Пур ле мерит. «Голубой Макс» против «Святого Георгия. Большой крест и звезда «Pour Le Merite»

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Орден Святого Духа (Франция)

31 декабря 1578 г. король Франции Генрих III учредил орден Святого Духа. Это событие было связано с тем, что единственный на тот момент французский орден Святого Михаила сильно дискредитировал себя в глазах дворянства частыми награждениями, а король срочно нуждался в политических союзниках, верность которых не мешало «подкрепить» престижной наградой.

Новый орден представлял собой золотой мальтийский крест с шариками на концах и золотыми лилиями в углах, обрамленный белой эмалевой каймой. Золотой медальон в центре реверса был покрыт зеленой эмалью, изображавшей языки пламени, а поверх медальона размещалось изображение голубки – символа Святого Духа. Орден носился на шее на специальной цепи; со времен Людовика XIV удостоенные награды светские лица (они назывались кавалерами) носили его знак на голубой муаровой ленте у левого бедра, а духовные лица, называвшиеся командорами, – на шейной цепи. Орденский девиз – «Duce et auspice» («Под его предводительством»).

Первым кавалером ордена Святого Духа в день его учреждения стал влиятельный политик герцог Лодовико ди Гонзага (во Франции он именовался Луи де Невер), а первым командором – кардинал Шарль де Бурбон, архиепископ Руанский. При Генрихе IV было решено, что орденом могут быть награждены также иностранные монархи, сыновья короля Франции получают награду при рождении, прочие принцы королевской крови – при совершеннолетии, а иностранные принцы – при условии, что им исполнилось 25 лет.

Общее число кавалеров ордена Святого Духа равнялось ста. В это число входили 9 командоров (т. е. кардиналов и прелатов), 4 офицера-командора (канцлер, великий казначей, церемониймейстер и секретарь) и 87 кавалеров. Все кавалеры должны были быть дворянами минимум в четвертом поколении. Исключений из этого правила не делалось: так, когда Людовик XIV пожелал наградить орденом маршала Франции Абрахама Фабера, выяснилось, что маршал был дворянином только в трех поколениях, и награждение не состоялось. Существовало ограничение и по возрасту – кавалер ордена Святого Духа не мог быть моложе 35 лет. Если верить Александру Дюма, именно этот орден получил один из мушкетёров – Атос, который, к слову, был также кавалером английского ордена Подвязки…

Орден Святого Духа (Франция)

После Великой Французской революции орден Святого Духа перешел в «спящее» состояние, а 6 ноября 1791-го и вовсе был упразднен вместе с другими королевскими наградами. Впрочем, Людовик XVIII, который считал себя королем в изгнании, решения Национального собрания не признал и продолжал награждать орденом от своего имени. А после 28 сентября 1814 г. он мог делать это уже вполне официально – династия Бурбонов была восстановлена, и Людовик XVIII вернулся в Париж.

Во время наполеоновских Ста Дней орден Святого Духа снова ушел в небытие, затем Людовик XVIII вновь возродил его к жизни. Но увы, история ордена Святого Духа в XIX столетии оказалась очень недолгой. Последнее награждение высшим орденом Бурбонов состоялось в Париже 31 мая 1830 г. – тогда награда была вручена 9 кавалерам и 2 командорам. Однако буквально через месяц во Франции произошла очередная революция, в ходе которой король Карл Х отрекся от трона. Правда, династия Бурбонов была сохранена, но новый король Луи-Филипп поступил со старой заслуженной наградой необъяснимо – не упомянул «бурбоновский» орден Святого Духа в числе государственных наград и на протяжении 18 лет своего правления ни разу его не жаловал. Тем более не награждали этим орденом во времена империи Наполеона III (1852–1870) и республики (после 1871). Таким образом, сложилась уникальная ситуация – формально орден Святого Духа во Франции не упразднялся, однако де-факто перестал существовать 1 августа 1830 г. И тем более странно, что «прекратил» действие ордена не кто-нибудь, а Луи-Филипп, который еще с 2 февраля 1789-го сам был кавалером «Святого Духа»!..

Впрочем, во Франции хватало поклонников Бурбонов, которые упрямо продолжали считать эту династию легитимной, а имперскую и тем более республиканскую власть – незаконными. В среде этих людей орден Святого Духа продолжал считаться высшей французской наградой, и претенденты на трон награждали им от своего имени.

В истории ордена Святого Духа было и несколько русских кавалеров. Так 5 февраля 1824 г. награду одновременно получили президент Коллегии иностранных дел России граф К.В. Нессельроде и семилетний великий князь Александр Николаевич, в будущем император Александр II. А девятью годами ранее, в 1815-м, орден Святого Духа одновременно получили три брата – император России Александр I и русские великие князья Константин и Михаил Павловичи (случай уникальный в истории столь высокой награды). Последним по времени русским кавалером ордена Святого Духа 14 мая 1826 г. стал князь Петр Михайлович Волконский, на тот момент бывший генералом от инфантерии и членом Государственного совета России.

