первое химическое открытие. Это была новая двойная соль - карбонат меди и натрия.

Окончив гимназию Фридриха Вильгельма, Байер в 1853 году поступил в Берлинский университет, где в течение двух последующих лет занимался изучением математики и физики.

После окончания третьего семестра Байер был призван в армию. Целый год проходил службу юноша в восьмом берлинском полку. Для него это было тяжёлое время, ведь за год ему не удалось даже открыть книгу. Но, наконец, отслужив положенный срок, Байер вернулся домой и встал перед необходимостью решать, чем заниматься дальше.

В конце концов, он поступил в Гейдельбергский университет и начал работу в лаборатории профессора Бунзена. Обучение в университете не ограничивалось чтением лекций, уже с начала учебного года студенты готовились к исследовательской работе. В Гейдельберге Байер сосредоточил своё внимание на физической химии. Но после опубликования в 1857 году статьи о хлорметане он так увлёкся органической химией, что, начиная со следующего года, стал работать у занимавшегося структурной химией Фридриха Августа Кекуле в его лаборатории в Гейдельберге.

Лаборатория была тесной и скудно оборудованной. Однако Байер нашёл в лице Кекуле превосходного учителя, который отлично владел методикой экспериментальной работы по органической химии, а ещё лучше теорией. Под руководством Кекуле исследования пошли быстро и весьма успешно. Взяв в качестве исходного вещества какодиловую кислоту, Байер за короткое время синтезировал новые, неизвестные до того времени соединения - метилированные хлориды мышьяка, за которые ему позднее была присуждена докторская степень.

С 1858 года в течение двух лет он вместе с Кекуле работал в Гентском университете в Бельгии. В Генте у Байера не было самостоятельного заработка, он жил на деньги, которые ежемесячно получал от отца. Известный учёный-геодезист, теперь уже генерал Байер, мог позволить себе содержать сына, но отец всё настойчивее советовал Адольфу самому подумать о своём будущем.

В начале 1860 года Байер приехал в Берлин. Экзамен на приват-доцента он выдержал блестяще и начал подготовку к предстоящим лекциям. Для экспериментальной работы в берлинских лабораториях не было никаких условий. Оборудовать собственную лабораторию у Байера не было средств. Оставалось только одно - решать теоретические проблемы.

После смерти деда в доме Байеров, как и прежде, собирались известные учёные, писатели, искусствоведы. На этих вечерах нередко бывал и друг старого Байера, тайный советник Бендеманн, который почти всегда приходил со своей дочерью Адельгейдой (Лидией). Она подружилась с сёстрами Адольфа. А когда Адольф приехал в Берлин, красивая, образованная подруга сестёр сразу же привлекла его внимание. Однако живущий на средства отца Байер не мог и помышлять о браке. Нужно было как можно скорее найти работу с постоянным заработком. И счастье улыбнулось ему. В 1860 году в ремесленном училище, будущем Высшем техническом училище, была введена новая дисциплина - органическая химия. Байер согласился на должность преподавателя органической химии, хотя жалованье ему полагалось небольшое и половину его нужно было отдавать ассистенту, который совсем ничего не получал.

Под влиянием увлечённости Кекуле Байер начал сначала исследовать мочевую кислоту, а начиная с 1865 года структурный состав индиго, высоко ценимого в промышленности синего красителя, названного именем растения, из которого его получают. Ещё в 1841 году французский химик Огюст Лоран в ходе исследований сложного строения этого вещества выделил изатин, растворимое в воде кристаллическое соединение. Продолжая опыты, начатые Лораном, Байер в 1866 году получил изатин, использовав новую технологию восстановления индиго путём нагревания его с измельчённым цинком. Применённый Байером способ позволил проводить более глубокий структурный анализ, чем процесс окисления, осуществлённый Лораном.

Престиж его лаборатории чрезвычайно возрос. Молодым учёным интересовались не только исследователи, но и промышленники. Доходы Байера значительно увеличились. Теперь можно было подумать о семейной жизни.

8 августа 1868 года состоялась свадьба Адельгейды Бендеманн и Адольфа Байера. У них родились дочь и три сына, один из которых, Франц, умер в 1881 году. Известная своей деликатностью, тактом и изящными манерами, госпожа Байер пользовалась всеобщей любовью и уважением. Кроме молодых практикантов её мужа, госпожа Байер обычно приглашала и маститых учёных, писателей, художников, музыкантов. Молодая жена не только умело взяла на себя заботы о хозяйстве, но и помогала мужу вести переписку. Байер не любил писать. Даже научные статьи, в которых он подводил итоги своих исследований, Байер писал с большой неохотой.

Анализируя обратный процесс, получение индиго путём окисления изатина, Байер в 1870 году впервые сумел синтезировать индиго, сделав, таким образом, возможным его промышленное производство. После того как в 1872 году Байер переехал в Страсбург и занял место профессора химии в Страсбургском университете, он приступил к изучению реакций конденсации, в результате которых высвобождается вода. В ходе проведения реакций конденсации таких групп соединений, как альдегиды и фенолы, ему и его коллегам удалось выделить несколько имеющих важное значение красящих веществ, в частности пигменты эозина, которые он впоследствии синтезировал.

Здесь у Байера появилось много друзей. Иногда после работы сотрудники лаборатории собирались на квартире учёного, благо дом, в котором жил Байер, находился рядом с лабораторией. За большим и шумным столом рассказывались весёлые истории, шутки, пелись песни. Адельгейда любила эти весёлые компании и умела оживлять их своим искусством отличной хозяйки. Эти молодые, влюблённые в науку люди сплотились в одну большую семью, в центре которой был профессор Байер.

Три года прожил учёный в Страсбурге. В 1875 году, после смерти Юстуса фон Либиха, Байер стал преемником этого известного химика-органика, заняв должность профессора химии в Мюнхенском университете. Здесь в течение более чем четырёх десятилетий он был центром притяжения множества одарённых студентов. Более пятидесяти из них стали впоследствии университетскими преподавателями.

Вернувшись к изучению точной химической структуры индиго, Байер в 1883 году объявил о результатах своих исследований. Это соединение, по его словам, состоит из двух связанных «стержневых» молекул (их он назвал индолом). В течение сорока лет созданная Байером модель оставалась неизменной. Она была пересмотрена только с появлением более совершенной технологии.

Изучение красителей привело Байера к исследованию бензола - углеводорода, в молекуле которого 6 атомов углерода образуют кольцо. Относительно природы связей между этими атомами углерода и расположения атомов водорода внутри молекулярного кольца существовало много соперничавших между собой теорий. Байер, который по своему складу был скорее химиком-экпериментатором, нежели теоретиком, не принял ни одну из существовавших в то время теорий, а выдвинул свою собственную - теорию «напряжения». В ней учёный утверждал, что из-за присутствия других атомов в молекуле связи между атомами углерода находятся под напряжением и что это напряжение определяет не только форму молекулы, но также и её стабильность. И хотя эта теория получила сегодня несколько осовремененную трактовку, её суть, верно схваченная Байером, осталась неизменной. Исследования бензола привели Байера также к пониманию того, что структура молекул бензольной группы ароматических соединений, называемых гидроароматическими, представляет собой нечто среднее между кольцевым образованием и структурой молекулы алифатических углеводородов (без кольца). Это сделанное им открытие не только указывало на взаимосвязь между данными тремя типами молекул, но и открывало новые возможности для их изучения.

