Проблема развития научного знания основные подходы. Проблема развития науки: основные подходы. И культурный релятивизм

Проблема развития научного знания

Наука является развивающимся явлением. В связи с этим выделяются ряд позиций по ключевым проблемам ее развития.

Концепция непрерывного последовательного накопления новых фактов и идей имеет не много сторонников в настоящее время.

Концепция Томаса Куна (1922- 1996) основывается на понятии парадигмы, представляющей особый способ организации знания. Эта признанная система знаний и достижений задает характер видения мира. Парадигма определяет тенденции развития научных исследований. В рамках парадигмы создаются ориентиры, условия и предпосылки в процессе построения и обоснования различных теорий.

В истории науки Т.Кун выделял такие парадигмы как птолемеева астрономия, механика Ньютона и т.д. Развитие знаний в рамках парадигмы получило название «нормальной нау­ки», смена парадигм - «научной ре­волюции». Так, примером последней можно считать смену классической физики (Ньютон) на релятивистскую (Эйнштейн).

В критический момент старая парадигма может быть заменена несколькими вариантами. Выбор нового варианта зависит от стечения обстоятельств.

Концепция развития науки Имре Лакатоса (1922-1974) исходит из того, что развитие науки должно осуществ­ляться на основе рационального выбора и конкуренции научно-исследовательских программ. Вытеснение одной программы другой есть науч­ная революция.

Он предложил следующую структуру научно-исследовательских программ:

- «жесткое ядро» (неопровержи­мые исходные положения);

- «негативная эвристика» (вспо­могательные гипотезы и допу­щения, снимающие противоре­чия);

- «позитивная эвристика» (пра­вила изменения и развития ис­следовательской программы).

Конкуренция научно-исследова­тельских программ является главным источником развития науки.

Таким образом, и Т.Кун и И.Лакатос указывают на узловые моменты истории науки, научные революции.

Принимая во внимание тот факт, что научная революция - это изменение всей научной картины мира, в которой основные элементы научного знания представлены в обобщенном виде, можно выделить три научные революции, которые привели к формированию трех естественнонаучных картин мира. По имени ученых, сыгравших в этих событиях наиболее заметную роль, их можно назвать аристотелевской, ньютоновской и эйнштейновской. Соответственно античная естественнонаучная картина мира сменялась на классическую, а затем на неклассическую.

В рассмотрении вопроса о факторах и доминантах развития научного знания можно выделить такие направления как интернализм, экстернализм и диалектическую концепцию.

Интернализм в качестве главных причин динамики научного знания предлагает внутринаучные факторы. История науки рассматривается при этом как история идей. Данная концепция акцентирует внимание на анализе имманентно присущих научному знанию внутренних целей, средств и закономерностей, отвлекаясь от социальных факторов, поскольку видит собственную логику в развитии научных идей. Научное знание как саморазвивающаяся система с его внутренней логикой развития может испытывать лишь внешнее влияние социокультурных тенденций (изменять скорость, направление развития), но имманентная логика развития при этом остается неизменной. Видными представителями интернализма являются А. Койре, Р. Холл, П. Росси, позднее – такие постпозитивистские философы науки как И. Лакатос и К. Поппер. Так, К. Поппер выделял три самостоятельных реальности: физический мир, психический мир и мир знания, причем последний создан человеком, но с некоторого момента он становится некой объективной реальностью со своими законами развития. Влияние же социальных факторов, по его мнению – внешнее, оно никак не затрагивает само содержание научного знания.

В отличии от первого направления, экстернализм рассматривает историю науки как социальный процесс. Основным источником инноваций в науке экстерналисты полагают социальные потребности и культурные ресурсы общества, его материальный и духовный потенциал. При анализе науки исследование должно ориентироваться на изучение того, как социальные запросы повлияли на тематику научных исследований, выдвижение в первые ряды тех или иных проблем, на финансирование определенных областей естествознания и т.д. Идеи экстернализма отстаивали - Р. Мертон, Д. Бернал, А. Кромби, Г. Герлак, Э. Цильзель, Дж. Нидам, С. Лили.

Между представителями двух методологических направлений велись оживленные дискуссии. Однако и интернализм, абсолютизирующий роль внутринаучных факторов в развитии научного знания, и экстернализм, абсолютизирующий роль социокультурных факторов в равной мере несостоятельны. Наиболее приемлема, в этой связи диалектическая концепция, представляющая взаимосвязь и взаимодействие внутринаучных и социокультурных факторов как одинаково необходимых детерминант динамики научного знания. Диалектическая концепция получила распространение во взглядах А. Эйнштейна, М. Борна, М.Планка, И.Т. Фролова, П.П. Гайденко, В.С. Степина и др.