Орден Рабынь Добродетели (Священная Римская империя)

Эта интереснейшая награда появилась в Вене – столице Священной Римской империи, государственного образования, из которого затем «вызрела» Австрия. В 1658 г. вдова императора Фердинанда III из династии Габсбургов, Элеонора-Магдалена Гонзага Мантуя-Неверс, основала орден, которым полагалось награждать только женщин. Подобная награда появлялась впервые в мире – до этого орденами могли быть награждены лишь мужчины. После того как его устав был утвержден папой Римским Климентом IX, новый орден начал свою деятельность.

Большой знак ордена Рабынь Добродетели (Священная Римская империя)

В это объединение принимали дам высокого происхождения, которые были обязаны вести благочестивый образ жизни и заниматься благотворительностью. Если кого-либо из них уличали в несоблюдении этих правил, нарушительница обязывалась заплатить большой штраф – 100 талеров, которые жертвовались бедным. Изначально в орден принимали дам вне зависимости от вероисповедания, но с 1690 г. стать «Рабыней Добродетели» могла лишь католичка.

Число кавалерственных дам формально ограничивалось тридцатью, но это правило никогда не соблюдалось – так, в 1710-х гг. в Европе насчитывалось уже 1050 женщин, награжденных орденом. Возглавляла орден Гросс-Дама, которая была одновременно императрицей Священной Римской империи. Таковых было всего четыре: основательница ордена Элеонора Гонзага-Неверс (1658–1666), Маргарита-Терезия Габсбург (1666–1673), Клаудиа Габсбург (1673–1676) и Элеонора Пфальц-Нойберг (1676–1720), причем три последние дамы последовательно приходились супругами одному и тому же императору – Леопольду I.

Было учреждено два знака ордена – Большой, который надевался исключительно в торжественных случаях, и Малый – для повседневного ношения. Это был золотой медальон с изображением солнца, окруженного венками из зеленой эмали и девиза «Sol.Ubiq.Trium.» (сокращение от «Sola Ubiqe Triumphat» – в переводе с латыни «Везде только триумф»). Медальон носили на белой ленте, прикрепляя к левому плечу, причем Большой знак надевался на золотую цепочку, а Малый – на черный шелковый шнур. Оба знака выдавали награжденной в черном бархатном футляре, а после ее смерти знаки возвращались в капитул ордена.

Первый в мире женский орден прекратил существование в 1720 г. после смерти императрицы Элеоноры Пфальц-Нойберг. Ее похоронили со знаками ордена Рабынь Добродетели. В 1980 г. могила императрицы была вскрыта, и извлеченные из нее ордена были переданы на вечное хранение в один из музеев Вены. Других знаков ордена Рабынь Добродетели в мире не сохранилось, так что на данный момент это – один из самых редких и ценных орденов мира.

Орден «Pour le Mérite» (Пруссия/Германия)

Прототипом этого ордена был учрежденный в герцогстве Бранденбург в 1667 г. орден Великодушия. Его учредил герцог Фридрих-Вильгельм (впоследствии первый король Пруссии Фридрих I). Орден Великодушия представлял собой мальтийский крест с маленькими фигурками орлов на концах, выполненный в голубой эмали, и носился на шейной черной ленте.

В июне 1740 г. вступивший на престол Пруссии король Фридрих II преобразовал орден в новую награду, которой дал французское название «Pour le Mérite» («За заслуги»). Это было связано с тем, что языком высшего света Пруссии, в том числе и королевского двора, в то время был французский. Интересно, что в течение XIX–XX веков Пруссия и ее преемница Германия неоднократно скрещивали оружие с Францией, но при этом дать старейшей прусской награде какое-нибудь более патриотичное, сугубо немецкое название никому и в голову не приходило…

В 1740–1742 гг. Пруссия участвовала в войне с Австрией, и первые кавалеры нового ордена появились быстро. Внешне орден повторял бранденбургский орден Великодушия: тот же четырехконечный мальтийский крест, покрытый эмалью голубого цвета, но на расширяющихся от центра крестах появились золотые надписи: вензель «F» учредителя ордена Фридриха II в верхней части креста, и «Pour le Mérite» – на горизонтальных лучах и в нижней части. В углах ордена между всеми четырьмя лучами – орлы из золота. Орденская лента – черная с серебряной каймой по краю. В случае повторного награждения орденом на ленте добавлялась серебряная полоса посередине. Орден носили на шее.

Орден Pour le Mérite (Пруссия/Германия)

До 18 января 1810 г. «Pour le Mérite» вручался как военным, так и гражданским лицам, однако затем король Фридрих-Вильгельм III повелел награждать этим орденом исключительно за боевые заслуги. 24 марта 1813 г. были введены дополнительные знаки отличия к ордену – золотые дубовые листья. Такой орден предназначался для награждения генералов, офицеров и военных чиновников, непосредственно не участвовавших в бою, но внесших тем не менее значительный вклад в победу (например, спланировавших выдающуюся военную операцию).