В 1885 году в день пятидесятилетия Байера в знак признания его заслуг перед Германией учёному был пожалован наследственный титул, давший право ставить частицу «фон» перед фамилией.

…Годы шли незаметно. Старшая дочь Евгения давно вышла замуж за профессора Оскара Пилоти. Сыновья, Ганс и Отто, тоже нашли свою дорогу в жизни. Появились внуки…

Шёл 1905 год. На чествование семидесятилетия выдающегося учёного в Мюнхен съехались десятки учеников Байера, теперь уже известных учёных. Торжественная церемония, обед в большом зале. Со всех концов мира приходили поздравления. В дни празднования было получено сообщение о том, что за заслуги в области органической химии Байеру присуждена Нобелевская премия по химии «за заслуги в развитии органической химии и химической промышленности благодаря работам по органическим красителям и гидроароматическим соединениям».

Поскольку в это время учёный был болен и не мог лично присутствовать на церемонии вручения премии, его представлял германский посол. Байер не произнёс нобелевской лекции. Но ещё в 1900 году, в статье, посвящённой истории синтеза индиго, он сказал: «Наконец-то у меня в руках основное вещество для синтеза индиго, и я испытываю такую же радость, какую, вероятно, испытывал Эмиль Фишер, когда он после пятнадцати лет работы синтезировал пурин - исходное вещество для получения мочевой кислоты».

Став нобелевским лауреатом, Байер продолжил исследования молекулярной структуры. Его работы по кислородным соединениям привели к открытиям, касающимся четырёхвалентности и основности кислорода. Учёный также занимался изучением связи между молекулярной структурой и оптическими свойствами веществ, в частности цветом.

Байер поддерживал личные контакты со многими выдающимися учёными Европы. Почти не ведя переписки, он всегда находил время посетить своих коллег, побеседовать с ними, узнать об их достижениях, рассказать о своих. Его уважали и повсюду встречали как дорогого гостя. Профессорские кафедры во многих городах Европы занимали его ученики. Они сохраняли привязанность к старому учителю и, приезжая в Мюнхен, прежде всего, навещали знакомый дом.

В число наград, полученных Байером, входила медаль Дэви, присуждённая Лондонским королевским обществом. Он был членом Берлинской академии наук и Германского химического общества.

Последние годы жизни учёного были омрачены начавшейся мировой войной. Народ Германии нёс на плечах все тяготы кровавой бойни, и Байер тяжело переживал это. Он стал быстро дряхлеть, часто задыхался от сухого кашля, а вскоре и совсем слёг. 20 августа 1917 года Адольф Байер умер в своём загородном доме на Штарнбергском озере, неподалёку от Мюнхена.

Из книги Энциклопедический словарь (Б) автора Брокгауз Ф. А.

Байер Байер (Адольф фон) – один из замечательнейших химиков экспериментаторов последней половины текущего столетия, сын геодезиста Иоганна-Якова Байера; родился в Берлине в 1835 году. Химическое образование получил главным образом под руководством Р. Бунзена в

Из книги Все монархи мира. Западная Европа автора Рыжов Константин Владиславович

Адольф Король немецкий и император «Священной Римской империи», правивший в 1292-1298 гг.ум. 2 июня 1298 г.Адольф, граф Нассау, был избран немецким королём в мае 1292 г. вместо умершего Рудольфа I. До этого он был владетелем маленькой области с центром в Висбадене и служил по найму

Из книги 100 великих нобелевских лауреатов автора Мусский Сергей Анатольевич

АДОЛЬФ ФОН БАЙЕР (1835- 1917)Немецкий химик Иоганн Фридрих Вильгельм Адольф фон Байер родился в Берлине 31 октября 1835 года. Он был старшим из пяти детей Иоганна Якоба Байера и Евгении (Хитциг) Байер. Отец Байера был офицером прусской армии, автором опубликованных работ по

Из книги Большая Советская Энциклопедия (БА) автора БСЭ

автора БСЭ

Лоз Адольф Лоз, Лоос (Loos) Адольф (10.12.1870, Брюнн, ныне Брно, Чехословакия, - 22.8.1933, Вена), австрийский архитектор. Окончил Высшую техническую школу в Дрездене (1893). Работал в США (1893-1896), Париже (1923-28), но в основном в Вене (главный архитектор в 1920-22). Испытал влияние Л. Салливена.

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ТИ) автора БСЭ

Из книги Большая Советская Энциклопедия (ФИ) автора БСЭ

Сакс Адольф Сакс (Sax) Адольф (Антуан Жозеф) (6.11.1814, Динан, Бельгия, - 4.2.1894, Париж), бельгийский мастер духовых инструментов. Работал в Брюсселе, с 1836 - в Париже. Усовершенствовал ряд духовых инструментов. Изобретатель саксофона, а также семейства духовых инструментов -

«Байер» (Леверкузен) (Клуб основан в 1904 году)Победитель Кубка УЕФА 1988 г., победитель Кубка Германии 1993 г.Если «Штутгарт» тесно связан с концерном «Мерседес-Бенц», то «Байер» изначально создавался как спортивный клуб знаменитого концерна «Байер АГ», чьи химические

10 августа 1897 года профессора и студенты Гейдельбергского университета хоронили безвременно погибшего известного химика Виктора Мейера. Под печально-торжественные звуки Бетховенского погребального марша, с распущенными знаменами студенческих корпораций, пришли они из города на поэтическое Гайсбергское кладбище и плотным кольцом окружили свежевырытую могилу. Небольшой кучкой стояли среди них и русские ученики почившего. И вот, когда черный гроб повис уже над могилой, к ней подошел высокий плотный старик с окладистой седой бородой, необыкновенно свежим цветом лица и голубыми глазами, громким голосом произнес: «Адольф Байер посвящает этот венок своему лучшему другу». Это был знаменитый химик-органик. Байер был не только другом Виктора Мейера, но и его учителем и даже академическим крестным отцом. Он пережил его на 20 лет и умер 20 августа 1917 г. в возрасте 82 лет. В течение 70 лет Байер интересовался химией и 60 лет работал для этой благородной науки. Он пережил целый исторический период интенсивного научного творчества, в котором сам принимал большое участие.

Все силы Адольфа Байера были отданы органической химии. Сам Байер считал себя самоучкой в этой области, ибо первые свои работы он сделал самостоятельно. Но если указать его учителей, то следует назвать Августа Кекуле, хотя он и был всего на 6 лет старше Байера.