Рассмотрение научно-технического развития в качестве сложного процесса позволяет выявить некоторые закономерности его социокультурной динамики.

Так, многими исследователями (Ф. Рихтмайером, Дж. Прайсом, Н. Решером, Г. Монардом, Г. Добровым и др.), в свое время был зафиксирован экспоненциальный рост различных количественных показателей развития науки. Д. Прайс писал: «Начиная приблизительно с 1700 г. число журналов закономерно растёт на 5 процентов в год. Это увеличивает массив вдвое каждые 15 лет и в 10 раз каждые 50 лет, что даёт общее увеличение в 100000 с 1700 г. » (D. Price. The Science of Science // Bulletin of the Atomic Scientis, 1965, Oct., №8, vol 21, p. 6).

Однако при более детальном анализе тенденций развития науки, беря во внимание не только количественные параметры, но и качественные аспекты, определяющие когнитивную сущность науки, было установлено, что при экспоненциальном росте массовой рутинной продукции число крупных открытий, являющихся своего рода вехами в истории той или иной научной дисциплины, растет не по экспоненте, а лишь по линейному закону. В качестве примера линейного накопления первоклассных достижений в науке может служить постоянство числа нобелевских премий и иных престижных наград, присуждаемых из года в год.

Данный феномен согласуется с законом Руссо, сформулированным им в «Общественном договоре». Согласно этому закону, во всякой совокупности однотипных явлений существует элитарная часть, численность которой равна корню квадратному из общей численности совокупности.

Следует отметить, что рассматриваемый аспект взглядов Руссо долгое время не заслуживал внимания и практически не находил отражения в отечественной литературе.

Опираясь на идеи, высказанные Руссо, Авдулов А.Н., исследуя современный этап интеграции науки и производства, делает вывод о том, что при экспоненциальном наращивании вкладываемых в развитие научно-технической сферы ресурсов результат, если его измерять числом первоклассных открытий и изобретений, меняется линейно (Авдулов А.М. Современный этап интеграции науки и производства // Социологические исследования. – 1995. – №7, с.18).

Линейное изменение числа первоклассных открытий и изобретений позволило Н. Решеру сформулировать так называемый «закон логарифмической отдачи», выразив его следующим образом:

F(t) = К 1оg R(t),

где F(t) – мера суммарного числа первоклассных результатов; R(t) – суммарный объем ресурсов; К – постоянный коэффициент, величина которого зависит от конкретного содержания переменной R. (Rescher N. Scientific progress. A philosophical essay on economics of research in natural science. Oxford, 1978. V. XIV).

По его мнению, данный закон «отражает перманентную и общую структурную ситуацию в научном производстве и может использоваться для оценки этой ситуации не только в пределах, ограниченных периодом экспоненциального роста научных усилий, но и вне этих пределов. Он показывает, что наблюдавшееся в последние десятилетия экспоненциальное увеличение параметров, характеризующих научные усилия (людских и материальных ресурсов), можно рассматривать как вынужденное следствие стремления поддержать на приблизительно постоянном уровне темп научного прогресса ». (Rescher N. Scientific progress. A philosophical essay on economics of research in natural science. Oxford, 1978. V. XIV , с. 32).

Развитию науки свойственно чередование процессов кумуляции (количественного накопления) и качественных скачков (научных революций).

История науки иллюстрирует сочетание процессов дифференциации и интеграции. Так в результате освоения новых областей реальности и углублении познания происходит дробление науки на всё более специализированные области знания, что составляет суть процесса дифференциации. Вместе с тем потребность в синтезе знания постоянно находит выражение в тенденции к интеграции науки.

Мировоззренческая оценка науки выражается в концепциях сциентизма и антисциентизма. Сциентизм абсолютизирует стиль и общие методы «точных» наук. Наука признается высшей культурной ценностью, при этом отрицается социально-гуманитарная и мировоззренческая проблематика как не имеющей познавательного значения.

Антисциентизм, напротив, исходит из положения о принципиальной ограниченности науки в решении коренных человеческих проблем. В своих крайних проявлениях его представители оценивает науку как враждебную человеку силу, отказывая ей в положительном влиянии на культуру.

Данные позиции находят свое выражение в вопросах будущего науки: антисциентизм обрекает науку либо на вымирание, либо на вечное противостояние антропологически трактуемой человеческой сущности, сциентизм видит в ней единственную сферу духовной культуры, которая поглотит «нерациональные» её области.

Данные позиции можно оценивать как крайние, на сегодняшний день необходима адекватная оценка роли науки, которая находит отражение в ряде современных исследований философии науки.