В качестве боевой награды «Pour le Mérite» сразу же приобрел исключительно высокий статус. В Пруссии обладателей ордена обязаны были первыми приветствовать даже старшие по чину офицеры. Очень высоко ценилась награда и военными союзных с Пруссией государств. «Pour le Mérite» с гордостью носили многие русские генералы, отличившиеся во время Наполеоновских войн, – П.И. Багратион, М.А. Фонвизин, М.Ф. Орлов, И.Н. Скобелев, В.Г. Мадатов, И.Е. Трощинский… Да и вообще в России эта награда была достаточно известной и уважаемой. В 1864 г. А.Ф. Писемский даже написал очерк под названием «Кавалер ордена Пур-ле-мерит». Его главный герой, отставной офицер Евграф Петрович Хариков, «с шести часов утра уже при полной своей форме: брючках, жилетике, сюртучке и пур-ле-мерите. Орден сей Евграф Петрович получил за то, что в чине армейского поручика удостоился великого счастия содержать почетный караул при короле Прусском в бытность того в Москве». Ирония тут в том, что «Pour le Mérite» за такую «заслугу» вручить никак не могли: им награждали исключительно за подвиги на поле брани. Так что Евграф Петрович, видимо, скромничал…

В царствование прусского короля Фридриха-Вильгельма IV «Pour le Mérite» снова стал из чисто военного «общим» орденом: 31 мая 1842 г. было восстановлено награждение им за гражданские заслуги. Для этого учредили специальную степень, получившую название «Pour le Mérite für Wissenschaften und Künste» («За науку и искусство»). Фактически это была новая награда – у нее не было ничего общего внешне с «боевым» собратом. Таким орденом могли быть награждены ученые и художники. Количество кавалеров ограничили до 60 человек – орден могли получить 30 немцев и 30 иностранных граждан. Первыми немцами, получившими новый орден, были Александр фон Гумбольдт, Карл Гаусс, Якоб Гримм, Феликс Мендельссон, Фридрих Шиллинг и Август Шлегель, а первыми иностранцами, удостоенными ордена, стали Рене Шатобриан, Луи Дагер, Майкл Фарадей и Ференц Лист. Впоследствии орден «Pour le Mérite» за гражданские заслуги получили также Теодор Моммзен, Чарльз Дарвин, Генри Лонгфелло, Иоганн Брамс, Джузеппе Верди, Камилль Сен-Санс, Фердинанд фон Цеппелин, Вильгельм фон Рёнтген, Макс Планк. А для историка и философа Томаса Карлайля эта награда, полученная в 1874 г., вообще оказалась единственной – больше никаких орденов за свою жизнь он не получал. За всю историю ордена, и военную, и гражданскую, его разновидность имели только три человека – Хельмут фон Мольтке, Отто фон Бисмарк и Герман фон Кюль. Из иностранных подданных и военный, и гражданский «Pour le Mérite» имел русский великий князь Константин Константинович, внук Николая I. Боевой орден он получил за мужество, проявленное на Русско-турецкой войне 1877–1878 гг., а гражданский – за деятельность на посту президента Императорской Академии наук России.

С 1844 г. тем, кто имел орден «Pour le Mérite» на протяжении 50 лет, стали вручаться особые знаки ордена с короной. Впрочем, эта награда осталась очень редкой – за всю историю ордена ее получили 147 человек.

Прусско-австрийская война 1866 г. привела к учреждению Большого креста ордена. Его кавалерами стали всего пять человек. 14 ноября 1866 г. в ознаменование победы над Австрией Большой крест получил король Пруссии, в будущем император Германии Вильгельм I. Пять лет спустя Большого креста удостоились его сын кронпринц Фридрих-Вильгельм, в будущем император Германии Фридрих III, и принц Фридрих-Карл Прусский. 24 апреля 1878 г. Большим крестом был награжден император России Александр II (так был отмечен его вклад в победу над Турцией), а 8 марта 1879 г. Большой крест получил германский генерал-фельдмаршал Хельмут фон Мольтке.

Особое значение орден «Pour lе Mérite» приобрел во время Первой мировой войны. Если Железный крест в то время считался массовой боевой наградой, то «Pour le Mérite» оставался элитной, предназначавшейся лишь за самые выдающиеся подвиги. Особенно распространено было награждение этим орденом военных летчиков. В 1914–1918 гг. асом (немцы использовали в этом значении слово «эксперт») считался пилот, сбивший 5 самолетов противника. А «Pour le Mérite» получали те летчики, которые сбили не менее 7 вражеских аэропланов (затем планку подняли до 15). Таких счастливчиков оказалось 132. Одними из первых стали Освальд Бёльке и Макс Иммельман, получившие свои ордена 12 января 1916 г. Именно Иммельману орден был обязан своим легендарным прозвищем – «Cиний Макс» (Blauen Max), и именно такое название получил снятый в 1966-м художественный фильм о летчиках Первой мировой. Самым известным летчиком – обладателем ордена стал Манфред фон Рихтхофен, знаменитый «Красный барон», уничтоживший 80 самолетов врага – он получил свой «Pour le Mérite» в январе 1917 г. Среди кавалеров ордена был и будущий «наци № 2» Герман Геринг (получил награду 2 июня 1918 г.). Первую мировую войну он закончил в статусе одного из лучших военных летчиков страны, командира эскадрильи «Рихтхофен».