«Молодежь, — говорит Байер, — с трудом может составить себе по литературным данным сколько-нибудь верное представление о том влиянии, которое имел на своих современников молодой Кекуле». Увлеченный логической связностью нового учения, названного впоследствии структурной химией, Кекуле воодушевлял своих слушателей, возводя перед ними здание теоретической химии, в котором мы живем и теперь. Пусть фундаментальная мысль об истолковании типов при помощи атомных валентностей принадлежит Вильямсону, а Купер одновременно указал на 4-валентность углерода, за Кекуле все же остается большая слава: он создал систему органической химии и рассказал о ней миру с воодушевлением пророка». Байер воспринял эту систему 20-летним студентом. Неудивительно, что она показалась ему более законченной, чем была. Проверять справедливость взглядов своего учителя у него не было охоты. Напротив, его тянуло к работе в отдаленных областях, по примеру старых эмпириков, но с новым вооружением в руках.

Биография Адольфа фон Байера

Он родился в доме полном литературных и художественных традиций. Дед его Хитуш был центром тогдашнего литературного Берлина и собирал у себя кружок писателей и поэтов, среди которых бывали Шамиссо, неистовый романтик, Эрнст Теодор Гофман - одновременно юрист, музыкант, поэт и критик, Захарий Вернер и др.

Впоследствии, уже у дяди, историка искусств Куглера, встречались литераторы. В салоне дяди бывал и юный Байер, но душа его не раскрывалась навстречу искусству и поэзии. Мальчик был застенчив, и с малых лет его уже влекло к природе. Он любил сопровождать отца в его регулярных поездках по службе (отец Байера был капитаном генштаба), и, пока тот занимался своими геодезическими съемками, мальчик охотно оставался наедине с природой, рассматривал, слушал, собирал маленькие коллекции, а, вернувшись домой, «экспериментировал» со всем, что попадалось под руку, вплоть до масляных ламп и казенных щипцов.

Родители, как известно, не склонны поощрять подобные «эксперименты по химии » и сначала пробовали лечить неумеренное рвение экспериментатора жезлом, а затем решили направить деятельность мальчика в более сознательное русло, подарив ему популярную уже тогда «школу химии Штёкгарта». Тотчас же на карманные деньги устраивается крошечная лаборатория и постепенно проделываются все описанные у Штёкгарта опыты. Они демонстрируются затем перед другом, который за удовольствие обязывается мыть пробирки и стаканы экспериментатора.

В этот период (Байеру было 9-10 лет) сделано даже маленькое открытие: получена в кристаллах двойная соль углекислой меди и углекислого натрия, описанная только 4 года спустя. Затем наступает черед органической химии: проделываются опыты по руководству Фридриха Вёлера , и Байер отмечает, что мочевая кислота и индиго тогда уже начали его интересовать.

Окончание гимназии совпало с увлечением ботаникой, которое закончилось 6-месячным путешествием пешком, в компании с приятелем, из Триэста через Далмацию, Черногорию и Восточные Альпы с целью собирания растений. Затем наступают первые семестры университетской жизни в Берлине, появляется интерес к математике, возбужденный талантливым лектором Диришлэ. Затем отбывание воинской повинности в течение года и снова возвращение в университет.

Университетские годы

Теперь юношу интересует уже только химия, за математическими книгами он засыпает. «Я понял тогда»,- говорит Байер:- «что химия является моим настоящим призванием, и, недолго думая, поехал в Гейдельберг к Бунзену, лаборатория которого славилась тогда на всю Германию». Как это все естественно, покойно и просто! — Ни мучительных исканий и сомнений, ни бесплодной траты энергии на колебания. В 21 год человек уже определенно знает, чего он хочет, и всю свою долгую жизнь будет хотеть того, чего желал в 21 год. В лаборатории Бунзена Байер находит большое увлеченное общество и среди старших практикантов Роско, Лотара Мейера, Пебаля, Либена и из русских - Шишкова и Бейльштейна. Вскоре через Пебаля Байер получает и работу: исследовать, одинаковый ли по свойствам хлористый метил получается из разных исходных материалов. Дело в том, что метан CH 4 (атом углерода с четырьмя одинаковыми валентностями, насыщенными водородом), именовался в то время водородистым метилом и изображался по теории типов CH3. II. Таким образом один из четырех атомов водорода в метане был как будто на ином положении, чем три другие, вследствие чего и можно было ожидать, что от замены этого особого водорода хлором получится другое вещество, чем при замещении тем же элементом водорода метальной группы. Были даже и опыты Пьерра, подтверждавшие существование двух разных хлористых метилов.

Байер с охотой принялся за эту работу и добыл хлористый метил тремя различными способами: из древесного спирта, из какодиловой кислоты и прямым хлорированием метана. В первых двух случаях удалось установить полную идентичность продуктов, последний же метод дал как будто нечто иное. Объяснялось это однако, как указал впоследствии Бертло, примесями, с устранением которых исчезала и разница в свойствах этого продукта с полученными другими способами.

Импульс ко второй работе был дан русским химиком Л. И. Шишковым и в довольно оригинальной форме. Не зная, что делать с какодиловой кислотой, Байер посоветовался с Шишковым. «Теперь модно все обрабатывать 5-хлористым фосфором», отвечал тот. Байер беспрекословно последовал «моде», но постепенно сделал из этой работы целую диссертацию. Работа велась, не в институте, а в маленькой частной лаборатории Кекуле, который был не в особенном фаворе у своего патрона. Байер делает по этому поводу следующее любопытное замечание: «Бунзен, потеряв всякий интерес к органической химии, не интересовался и моими работами над какодиловой кислотой». Таким образом, вышло, что современная органическая химия, возникшая в Англии и Франции и ввезенная к нам оттуда Кекуле, как в свое время химия Гей-Люссака была ввезена Либихом, осталась в России «без приюта и покровительства». Бунзен спокойно отпустил Кекуле в Гент.


Формула какодиловой кислоты

Частная лаборатория Кекуле была скромна и занимала комнатку в одно окно. Тяги вовсе не было, а для работ с вредными газами служила соседняя кухня, труба которой часто тянула очень плохо. В результате, придя однажды в лабораторию, Кекуле нашел своего юного практиканта в бессознательном состоянии и с сильно опухшим, лицом. Оказалось, что Байер открыл хлористый монометил мышьяк и сильно вдохнул его, не подозревая об ужасных свойствах этого вещества.

Защита диссертации

Защищать диссертацию, написанную по латыни Байер поехал в Берлин. Работа была принята, но весьма сухо, как нечто посредственное. Дело в том, что тогдашние берлинские профессора химики Митчерлих и Розе и физик Магнус были совершенно чужды новой органической химии и, по мнению Байера, высказанному, конечно, впоследствии, просто но понимали его работы и не знали, что делать с ним самим. Экзамен прошел без особого блеска, после чего молодой доктор тотчас же уехал в Гент к своему учителю Кекуле. В 1860 году Байер возвращается на родину и вступает в число приват-доцентов берлинского университета, посвящая свою вступительную лекцию мочевой кислоте. Экспериментировать здесь Байер не может, так как в то время университет не имел еще химической лаборатории, а устроить свою у молодого доцента не хватает средств. Поступает предложение, занять кафедру органической химии в ремесленном институте. Условия не блестящие: 1800 марок годового жалования.