Выводы по теме

При многообразии точек зрения на проблему генезиса научного знания, следует остановиться на позиции, определяющей в качестве критерия генезиса науки создание первой теоретической модели в естествознании. Так наука со своими специфическими рациональными методами познания появилась в Новое время.

При рассмотрении науки как развивающегося явления можно выделить ряд культурно-исторических типов, связанных с так называемой преднаукой – периодом зарождения знания собственно научного (до 17 в.). Наука как целостное явление возникает в Новое время и проходит следующие этапы классический (17-19 вв.); неклассический (первая половина 20 века постнеклассический (начинается со второй половины 20 века).

Общие модели развития науки представлены парадигмальной концепцией (Т.Кун) и концепцией научно-исследовательских программ (И.Лакатос).

В рассмотрении вопроса о факторах и доминантах развития научного знания интернализм, абсолютизирует роль внутринаучных факторов, интернализм – социокультурных. Наиболее приемлемой общей теорией развития научного знания является диалектическая концепция.

Вопросы для самоконтроля

1. Проанализируйте основные точки зрения на проблему генезиса научного знания.

2. Охарактеризуйте основные историко-культурные типы науки.

3. Выделите специфические черты постнеклассического периода в развитии науки.

4. Раскройте закономерности динамики научного знания.

5. В чем сущность парадигмальной концепции Т.Куна?

6. Проанализируйте концепцию научно-исследовательских программ И.Лакатоса.

7. Какую роль играет научная революция в развитии научного знания?

8. В чем отличие методологических подходов интернализма и экстернализма? Дайте оценку представленных концепций.

Темы рефератов

1. Смысл и истоки научных революций.

2. Проблемы периодизации истории науки.

3. Классическая и неклассическая наука. Особенности стиля мышления в науке XX века.

4. Современные процессы трансляции научных знаний.

5. Сциентизм и антисциентизм в оценке роли науки.

6. Дифференциация и интеграция в науке. Методологическое единство и многообразие современной науки.

7. Взаимосвязь научных и технических революций.

В определении центральной проблемы философии науки существуют некоторые разночтения. По мнению известного философа науки Ф. Франка, "центральной проблемой философии науки является вопрос о том, как мы переходим от утверждений обыденного здравого смысла к общим научным принципам". К. Поппер считал, что центральная проблема философии знания, начиная, по крайней мере, с Реформации, состояла Е том, как возможно рассудить или оценить далеко идущие притязания конкурирующих теорий или верований. "Я, - писал К. Поппер, - называю ее первой проблемой. Она исторически привела ко второй проблеме: как можно обосновать (justify) наши теории и верования". Вместе с тем круг проблем философии науки достаточно широк, к ним можно отнести вопросы типа: детерминируются ли общие положения науки однозначно или один и тот же комплекс опытных данных может породить различные общие положения? Как отличить научное от ненаучного? Каковы критерии научности, возможности обоснования? Как мы находим основания, по которым верим, что одна теория лучше другой? В чем состоит логика научного знания? Каковы модели его развития? Все эти и многие другие формулировки органично вплетены в ткань философских размышлений о науке и, что более важно, вырастают из центральной проблемы философии науки - проблемы роста научного знания.

Можно разделить все проблемы философии науки на три подвида. К первым относятся проблемы, идущие от философии к науке, вектор направленности которых отталкивается от специфики философского знания. Поскольку философия стремится к универсальному постижению мира и познанию его общих принципов, то эти интенции наследует и философия науки. В данном контексте философия науки занята рефлексией над наукой в ее предельных глубинах и подлинных первоначалах. Здесь в полной мере используется концептуальный аппарат философии, необходимо наличие определенной мировоззренческой позиции.

Вторая группа возникает внутри самой науки и нуждается в компетентном арбитре, в роли которого оказывается философия. В этой группе очень тесно переплетены проблемы познавательной деятельности как таковой, теория отражения, когнитивные процессы и собственно "философские подсказки" решения парадоксальных проблем.

К третьей группе относят проблемы взаимодействия науки и философии с учетом их фундаментальных различий и органичных переплетений во всех возможных плоскостях приложения. Исследования по истории науки убедительно показали, какую огромную роль играет философское мировоззрение в развитии науки. Особенно заметно радикальное влияние философии в эпохи так называемых научных революций, связанных с возникновением античной математики и астрономии, коперниканским переворотом - гелиоцентрической системой Коперника, становлением классической научной картины микрофизикой Галилея-Ньютона, революцией в естествознании на рубеже XIX-XX вв. и т.д. При таком подходе философия науки включает в себя эпистемологию, методологию и социологию научного познания, хотя так очерченные границы философии науки следует рассматривать не как окончательные, а как имеющие тенденцию к уточнению и изменению.