Всего во время Первой мировой войны орден «Pour le Mérite» был вручен 687 раз. Кроме 132 летчиков, его получили 49 военных моряков, 20 военнослужащих союзных Германии стран (Австро-Венгрии, Турции и Болгарии), 533 пехотинца и 5 офицеров, воевавших в других родах войск. Военный орден «За заслуги» прекратил существование в ноябре 1918 г. с распадом Германской империи. Надо сказать, что число кавалеров этой награды за 217 лет было очень невелико – всего 5430 человек, в среднем 25 награжденных в год.

Самым старым кавалером имперского военного ордена «Pour le Mérite» до недавнего времени оставался немецкий писатель Эрнст Юнгер (1895–1998). Свой орден он получил лейтенантом в сентябре 1918-го, а затем прославился в Германии как автор романов и дневников.

Что касается учрежденного в 1842 г. гражданского ордена «За заслуги», то он продолжил существовать и в послевоенной Германии. Награждения им возобновились в феврале 1922 г. Среди кавалеров этой награды были Альберт Эйштейн, Рихард Штраусс, Кете Кольвиц. Во времена нацизма список кавалеров награды был пересмотрен, и многие награжденные орденом, в том числе Эйштейн и Кольвиц, были его лишены.

Боевой орден «Pour le Mérite» в нацистской Германии не восстанавливался. Тем не менее многие деятели этого государства были кавалерами этой награды за заслуги в Первой мировой войне, Так, «Голубой Макс» носили на мундирах, кроме вышеупомянутого Геринга, гитлеровские генерал-фельдмаршалы Вернер фон Бломберг, Федор фон Бок, Эрвин Роммель, Фердинанд Шёрнер и генерал-фельдмаршал авиации Роберт фон Грейм.

В Федеративной Республике Германии «Pour le Mérite» был возрожден в 1952 г. в своем «мирном» варианте и ныне вручается за выдающиеся заслуги в области науки, литературы и искусства.

Орден Серафимов (Швеция)

Происхождение высшей государственной награды Швеции – ордена Серафимов – восходит к XIII столетию, когда он был учрежден в виде рыцарского ордена. Однако как собственно награда он появился относительно поздно – лишь в 1748 г. Создание ордена – заслуга короля Швеции Фредерика, который лично разработал его Статут и постановил, что орденом могут награждаться лишь лица королевской крови и высшие сановники, оказавшие исключительные услуги шведскому престолу. Число кавалеров не должно было превышать 24. Их имена выбивались на металлических досках, размещенных на стенах усыпальницы королей Швеции.

Знаки ордена Серафимов – золотой мальтийский крест с золотыми шариками на концах. В центре аверса – голубой медальон с белыми буквами J.H.S. («Jesus Hominum Salvator» – «Иисус Спаситель Людей»). По сторонам креста и под буквами размещались золотые короны, на углах четырёхугольника расположены золотые патриаршие кресты, а между ними – золотые головки серафимов. На голубом поле реверса размещены буквы – F.R.S. («Fredericus Rex Sueciae» – «Фредерик Король Швеции»). В торжественных случаях крест носился на золотой орденской цепи. Орденская звезда внешне повторяла крест. Орденская лента – голубая.

Орден Серафимов (Швеция)

На протяжении истории ордена он 53 раза вручался подданным Российской империи. Первым русским кавалером ордена Серафимов 21 ноября 1763 г. стала императрица Екатерина II, которая доводилась племянницей королю Швеции Адольфу-Фредерику. Кстати, на тот момент женщины орденом не награждались, так что Екатерина стала редчайшим исключением из правил. Следующим награжденным девять лет спустя стал сын Екатерины великий князь Павел Петрович, будущий Павел I. С тех пор орденом Серафимов были награждены все императоры России и 18 великих князей дома Романовых. В ХХ веке, кроме представителей русского императорского дома, кавалерами ордена Серафимов стали министр императорского двора и уделов барон В.Б. Фредерикс, премьер-министр П.А. Столыпин и министры иностранных дел А.П. Извольский и С.Д. Сазонов. Последним русским обладателем ордена 13 июля 1912 г. стал великий князь Кирилл Владимирович.