Экспериментальные исследования

Но… в распоряжение молодого профессора предоставлялась новая благоустроенная лаборатория, в которой Байер проработал затем 12 лет. В университете дела молодого приват-доцента шли далеко не блестяще. Попробовал он объявить курс лекций по неорганической химии: занял аудиторию, пригласил ассистента, потратился на приборы и принадлежности, но никто не пришел. За этой неудачей последовала другая. В 1865-м году декан марбургского университета спросил Байера, согласен ли он занять освободившуюся кафедру Кольбе. Согласие было дано немедленно. Но на другой же день пришла депеша с извещением, что курфюрст сам распорядился кафедрой и, помимо министра и факультета, назначил в Марбург старшего ассистента Бунзена Кариуса. Байера же в следующем году, благодаря рекомендации А. Б. Гофмана, представили в экстраординарные профессора берлинского университета, но без жалования.

Так прошли первые 10 лет службы Байера в Берлине. В лаборатории ремесленного института постепенно развилась кипучая деятельность. Экспериментальные исследования велись беспрерывно и за 10 лет дали материал для 50 статей, напечатанных частью в сотрудничестве с учениками и ассистентами. Разрабатывались группы мочевой кислоты, индиго, непредельных кислот, начато было изучение реакций конденсации и др. В это же время был открыт сделавшийся впоследствии знаменитым метод восстановления органических соединений перегонкой с цинковой пылью. Байер получил при помощи этого метода основное вещество группы индиго - индол. Затем в лаборатории Байера его ассистент Гребе и один из практикантов Либерман воспользовались тем же методом для решения не менее важного вопроса: какой углеводород лежит в основе ализарина, знаменитой краски, содержащейся в корнях растения марены. Ответ получился скорый и точный: углеводород этот - антрацен. Для Гребе стало ясно, что сам ализарин — это диоксиантрахинон. Этим намечался путь синтеза краски из антрацена. Синтез был осуществлен Гребе и Либерманом в лаборатории Байера с поразительной быстротой и при участии Каро и Перхина нашел себе доступ на фабрику. Этой работой была вписана первая и блестящая страница в славную историю синтетическо-химической промышленности.

Неудивительно, что, в результате такой интересной деятельности Байеровой лаборатории, имя Байера начало приобретать популярность в стране. И вот в 1870 году его зовут в Кёнигсберг. Байер отклоняет предложение, но, опираясь на 10-летнюю деятельность в институте, пробует укрепить свое положение в Берлине и ходатайствует о маленькой прибавке к своему скудному жалованью. В ответ получает резкий отказ. А уже имел семью. Приходилось подрабатывать. Однако по этому пути Байер не пошел: его определенно влекло к исследованию. И вот, когда надежды устроиться в Берлине профессором химии на медицинском факультете еще раз не оправдалось, Байер с радостью принимает приглашение в только что завоеванный Страсбург и покидает свою родину.

Подлинно - нет пророка в своем отечестве.

Страсбургский период

В течение трех последних лет в берлинской лаборатории Байера работал и знаменитый впоследствии органик Виктор Майер. Приехав в Страсбург, Байер нашел побежденный и частью разоренный город, мрачное и враждебное отношение населения к победителям и опустелый университет.

Лаборатория была, однако удобна и просторна, и скоро в ней закипела деятельная научная жизнь. С новой энергией принялись за изучение разнообразных случаев конденсации, были исследованы и фталеины, открытие которых частью обязано случаю. В первый раз Байер применил фталевый ангидрид, как водоотнимающее средство, и нагрев с ним пирогаллол получил галлеин, затем уже сознательно сам фталевый ангидрид был сконденсирован с резорцином и фенолом, и таким образом добыты флюоресцоин и фенолфталеин. В числе первых учеников Байера в Страсбурге были и оба Фишера Эмиль и Отто.

Будущий Нобелевский лауреат Эмиль Фишер студентом работал над фталеинами, а оставшись затем у Байера ассистентом, открыл фенилгидразин. Конденсация фталевого ангидрида с фенолами при иных условиях привела Байера к новому синтезу антрахиноновых производных и ализарина. Много работ в Страсбургской лаборатории было посвящено открытым нитрозосоединениям, которые привели Байера в область красок.

Приглашение в Мюнхен

В Страсбурге Байер прожил недолго, всего три года. Затем его позвали в Мюнхен на опустевшую кафедру Либиха. Приглашение в Мюнхен являлось весьма почетным, но в Мюнхене в это время, т.е. в 1875 году не было еще лаборатории. Причина была в том, что Либих был инициатором лабораторного преподавания. Свою знаменитую лабораторию, куда к нему стекались ученики с разных концов Европы, Либих открыл уже в 1825 году и проработал там 57 семестров. Как страстная натура, Либих внес столько натиска и горячности в новое дело, что в результате оно совершенно его утомило. Любимое дело стало тягостным и мучительным. Либих не мог больше слышать о лаборатории. Либиха позвали в Мюнхен. Он принял предложение, но поставил условием освобождение его от лабораторных занятии со студентами. Университет пошел навстречу желанию Либиха, и в течение 29 лет Мюнхен был лишен лабораторно-химического преподавания. До приезда Байера в 1875 году никому не приходило в голову, что не современно оставлять такой научный центр, как Мюнхен, без лаборатории и что благоприятно разрешить эту задачу можно было и без Либиха, сделавшееся ему непосильным бременем.


Юстус фон Либих

Переселившись в Мюнхен, Байер не нашел здесь ни химической лаборатории, ни ассистентов, ни студентов-химиков. Из профессоров-химиков был тоже только один заместитель Либиха и впоследствии его биограф, Фольгард. Но Байер был доволен: надо все создавать, а это легче и приятнее, чем поправлять и приспосабливать старое.

В новом институте работа пошла с прежней энергией. Началось изучение реакции конденсации, разработка группы фталеинов и индиго. Много исследований было посвящено гидроароматическим соединениям и структуре бензола. Главные результаты последних работ составили затем содержание речи Байера «О строении бензола», произнесенной на юбилее его учителя Кекуле.

Исследования индиго

Наиболее громкую славу создали Байеру его исследования в области индиго. Этой древней краской Байер заинтересовался еще ребенком, по крайней мере сам он рассказывает, как 13-летним мальчиком на дареные деньги купил себе кусок индиго, дивился его свойствам и в первый раз добыл из него по рецепту, взятому из руководства Вёлера, изатин, которым так много занимался впоследствии.

Работы над индиго начались с 1863 года и велись, с одним только, правда, довольно длинным перерывом, в течение 20 лет. Байер мог заявить, что «место каждого атома в молекуле индиго установлено экспериментальным путем». В 1880 году Байер осуществил и синтез индиго из коричной кислоты. В том же году был взят и первый патент на искусственное получение этой старинной естественной краски.


Натуральный краситель индиго

Своими работами в области индиго, фталеинов, антрахиноновых и нитропроизводных, Байер оказал ценные услуги химической промышленности. Не известно, в какой мере услуги эти были вознаграждены, и мог ли Байер повторить фразу своего учителя Кекуле: «К промышленности я всегда имел большой интерес, но от нее, право, не получал — никаких интересов». Бернсе с Байером было иначе, чему можно только порадоваться, как всякому шагу в сторону социальной справедливости, в том числе и более верной материальной оценки истинно творческой работы, которую современники всегда было более склонны вознаграждать щедро разливаемыми юбилейными речами и загробными панегириками. Во всяком случае непосредственно практическими целями Байер в своих работах не руководствовался, от техники он был далек, как по среде, из которой вышел, так и по образованию, которое получил. С техникой Байера сближали только его сотрудники, такие, как Каро, Гребо, Либерман. Для Байера выше всего стояли интересы науки, и он с одинаковым вниманием и глубиною изучал индиго и строение бензола, фталеины и определение химического места в терпенах, нитрозосоединение и основные свойства кислорода.