До января 1904 г. орден Серафимов одновременно являлся также и высшей наградой Норвегии, которая тогда входила в унию с Швецией. В настоящее время орден Серафимов сохраняет свой исключительно высокий статус. Так, в первом десятилетии ХХI века он был вручен всего 24 раза, причем в 2006, 2007 и 2009 гг. награждения не производились. Из награжденных – 14 президентов, 7 принцев и принцесс, 1 королева, 1 король и 1 султан. А всего в 1748–2013 гг. ордена Серафимов было удостоено 850 человек.

Тройной орден (Португалия)

Эта уникальная португальская награда соединяет в себе высшие степени сразу трех государственных наград – орденов Христа, Святого Иакова и Меча и Святого Бенедикта Ависского. Все эти ордена были старинными рыцарскими объединениями, существовавшими в Португалии со Средних веков, все они пользовались большим уважением в народе и при королевском дворе. И неудивительно, что со временем между представителями орденов начались споры – какой следует считать более заслуженным. Тогда 55-летняя королева Португалии Мария I приняла соломоново решение: чтобы не отдавать предпочтение какой-то одной награде, она 17 июня 1789 г. появилась на придворной церемонии с новым орденским знаком, объединившим сразу три конкурировавших ордена. Три креста стали высшей наградой Португалии (а в 1815–1822 гг. – также и Бразилии, которая в то время была объединена с Португалией в одно королевство) и оставались таковой до начала ХХ столетия.

Тройной орден (Португалия)

4 октября 1910 г. в результате революции лишился трона последний король Португалии Мануэл II. А уже 15 октября все королевские ордена, за исключением одного, были отменены. Пал жертвой перемен и Тройной орден. Но опала длилась недолго – уже 1 декабря 1918 г. президент Сидониу Кардозу да Силва возродил Тройной орден для награждения глав иностранных государств, а также как отличительный знак гроссмейстера всех иных португальских наград.

Орденская звезда – золотой овальный медальон, внутри которого размещены три небольших медальона с красным крестом ордена Христа, зеленым крестом ордена Святого Бенедикта Ависского и пурпурным крестом ордена Святого Иакова и Меча. Орденская звезда – золотая, восьмиконечная, с круглым медальоном на аверсе. Орденская лента – трехцветная (сочетание зеленого, красного и пурпурного цветов).

На протяжении 1918–1962 гг. Тройной орден был вручен многим главам иностранных государств, главным образом имевших хорошие отношения с Португалией. Это короли Бельгии Альберт I (1919) и Леопольд III (1938), король Великобритании Георг VI (1939) и его дочь королева Елизавета II (1955), президенты Бразилии Жоао Кафе Филью (1955) и Жуселин Кубчек (1957), каудильо (предводитель) Испании Франсиско Франко (1962).

В 1962 г. Тройной орден был фактически выведен из наградного обихода, однако полностью не исчез. Эта высокая награда является исключительно знаком власти президента Португалии, причем она вручается ему в момент вступления в должность гроссмейстера орденов страны.

Прелестное июльское утро светит в окна нашей длинной залы; по переднему углу ее стоят местные иконы, принесенные из ближайшего прихода. Священник, усталый и запыленный, сидит невдалеке от них и с заметным нетерпением дожидается, чтобы его заставили поскорее отслужить всенощную, а там, вероятно, и водку подадут. Матушка, впрочем, еще не вставала, а отец ушел в поле к рабочим. Я (очень маленький) стою и смотрю в окно. Из поля и из саду тянет восхитительной свежестью: мне так хочется молиться и богу и природе! Тут же, по зале, ходит ночевавший у нас сосед, Евграф Петрович Хариков, мужчина чрезвычайно маленького роста, но с густыми черными волосами, густыми бровями и вообще с лицом неумным, но выразительным; с шести часов утра он уже в полной своей форме: брючках, жилетике, сюртучке в пур-ле-мерите. Раздражающее свойство утра заметно действует на него: он проворно ходит, подшаркивает ножкою, делает в лице особенную мину. Евграф Петрович - чистейший холерик; его маленькой мысли беспрестанно надо работать, фантазировать и выражать самое себя. В настоящую минуту он не выдерживает молчания и останавливаестя перед священником.

Вы дядю моего, Николая Степаныча, знавали? - спрашивает он как бы случайно.

Священник поднимает на него глаза и бороду.

Нет-с! - отвечал он с убийственным равнодушием.

Храбрый был генерал, храбрый!..

Священник продолжает молчать.

Я, собственно, служил в кавалерии! - говорил Хариков.

Он, собственно, служил офицером в комиссариате.

И под Глагау, господи!.. Двинули нас сбить неприятельскую позицию по правую, этак, сторону от города... Пошли мы сначала на рысях, палаши наголо... Глядим, пехота - раз, два - выстроились в каре. Вы знаете, что такое каре?

Нет-с! - отвечал и на это священник и, вытянув из бороды два волоска, начал внимательно их рассматривать.