Синтез изатина

Байер верил, что в науке здоровое семя не пропадает и находит для себя добрую почву. Современная техника, во всяком случае, оценила заслуги Байера и давно уже причислила его к славнейшим создателям красочного производства. Впоследствии к старинному званию „доктор философии“, заработанному некогда юным Байером, присоединили еще новый, только что изготовленный титул «доктор инженер», воспринятый уже старым ученым. И не титул здесь венчал человека, а человек должен был освятить титул.

Как тип ученого, Байер является настоящим классиком. Он работает всегда, при всяких условиях, непрерывно и продуктивно. Исследования его обычно весьма продолжительны, детализированы и тянутся целыми десятилетиями.

Каждую тему он разрабатывает вглубь и вширь с упорством, выдержкой и любовью. В нем нет торопливости, нет постоянной смены периодов бурного натиска и упадка. Счастье и случай почти не играют роли в его открытиях. Взявшись за тему, он не отстает от нее, пока не получит ответа. Он переходит от одного вопроса к следующему. У него нет горячности и задора для ожесточенной полемики. Даже у молодого Байера хватает выдержки после 4-летней работы над индиго отложить в сторону эту любимую тему на целые 8 лет, потому что Кекуле опубликовал тогда сообщение о начатых им опытах синтеза изатина. Когда за 8 лет Кекуле не удалось решить поставленной задачи, Байер снова возвращается к индиго. Осуществляет синтез изатина и самой краски, а потом опять индиго, но оставляя, однако, других исследовании. Он публикует за это время не менее 20 экспериментальных работ, касающихся индиго. Обладая прекрасным здоровьем, Байер не нуждается в длительном и полном отдыхе. Если его утомило одно, он тотчас же принимается за другое. Так, в 1885 году после долгих работ над индиго Байер вдруг почувствовал отвращение к этой теме. Тогда он переходит к новому вопросу.


Синтез изатина из o-нитробензальдегида и ацетона:

Формулировка теории напряжения

Склонность атомов углерода к образованию более или менее длинных цепей в органических соединениях несомненна, но обладают ли этой способностью и свободные углеродные атомы? Нельзя ли построить длинные цепи из ацетиленовых двойных звеньев, содержащие только на концах своих по атому водорода или другого элемента и будут ли такие цени по свойствам подобны другим органическим соединениям. Нельзя ли, затем, замкнуть эти цепи в чисто-углеродные кольца? Эти образования будут, конечно, менее сложны, чем, например, в алмазе, и можно ожидать, что эти новые формы углерода представятся прозрачными, летучими, как камфора, и сильно взрывчатыми. До взрывчатых алмазов Байер не дошел, но первую часть задачи, синтез полиацетиленовых соединений, разрешил и, кроме того, был приведен этой работой к формулировке известной «теории напряжения», объясняющей большую склонность углеродных цепей к образованию 5-6-звенных колец.

Адольф фон Байер — великий экспериментатор

Как экспериментатор, Байер принадлежал к числу тех химиков, любимыми аппаратами которых являются пробирка и часовое стекло. Байер делал тысячи опытов всегда с простыми приборами и в малых размерах. И в малом масштабе он умел видеть многое. Недаром он с удивлялся своему коллеге: «Как ваши опыты дают отрицательные результаты! Признаюсь, я никогда не сделал еще опыта с отрицательными результатами».

Та же характерная черта простоты уравновешенности и спокойствия сказывается и в изложении Байера, в его статьях, письмах, речах. В лекциях Байер подражал манере своего учителя профессора математики Диришлэ, про которого говорит следующее: «никаких риторических оборотов, напряжения тела или духа, и все-таки он увлекал своих слушателей, которые внимали его словам почти с благоговением. Достигал он этого тем, что будил мысль в слушателе и давал ему время в течение лекции додумать эту мысль до конца. Так, я объяснял успех Диришлэ и старался впоследствии по мере сил ему подражать». Как педагог, Байер выше всего ставил научное развитие студентов и больше всего боялся перегрузить их память чисто-описательным материалом.

Эта боязнь заставила его выступать вместе с Вильгельмом Оствальдом горячим противником введения государственных экзаменов для химиков как университетских, так и окончивших технические школы. Вообще же по экзаменам мюнхенская лаборатория Байера считалась строгой, ибо там был в обычае так называемый «Doctorandum», т. е. экзамен подобный докторскому, но производимый перед началом работы для диссертации.

В какой же общий вывод складываются впечатления от этих немногих эпизодов из биографии Байера в связи с основными чертами его физиономии, как ученого и профессора?

Этот человек твердо прошел длинный жизненный путь, до конца развернув данный Богом талант, и, неустанно работая всю жизнь, сохранил полное духовное и физическое здоровье. В конце пути, он мог сказать, что прожил свою жизнь так, как хотел, как мог и как был должен. И ведь Байер не исключение, от других он отличался талантом, не судьбою. Не слишком ли много в нашем обществе говорят об организациях и не слишком ли мало и вскользь мы заглядываем внутрь человека, мало ценим великое счастье ясно и во время осознанного призвания, всесокрушающую силу неустанного трудолюбия и выдержки, эту неукротимую волю к действию, рождаемую из не остывающей любви к избранному делу.

Каждый год Адольф фон Байер, профессор химии Мюнхенского
университета, получал от магистратуры пригласительный билет на городской
бал, внимательно его прочитывал, благодарил рассыльного и никуда не ходил.
Но недавно кто-то рассказал ему, что Юстус Либих, чью кафедру он занимает
вот уже пятый год, считал своим долгом всегда присутствовать на празднике.
И Байер тоже решил пойти.


Бал начинался в одиннадцать часов вечера, так что день у Байера был

таким же трудовым, как любой другой. С утра он раздал задания лаборантам и

практикантам, поговорил с сотрудниками и ассистентами, ведущими

самостоятельные работы. Потом читал лекции студентам, сходил домой

пообедать, опять вернулся в университет, ответил на письма, выправил

корректуру статьи для журнала и... совершенно забыл о бале.

Вспомнил о нем только когда давал инструкции лаборанту Францу. Тот

оставался на ночь, следить за синтезом, поставленным еще с утра. Обычно

Байер старался не оставлять Франца одного в лаборатории, Франц был

человеком ненадежным: лаборантом он лишь числился, а на самом деле был

обычным наемным служителем, но поскольку в этот день были поставлены давно

отработанные синтезы, не грозящие никакими сюрпризами, Байер решил

рискнуть. Он объяснял предстоящую работу, а Франц слушал, почтительно

кивая на каждой фразе.