Отличная штука! Четырехугольник из людей - ни больше, ни меньше; штыки вперед, задняя шеренга: "Пиф! паф!" - совершенная щетина, с пульками только, которые летают около вас, как шмели, никакая кавалерия не возьмет - надо сразу... Командир наш командует: "Марш назад!" - потом: "Налево кругом, марш, марш!" Летим!.. Мне как-то, - уж это именно бог! - между двух ружей удалось проскакать. Тут стоит только одному прорваться, и, конечно: весь полк за мной. Направо саблей!.. Налево саблей!.. Лошади ногами топчут!

Евграф Петрович стал было даже своими маленькими ручками и ножками представлять все это в лицах и особенно живо, как лошади топчут неприятеля ногами; но в это время вошел покойный отец, по обыкновению мрачный и суровый, и сел тут же в зале.

Что это он тебе расписывает? - спросил он священника, указывая глазами на Евграфа Петровича.

Про войну рассказывает-с, - отвечал тот.

Про дело при Глагау припоминаю, - подхватил Хариков.

Он знал, что в присутствии отца продолжать разговор в прежнем тоне ему не было никакой возможности, но и замолчать сразу было неловко: он решился выбрать средину.

В тот день, - продолжал он далеко уже не с такой самоуверенностью, - послали меня с известием...

К кому? - перебил его отец каким-то бесстрастным голосом.

Не помню к кому... - почти пискнул Евграф Петрович.

Кажется, что, сколько теперь помню, что... Витгенштейн наступает или отступает...

А!.. - протянул отец.

Только поехал я с... Лошадь у меня была отличная, - продолжал Хариков, голос его заметно дрожал, - только вдруг, вижу я, от неприятельского авангарда отделился польский уланчик и за мной... Я как бы дальше от него, а он ко мне все ближе; вижу, и копьецо от меня недалеко - я хвать из седла пистолет; бац - осечка! Копьецо уж и гораздо ближе ко мне: я другой раз бац - осечка! Копьецо уж почти у хвоста моей лошади... делать нечего, перекрестился (Евграф Петрович закусил при этом злобно губы), перехватил пистолет дулом в руку и пустил его на волю божию и прямо угадал молодцу в висок... закачался он на седле - и головку закинул назад.

Это случилось не в двенадцатом году... - перебил его отец.

Как не в двенадцатом? - спросил Хариков.

И не при Глагау, и не с тобой, а в польскую кампанию действительно один наш кирасир убил польского улана холодным пистолетом, и это я тебе даже и рассказывал...

С кирасиром, может быть, случилось само по себе, а со мной само по себе! - затараторил Хариков.

С тобой случилось другое, - ответил отец, - ты убежал из провиантского магазина от сорока мышей.

Евграф Петрович сильно покраснел.

Вот вздор какой! Я бежал не от крыс, а от неприятеля: на меня кинулись два французские карабинера; я схватил одного за шивороток, другого за шивороток, треснул их головами и ушел от них.

Ты сидел в магазине, - продолжал отец тем же бесстрастным голосом, - и считал там казенные мешки с хлебом; в это время из одного амбара в другой переходило стадо крыс; ты испугался и убежал от них.

Говорить все можно! - произнес Хариков обиженным голосом. - Если я убежал от крыс, за что же мне пур-ле-мерит дали?

Не знаю, за что! - отвечал отец оскорбительнейшим образом.

Собственно говоря, Евграф Петрович и сам хорошенько не знал, за что ему дали этот крест. За какие-то успешные распоряжения нашего интендантства при Глагау или где-то прислано было от прусского правительства десятка два пур-ле-меритов, и один из них упал на благородную грудь моего героя.

Вот он мне за что дан! - воскликнул он и, проворно отмахнув рукав сюртука, показал довольно большой рубец.

Э, брат, нет! Знаем! Это нарочно травленный! - воскликнул, в свою очередь, отец. - Боздерман сказывал нам, как ты просил его травить тебе руку и непременно, чтоб рубец остался.

Евграф Петрович развел только на это руками. Выражение его лица как бы говорило, что клевета человеческая дальше идти не может. Чем бы этот разговор кончился - неизвестно, но вошла матушка. Евграф Петрович поспешил перед ней модно расшаркаться, поцеловал у нее руку и осведомился об ее здоровье.

Во время всенощной он заметно молился на старинный офицерский манер, то есть клал небольшие крестики и едва склонял голову. Затем почему-то с особенным чувством пропел "От юности моея мнози борют мя страсти", но когда начали "Взбранной воеводе", он подперся рукою в бок, как бы держась за шарф; откуда бас у него взялся, пропел целый псалом, ни в одной ноте не сорвавшись, и, кончив, проговорил: "Прекрасная стихера! Теперь бы духовенство сзади; в воздухе знамена; барабанщики и кларнетисты вперед - прелесть!"

Мне всего раз еще удалось, уже на смертном одре, видеть этого маленького храбреца в его маленькой усадьбе, в маленьком домике и маленькой спальне, в которой не было уже никаких следов здорового человека: всюду был удушливый воздух, везде стояли баночки с лекарством, и только на столике у кровати лежал пур-ле-мерит на совершенно свежей ленте. Когда я сел около Евграфа Петровича, он крепко сжал мне руку.