Особое внимание прошу уделить горелкам, следите, чтобы кипение было

тихим, без толчков, нагрев контролируйте по термометрам... Хотя, так вы

все позабудете. Я сейчас запишу... - Байер схватил со стола первую

попавшуюся бумажку. Это оказался пригласительный билет. - Мой бог! Совсем

забыл! - воскликнул Байер.

Тем не менее, он сначала закончил наставления, проверил, чтобы все

было в порядке, и только потом поспешил к дому, чтобы переодеться.

Разумеется, он опоздал, праздник был в самом разгаре. Распорядитель

ввел Байера в зал, торжественно возгласил:

- Адольф фон Байер , профессор!

Теперь Байер считался представленным присутствующим и мог начинать

веселиться самостоятельно. Но, во-первых, он не знал здесь ни одного

человека. Открывавшие бал почтенные люди, с которыми Байера водил

знакомство, уже ушли, и в древнем "зале пиров" гудела незнакомая толпа. А

во-вторых, Байер решительно не представлял, что он должен здесь делать,

ведь он, по примеру великого Либиха, собирался прийти только на открытие.

Однако, к нему почти сразу подошел заплывший жиром толстяк, втиснутый

в узкий сюртук. Он остановился против Байера и громко спросил:

Это вы доктор фон Байер?

К вашим услугам, - отозвался тот.

Краппп? - рявкнул толстяк.

Простите? - не понял Байер.

Ведь это вы сделали искусственный крапп?

Ализарин, красящее вещество краппа, - лекторским тоном произнес

Байер, - получен Гребе и Линнеманом в то время, когда эти два ученых

работали в моей лаборатории.

Все равно, - отмахнулся толстяк, - весь город говорит, что крапп

сделали вы, - он замолк на несколько секунд, а потом, решив, что

собеседник усвоил комплимент, спросил: - А сейчас вы чем занимаетесь?

Индиго, - коротко ответил Байер.

О-о-о!.. - уважительно протянул толстяк. - И давно вы за него

Не очень, - рассеянно ответил Байер.

Он вдруг вспомнил, как впервые познакомился с таинственным веществом

индиго. В то время Адольф Иоганн Фридрих Вильгельм фон Байер был худеньким

бледным мальчиком и его звучные имена казались насмешкой. Отец его, в

юности воевавший против Наполеона, хотел, чтобы сын стал военным, мать

мечтала видеть его литератороом. А двенадцатилетний Адольф читал и

перечитывал случайно попавший ему в руки научный трактат Фридриха Велера -

человека, впервые ситезировавшего органическую субстанцию из

неорганических веществ. Больше всего в этой книге потряс мальчика рассказ

о красках. Только теперь он понял, как неярко одеваются живущие вокруг

люди. Материи были белыми, серыми или выкрашенными в некрасивый бурый цвет

дешевой краской "кашу". Все остальные красители привозились издалека и

были дороги. Даже сами их названия звучали словно имена сказочных

восточных городов: шафран, кошениль, хна. И, конечно же, царь красок -

синее индиго. Цена этой чудесной лазоревой краски была столь велика, что

некогда германские правители даже запретили ввоз индиго в страну,

опасаясь, что Германия разорится, если немцы будут носить платье,

выкрашенное в синий цвет. И даже французский император, с которым так

храбро сражался отец будущего химика, не смог одеть в синие мундиры

любимую старую гвардию.

Прочитанная книга не давала покоя, и когда в день тринадцатилетия

родители подарили Адольфу два талера, он, зажав серебряные монеты в

кулаке, побежал в аптеку и купил там порошок индиго, чтобы повтоорить

описанные Велером опыты. Неделю Адольф ходил с синими руками и с тех пор

твердо решил, что будет химиком и обязательно научится изготовлять индиго.

Байер тряхнул головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания. Он

сообразил, что все еще стоит в зале, а толстяк назидательно говорит ему:

Не кажется ли вам, что ваши исследования, в некотором роде,

являются как бы безнравственными?

Это в каком же смысле, позвольте спросить?

А то, что крапп прежде стоил двести марок за килограмм, а ваш

ализарин, хотя красит и лучше, но стоит всего шесть марок. И если индиго

научатся фабриковать из каменноугольной смолы, то его ждет та же участь!

Ведь тогда любая крестьянка сможет надеть цветную юбку! Падет уважение к

богатству.

Вот и прекрасно, - сказал Байер. - Быть может, тогда люди научатся

отличать друг друга не по цвету штанов, а по содержимому головы.

Толстяк изумленно глянул на профессора и отошел, обиженно сопя. Байер

молча развернулся и ушел.

Домой он вернулся поздней ночью, однако это не помешало ему подняться

до света, чтобы отправиться на прогулку. Ему и раньше приходилось,

вернувшись из лаборатории под утро, даже не ложась спать, уходить на

утреннюю прогулку, которая была непременной частью его образа жизни.

Химик слишком много дышит парами вредных веществ, - говорил он, - и

должен в виде возмещения ущерба побольше дышать чистым воздухом.

Но на самом деле Байер просто любил ходить по улицам спящего города,

и лишь когда ему попадался первый тяжело гремящий вагон конки, он

поворачивался и шел не домой, а к университету, в свою лабораторию. И

прежде, чем появлялись сотрудники, Байер успевал войти в курс работы и

обдумать, что и как он будет делать сегодня. В этом и заключался секрет,

благодаря которому он успевал так много.

А он действительно сделал немало. К восемнадцати годам закончил

математический факультет Берлинского университета, а потом, с трудом

добившись согласия отца, уехал в Гейдельберг к Бунзену. Ничего не скажешь,

Бунзен научил его работать, но Байер хотел заниматься органической химией

и потому вскоре покинул творца спектрального анализа и отправился в Гент,

где поступил в лабораторию Августа Кекуле.

Среди немецких химиков Кекуле был самой эксцентричной фигурой, и по

характеру и по области исследований. Занимался он в то время проблемой

непонятной стабильности ароматических соединений. Кекуле предположил, что

атомы углерода в этих веществах соединяясь друг с другом одной или двумя

связями, образуют кольца, которые укрепляют молекулу. Теория эта вызвала

удивление и вряд ли была скоро признана, но уже через год на всю Европу

химического строения, и теория Кекуле вошла в нее как частный, хотя,

возможно, самый интересный случай.

Но как обычно бывает со всеми теориями, вскоре обнаружились факты,

которые не укладывались в отведенные им рамки. Среди ароматических

соединений нашелся плохоизученный класс веществ, носящий длинное название

"ароматические гетероциклы" и не желающий подчиняться теории строения.

Вещества этого класса показывали признаки ароматичности, в том числе и

равнозначность всех двойных связей, а согласно Кекуле, связь,

принадлежащая азоту или другому неуглеродному атому, должна была сильно

отличаться от остальных.

Здесь-то интерес Байера к красителям вспыхнул с новой силой, ведь

почти все органические краски - природные и немногие уже полученные

искусственно, были ароматическими гетероциклами.