Вы, вероятно, будете у меня на похоронах, - проговорил он совершенно спокойным голосом, - прикажите, пожалуйста, чтоб крест этот несли перед моим гробом, я заслужил его кровью моею!

Читатель знает, какою он его кровью заслужил.

Через неделю он умер. Я долгом себе поставил исполнить его предсмертное желание, и даже сам нес крест на малиновой подушке, которую покойник, задолго еще до смерти, поспешил для себя приготовить.

Слава великого Суворова, еще свежо тогда витавшая над всем нашим войском, задела своим обаятельным крылом и душу Евграфа Петровича; во всех своих мечтаниях он воображал себя и храбрецом, и генералом, и увешанным крестами. "Отчего, - думал я, - судьба не дала этому человеку вместо какого-то темного и не для всех понятного пур-ле-мерита, Георгия или какую-нибудь звезду? Любопытно было бы видеть ту степень нежности, с какою он относился бы к этим высоким наградам воинских доблестей!"

Примечания

Пур-ле-мерит - за заслуги (франц.).

Русские лгуны Писемский Алексей Феофилактович

III Кавалер ордена Пур-ле-мерит

Кавалер ордена Пур-ле-мерит

Прелестное июльское утро светит в окна нашей длинной залы; по переднему углу ее стоят местные иконы, принесенные из ближайшего прихода. Священник, усталый и запыленный, сидит невдалеке от них и с заметным нетерпением дожидается, чтобы его заставили поскорее отслужить всенощную, а там, вероятно, и водку подадут. Матушка, впрочем, еще не вставала, а отец ушел в поле к рабочим. Я (очень маленький) стою и смотрю в окно. Из поля и из саду тянет восхитительной свежестью. Тут же по зале ходит ночевавший у нас сосед, Евграф Петрович Хариков, мужчина чрезвычайно маленького роста, но с густыми черными волосами, густыми бровями и вообще с лицом неумным, но выразительным; с шести часов утра он уже в полной своей форме: брючках, жилетике, сюртучке и пур-ле-мерите. Орден сей Евграф Петрович получил за то, что в чине армейского поручика удостоился великого счастия содержать почетный караул при короле прусском в бытность того в Москве. Раздражающее свойство утра заметно действует на Евграфа Петровича; он проворно ходит, подшаркивает ножкою, делает в лице особенную мину. Евграф Петрович – чистейший холерик; его маленькой мысли беспрестанно надо работать, фантазировать и выражать самое себя. В настоящую минуту он не выдерживает, наконец, молчания и останавливается перед священником.

– Вы дядю моего Николая Степаныча знавали?

Священник поднимает на него глаза и бороду.

– Нет-с! – отвечает он с убийственным равнодушием.

– Как же, гвардейского корпуса командиром был, – продолжал Хариков опять как бы случайно. – Да вы знаете, что такое корпусный командир?

– Нет-с! – отвечает и на это священник и, в то же время вытянув из своей бороды два волоска, начинает их внимательно рассматривать.

– Войско наше разделяется на роту, батальон, полк, дивизию и корпус – поняли?

Священник вытянул целую прядь волос.

– Понял-с, – произнес он.

– Ну, а слыхали ли вы, – продолжал Хариков чисто уже наставническим тоном, – что покойный государь Александр Павлович великих князей Николая Павловича и Михаила Павловича держал строгонько?

Священник отрицательно покачал головой.

– Ну, так это было! – произнес Хариков полутаинственно и полушепотом. – И что значит военная-то дисциплина… – продолжал было он, прищуривая глаза, но в это время в комнату вошел покойный отец, по обыкновению мрачный и серьезный, и сел тут на стул.

Евграф Петрович употребил над собою все усилие, чтобы продолжать разговор в прежнем тоне.

– И так как великий князь был бригадным, дядя корпусным, я – адъютантом…

– У кого это адъютантом? – перебил его отец.

– У дяди Николая Степановича, – отвечал ему скороговоркой и не повернувшись даже в его сторону Хариков.

– А!.. – произнес отец.

Все очень хорошо знали, что Хариков никогда и ни у какого своего дяди адъютантом не бывал, и сам он очень хорошо знал, что все это знали, но останавливаться было уже поздно.

– Великий князь обыкновенно каждую неделю являлся к дяде с рапортом, – говорит он, стараясь скрыть волнение в голосе, – я, как адъютант, докладываю… Дядя выйдет и хоть бы бровью моргнул… Великий князь два пальца под козырек и рапортует: «Ваше высокопревосходительство, то-то и то-то!..» Дядя иногда скажет: «Хорошо, благодарю, ваше высочество!», а иногда и распеканье. Так не поверите вы, – продолжал Евграф Петрович, обращаясь уж более, кажется, к иконам, чем к своим слушателям, – идет великий князь назад через залу… Я его, разумеется, провожаю… он возьмет меня за руку, крепко-крепко сожмет ее. «Тяжело, говорит, братец Хариков, жить так на свете».

Эти слова священника даже пробрали; он повернулся на стуле и почесал у себя за ухом. В лице отца появляется какая-то злобная радость.

– А как вы с ним кутить ездили? – спросил он хоть бы с малейшим следом улыбки на лице.

– Ездили! – отвечал Хариков, слегка вспыхнув. – С Николаем Павловичем, впрочем, не часто, а все с Михаилом Павловичем… тот любил это… Пишет, бывало, записку: «Хариков, есть у тебя деньги?» Ну, разумеется, пишу: есть, и отправимся, иногда и Николай Павлович с нами…

– А как вас в часть-то было взяли? – спросил отец с дьявольским спокойствием.

– Да, да! – отвечал Хариков, засмеявшись самым добродушным смехом. – Ну, разумеется, молодые люди раз как-то на островах перешалили немного!.. Трах!.. Полиция и накрыла. «Бога ради, говорят, не говорите, что мы великие князья, и окажите, что просто офицеры». Как, думаю, сказать: просто офицеры, ведь квартальный их потянет; а дядя, я знаю, только и говорит: «Попадись уж, говорит, этот великий князь в чем-нибудь, я его два года с гауптвахты не выпущу…» Делать нечего, отозвал квартального в сторону… «Дурак, говорю, ведь это великие князья…» Он как стоял, так и присел на корточки и, разумеется, сейчас же скрылся… я деньги там, какие нужно было, заплатил, и уехали.

– Как вы ехали назад: сухим путем или водою? – спросил отец, как бы не думая ничего особенного этим сказать.

– До Дворцового моста на извозчике доехали, а тут встали, до дворца-то пешком дошли, – отвечал Хариков, как бы не поняв насмешки. – И какая, господи, у государя память была… в последний приезд свой к нам… Ну, разумеется, мы все, дворяне, собрались в зале… Впереди вся эта знать наша… губернатор, председатель, предводитель… я, какой-нибудь ничтожный депутатишко от дворянства, стою там где-то в углу… Он идет, только вдруг этак далеко, но прямо против меня останавливается. «Хариков, говорит, это ты?» – «Я, говорю, ваше величество», а у самого слезы так и льются. Вижу, у него на правом глазу слезинка показалась. «Очень рад, говорит, братец, тебя видеть, только смотри, не болтай много…» – «Ваше величество…» – говорю.

– Это и я слышал! – подхватил вдруг отец.

– Ну, да, вот и вы, кажется, тут были! – обратился к нему Хариков, видимо удивленный этой поддержкой.

– Еще тогда государь поотошел немного, – продолжал серьезно отец, – да и говорит дворянству: «Вы, господа, пожалуйста, не верьте ни в чем Харикову: он ужасный лгунишка и непременно вам на меня что-нибудь налжет».

– О, вздор какой! – произнес со смехом Хариков. – Станет государь говорить.

– Как не вздор! – возразил ему отец. – Я дал тебе три короба нагородить, а ты мне маленький кузовочек не хочешь позволить.

К счастию Евграфа Петровича, в то время вошла матушка. Он поспешил перед ней модно расшаркаться, поцеловал у ней ручку и осведомился об ее здоровье.

Во время всенощной он заметно молился на старинный офицерский манер, то есть клал небольшой крестик и едва склонял голову, затем почему-то с особенным чувством пропел: «От юности моея мнози борят мя страсти!» Но когда начали «Взбранной воеводе», он подперся рукою в бок, как будто бы держась за шарф, откуда бас у него взялся, пропел целый псалом, ни в одной ноте не сорвавшись, и, кончив, проговорил со вздохом: «Любимая стихера государя!»

Мне всего еще раз удалось видеть, уже на смертном одре, этого невинного человека в его маленькой усадьбе, маленьком домике и в маленькой спальне, в которой не было никаких следов здорового человека, всюду был удушливый воздух, везде стояли баночки с лекарством, и только на столике у кровати лежал пур-ле-мерит на совершенно свежей ленте.

Когда я сел около Евграфа Петровича, он крепко сжал мне руку.

– Вы, вероятно, будете у меня на похоронах? – проговорил он довольно спокойным голосом. – Прикажите, пожалуйста, чтобы крест этот несли перед моим гробом: я заслужил его кровью моею.

Евграф Петрович во всю жизнь свою капли не проливал ни своей, ни чужой крови.

Через неделю он помер. Я долгом себе поставил исполнить его предсмертное желание и даже сам нес крест на малиновой подушке, которую покойник задолго еще до смерти поспешил для себя приготовить.

«О судьба! – думал я. – Для чего ты не дала этому человеку звезду… Любопытно бы было видеть ту степень нежности, с какою бы он относился к этой высокой награде служебных заслуг».