Но по-настоящему заняться индиго удалось только в 1865 году, когда

Байер занял кафедру химии в Берлинской ремесленной академии. С тех пор все

его работы тем или иным образом имели отношение к химии красителей. Его

ученики - Гребе и Линнеман получили ализарин. Братья Фишер - тоже его

ученики - подарили миру дешевый розанилин и красивую горькоминдальную

зелень. Только сам Байер пока не дал промышленности никаких новых

красителей. Кто делает большой труд - работает долго.

К тому же, Байер предпочитал браться за проблемы, имеющие не только

практический, но и теоретический интерес, хотя в конце работы неизменно

возвращался к индиго. Найти универсальный метод анализа кислородсодержащих

соединений - и доказать, что индиго есть производное индола. Заняться

проблемой ароматичности - и приложить полученные результаты к азотистым

гетероциклам: индолу, изатину, индиго...

Кроме того, много времени отнимают ученики. Их привлекала к нему не

только слава крупного теоретика и смелого экспериментатовра, не только

память о том, что прежде здесь работал Юстус Либих. Гораздо важнее

оказывалось то, что Байер был честен. Именно это качество объединяет всех

ученых, сумевших создать свои школы. В конце концов, кто такие Гребе и

Линнеман? Один в ту пору был ассистеном, впорой и вовсе практикантом. К

тому же пользовались они разработанной Байером методикой восстановления

цинковой пылью. Дюма на его месте просто поставил бы под работой свою

подпись, но Байер так не мог. Только когда работу проводил студент, за

каждым шагом которого приходилось следить, Байер включал себя в число

пурпурина. Жаль, что выпуск этого красителя оказался нерентабельным, так

же как и производство фенолфталеина, открытого Байером еще в 1871 году.

И все же, хотя и медленно, но он подходил к индиго. Сначала изучал

продукьты разложения и устанавливал их структуру, а потом начал трудный

путь от синтеза простых составляющих ко все более сложным: пиролл, индол,

оксииндол - вот ступеньки, по которым он поднимался к индиго. И наконец -

изатин. Вещество с простой формулой, но чудовищно длинным, чисто немецким

названием: ортонитрофенилпропиоловая кислота при нагревании со щелочью

давала изатин. Если бы удалось восстановить его в момент выделения, то он

получил бы если не само индиго, то что-то близкое к нему. Значит, надо

искать восстановитель. Байер надеялся, что как восстановитель подойдет

глюкоза, но в результате получил тот же самый изатин... Что ж, он будет

Сейчас в лаборатории Франц повторяет опыт с глюкозой, проводит

вонтрольный синтез. Конечно, заманчиво все время идти вперед, всякий день

делать новое, но у него такое правило: любой опыт повторять несколько раз,

причем повторы должен производить не тот, кто ставил опыт первый раз.

Только так можно добиться настоящей повторяемости явления. А это -

обязательное условие. Еще никто не находил в его экспериментах ошибок,

Адольф фон Байер не потерпит, чтобы его результаты оказались неверными

из-за какой-то случайности...

Байер шел берегом бурного Изара по направлению к университету, не

замечая, что все время убыстряет шаг. Здание либиховского института стояло

на набережной. Франц почти сразу отозвался на стук и открыл дверь. Байер

опытным взглядом скользнул по лицу лаборатна. Странно, Франц не заспан, а

ведь этот лентяй никогда не упустит возможности поспать на работе.

Что-нибудь случилось? - спросил Байер.

Н-нет, - ответил Франц, отводя глаза.

"Что-то разбил", - решил про себя Байер.

Он знал, что больше всего на свете Франц боится вычетов за битую

посуду, которые издавна приняты в химических лабораториях Германии. Но что

он мог разбить, чтобы не спать ночь? Байер отстранил лаборанта, который

хотел помочь ему раздеться, и прошел в лабораторию. То, что он увидел,

заставило его вздрогнуть. В двух колбах медленно кипел ярко-желтый раствор

изатина. С ними было все в порядке... Но третья справа...

В первую секунду показалось, что ее содержимое сгорело и обуглилось.

Но когда Байер встал против окна, чтобы на колбу падали прямые лучи света,

то он понял, что колба полна осадка, темно-синего, почти черного.

Ошибиться было трудно, слишком часто Байер видел синие с медным

отливом на изломах кристаллы индиго.

Франц, что здесь произошло? - спросил он внезапно охрипшим голосом.

На мгновение Франц замялся, но, сообразив, что правду все равно

скрыть не удастся, махнул рукой и сказал:

Знаете, господин профессор, я тут вовсе не виноват. Все делал, как

вы велели, а потом смотрю - он лопнул. Но я зывменил...

Что заменили?

Термометр. Поставил новый. Как вы и велели. Господин профессор, я

же его не бил, неужто платить за такую дорогую штуку мне прийдется из

своего кармана?

Конечно! Но что случилось за это время? Перегрев?

Не должно бы. Жар был не сильный, как вы и велели. И два других

термометра целы...

Байер почти сразу понял, что явилось причиной феномена, но опасаясь

поверить удаче, еще долго задавал придирчивые вопросы, пока не успокоился

окончательно.

Ладно, - сказал он, вставая, - эти, - он указал на колбы с желтой

жидкостью, - обработать обычным порядком, а это осторожно упарить, остаток

собрать и принести мне. Кроме того, Франц, подготовьте еще три синтеза:

аппараты и вещества, все как обычно. Но реакцию не начинайте, а позовите

Байер прошел в кабинет, прикрыл дверь. Сердце учащенно стучало, его

словно сдавил обруч. Он и не думал, что в сорок пять лет у него может

схватить сердце. Но сегодня это можно понять. Там, за дверью, в соседней

комнате, в круглой колбе термостойкого стекла синеет индиго. Первое

индиго, полученное химическим путем.

Байеру вдруг стало страшно. А что если Франц разобьет сосуд или

прольет раствор, индиго пропадет и получить его больше не удастся?

Чушь! - громко произнес он и сел в кресло. - Если результат не

повторяется, это не результат!

Некоторое время Байер сидел, глядя прямо перед собой в стену.

Когда-то, прийдя сюда впервые, он написал на этой стене слова великого

Либиха: "Мы верим, что завтра или послезавтра кто-нибудь отроет способ

изготовления из каменноугольной смолы великолепной краски краппа, или

благодетельного хинина, или морфия". Скоро двенадцать лет, как найден

ализарин, крапп больше не нужен, марены никто не сажает. А сегодня у него

в руках индиго. Какая удивительная, редкая случайность! Ведь термометр мог

и не разбиться, и ртуть, ставшая катализатором, не попала бы в колбу. И

все-таки, это была необходимая случайность. Всю жизнь, от того первого

аптекарского порошка, он шел к этому дню. Даже его письма друзьям больше

напоминали химические трактаты, а не дружеские послания; формул там было

больше, чем обычных слов.

Так, лет двадцать назад он писал своему другу Жану Стасу, что

собирается жениться, то почему-то главным в письме оказалось не описание

достоинств милой Барбары, а сообщение о том, что ему удалось найти новый

способ промышленного получения гидантоина. А на Барбаре он так и не

женился - испугался, что семейная жизнь помешает работе. Как напоминание о

той поре осталось название целого класса органических соединений, открытых

им и названных в честь бывшей невесты барбитуратами. Наверное, тогда он

был неправ. Это работа всегда мешала и мешает личной жизни. Сейчас он

женат и имеет троих детей. Но видит он их куда реже, чем учеников, и

думает о них меньше, чем об индиго...

Но почему так копается Франц?

Байер не выдержал и вернулся в зал. Колбы были уже сняты, а в гнезда

над погашенными горелками вставлены новые. Франц на аптекарских весах

отвешивал глюкозу.

Вы понимаете, что не в ваших интересах рассказывать всем, что

произошло сегодня ночью? - сказал ему Байер.

Слушаю, господин профессор, - не оборачиваясь ответил Франц.

Начинали собираться сотрудники, в комнату вошел второй служитель.

Людвиг, - позвал его Байер, - возьмите эти растворы и обработайте.

Только когда будете перекресталлизовывать, сохраните маточники. Мне бы

хотелось посмотреть, какие там примеси. И еще. Перейдите с этим в общий

зал или в комнату к кому-нибудь из ассистентов. Скажите, что я прошу.

Людвиг вышел, а Байер, повернувшись к Францу, внушительно произнес:

Прийдется вам поработать не только ночью, но и днем, - и, не

дожидаясь ответа, ушел в кабинет.

Разумеется, он заперся не из страха, что у него украдут открытие. Но

было бы слишком обидно, если бы молодежь раструбила о получении индиго по

всему университету, а открытия бы не получилось. Впрочем, разберемся

спокойнее. Он ведь с самого начала чувствовал, что глюкоза подходящее

вещество для данной реакции, мягкий избирательно действующий

восстановитель. Чтобы добиться успеха, не хватало только катализатора -

случайной капли ртути. Если бы даже термометр остался цел, то через год

или два он все равно получил бы, что хотел. Так что эта случайность -

всего лишь награда за терпение и добросовестность.

Боже, но почему Франц так медлит? Сам он давно бы все сделал.

Франц, вы скоро?

Уже все.

Действительно, кажется все готово, Франц собирается зажечь горелки.

Подождите, - Байер вдруг забыл, что хотел делать. Но вот он заметил

на столе железные щипцы, взял их, достал из ящика новый термометр, ухватил

его щипцами, сжал. Зазубренные губки щипцов скользнули по серебристому

шарику, не оставив следа. Байер нетерпеливо ударил по термометру.

Мельчайшие брызги ртути разбежались по столу.

Франц! - крикнул Байер. - Да помогите же мне! Надо собрать ртуть.

Да нет, не туда - в колбу! Да, да, прямо в реакционную массу!

А осколки? - робко спросил Франц.

Глупый вопрос отрезвил Байера. В самом деле, зачем он разбил дорогой

прибор? Рядом в шкафу стоит банка с чистой, промытой и высушенной ртутью.

И осколки тоже, - устало сказал Байер.

В две другие колбы они долили ртути из банки.

Голубые венчики газа замерцали под асбестовыми сетками. Байер вытер

ладонью пот со лба. Ему очень хотелось остаться и посмотреть, как пойдет

реакция, однако он должен был идти на лекцию. Как бы ни были важны

эксперименты, его ждут тридцать человек студентов. Ничего, сам он повторит

опыт потом и еще не раз.

А сейчас он расскажет студентам о битве, отгремевшей сорок лет назад

межджу Дюма и Берцелиусом. Один из них отстаивал теорию замещения, второй

доказывал, что органические вещества состоят из радикалов. Сейчас это уже

история, но ему обязательно надо будет добавить, что такие битвы не

затихают никогда. Например, недавно он сам выступил против своего учителя

Кекуле. Начал дисскуссию о структуре ароматических соединений, выдвинув

тезис, что двойные связи в молекуле принадлежат не отдельным атомам, а

всему кольцу разом. Вот почему в гетероциклах связь, которую Кекуле

приписывал неуглеродному атому, ничем не отличается от остальных. И это не

просто полемика, а необходимый спор, определяющий дух и направление науки.

Без него не будет и практических результатов.

Я ухожу, - сказал Байер Францу, - а вы следите за процессом. Если

все закончится благополучно, то я позабочусь о вознаграждении.

Но если по вашей вине синтез не пройдет, то вы заплатите за оба

термометра.

Он был уверен, что теперь Франц ни на миг не отойдет от установки и

не станет болтать с кем бы то ни было. Однако, новости, хорошие и плохие,

обладают свойством просачиваться сквозь замочные скважины. Возращаясь с

лекции, Байер ловил на себе любопытные взгляды встречных.

Лаборатория казалась растревоженной. В общем зале никто не работал,

весовая стояла пустой, ученики толпились неподалеку от комнаты, где сидел

Франц. Дверь оказалась запертой изнутри. Байер постучал.

Ну кто там опять? - раздался страдальческий голос Франца.

Это я. Откройте.

Дверь отворилась, и Франц, наклонившись, выдохнул вошедшему Байеру в

Смотрите, синеет...

Тысяча восемьсот восьмидесятый год не был отмечен сколько-нибудь

значительными волнениями на мировой бирже. Американские плантаторы,

лишившиеся после гражданской войны своих рабов, старались возместить

убытки и взвинчивали цены. Стоимость индиго достигала тысячи марок за

килограмм и продолжала подниматься. Пять с половиной тонн индиго,

произведенного в этом году, оценивались в шестьдесят миллионов марок. И

никто из торговцев не знал, что в городе Мюнхене, в университете

Максимилиана Второго химик Адольф фон Байер получил первые граммы

синтетического индиго. Пока они были в десятки, если не в сотни раз дороже

натурального. Но без них у нас не было бы сегодня индиго-чистого: самого

дешевого из красителей.

Сейчас невозможно сказать, все ли подробности были такими, как здесь

описано. Ни сам Байер, ни его многочисленные ученики ничего об этом не

сообщают. Известно лишь, что реакция, носящая ныне имя Байера,

действительно катализируется ионами ртути, а в то время каталитические

реакции как правило открывались случайно. И легенды о нерадивом лаборанте

и счастливой случайности, завершившей многолетний труд не высосаны из

пальца. Например, в 1895 году точно такой же разбившийся термометр указал

химику Запперу путь к получению фталевого ангидрида.

Но как бы в действительности ни начинался этот день, закончился он

Ночь клонилась к исходу, когда Байер, окончив все сегодняшние

дела, сделал в журнале последнюю запись: "...Опробовать полученное

вещество для крашения волокна".

Байер закрыл тетрадь, вытащил из кармана часы, щелкнув крышкой,

посмотрел на циферблат, покачал головой, оделся и, не заходя домой,

Напечатать

Похожие записи:

Николай пирогов Врач пирогов николай ивановичНиколай пирогов Врач пирогов николай иванович Цитаты о том что важно. Афоризмы о цитатах. Это и есть смыслЦитаты о том что важно. Афоризмы о цитатах. Это и есть смысл огарёва; фгбоу во огарёва; фгбоу во "мгу им Лучшие учебники английского языка для пополнения словарного запасаЛучшие учебники английского языка для пополнения словарного запаса Экзотическая страна австралияЭкзотическая страна австралия
Новые или популярные