Парадигма в методологии науки - совокупность ценностей, методов, подходов, технических навыков и средств, принятых в научном сообществе в рамках устоявшейся научной традиции в определенный период времени.

Наука явилась главной причиной столь бурно протекающей НТР, перехода к постиндустриальному обществу, повсеместному внедрению информационных технологий, появления «новой экономики», для которой не действуют законы классической экономической теории, начала переноса знаний человечества в электронную форму, столь удобную для хранения, систематизации, поиска и обработки, и мн.др.

Все это убедительно доказывает, что основная форма человеческого познания – наука в наши дни становиться все более и более значимой и существенной частью реальности.

Однако наука не была бы столь продуктивной, если бы не имела столь присущую ей развитую систему методов, принципов и императивов познания. Именно правильно выбранный метод наряду с талантом ученого помогает ему познавать глубинную связь явлений, вскрывать их сущность, открывать законы и закономерности. Количество методов, которые разрабатывает наука для познания действительности постоянно увеличивается.

Специфика и структура научного знания.

Структура научного знания включает основные элементы научного знания, уровни познания и основания науки. В качестве элементов научного знания выступают многообразные формы организации научной информации. Научное познание реализуется в особой исследовательской деятельности, включающей разнообразные методы изучения объекта, которые, в свою очередь, подразделяются на два уровня познания – эмпирический и теоретический. И, наконец, важнейшим моментом структуры научного познания в настоящее время считают основания науки, которые выступают ее теоретическим базисом.

Научное знание представляет собой сложно организованную систему, которая объединяет различные формы организации научной информации: научные понятия и научные факты, законы, цели, принципы, концепции, проблемы, гипотезы, научные программы и т. д. Центральным звеном научного знания является теория.

В зависимости от глубины проникновения в сущность изучаемых явлений и процессов выделяются два уровня научного познания – эмпирический и теоретический.

Между теоретическим и эмпирическим знанием существует тесная взаимосвязь и взаимообусловленность, которые состоят в следующем: теоретическопе знание в значительной степени опирается на эмпирические материал, поэтому уровень развития теории во многом зависит от уровня развития эмпирического базиса науки; с другой стороны, само развитие эмпирических исследований во многом определяется теми целями и задачами, которые были поставлены теоретическим познанием.

Прежде чем обратиться к рассмотрению методологии кратко охарактеризуем третий элемент в структуре научного познания – его основания. Основаниями научного познания выступают: 1) идеалы, нормы и принципы исследования, 2) научная картина мира, 3) философские идеи и принципы. Они составляют тот теоретический базис науки, на который опираются ее законы, теории и гипотезы.

Идеалы и нормы исследования представляют собой признанные в науке требования к научной рациональности, выраженной в обоснованности и доказательности научных положений, а также способах описания и научного объяснения, построения и организации знания. Исторически эти нормы и идеалы менялись, что было связано с качественными изменениями в науке (научными революциями). Так, важнейшей нормой рациональности научного знания выступают его систематичность и организованность. Это выражено в том, что каждый новый результат в науке опирается на предшествующие ее достижения, каждое новое положение в науке выводят, опираясь на уже доказанные ранее высказывания и положения. В качестве идеалов и норм научного познания выступают ряд принципов, например: принцип простоты, принцип точности, принцип выявления минимального числа допущений при построении теории, принцип преемственности в развитии и организации научного знания в единую систему.

Логические нормы научного мышления прошли длительный путь развития. В XVIII в. Г.В. Лейбниц сформулировал в логике принцип достаточного основания, который стал четвертым законом логики после трех законов правильного мышления, выведенных Аристотелем – закона тождества (сохранения смысла термина или тезиса на всем протяжении рассуждения), принципа непротиворечивости в рассуждениях и закона исключенного третьего, утверждающего, что об одном и том же предмете в одном и том же отношении (смысле) может существовать либо утвердительное, либо отрицательное суждение, при этом одно из них истинно, а другое ложно, и третьего не дано). Все идеалы и нормы науки находят свое воплощение в методах научного исследования, которые доминируют в ту или иною историческую эпоху.

Научная картина мира представляет собой целостную систему представлений об общих свойствах и закономерностях природы и общества, возникающую в результате обобщения и синтеза основных принципов и достижений наук в данную историческую эпоху. Картина мира играет в познании роль систематизации научных представлений и принципов, что позволяет ей выполнять эвристическую и прогностическую функции, успешнее решать междисциплинарные проблемы. Научная картина мира тесно связана с мировоззренческими ориентирами культуры, во многом зависит от стиля мышления эпохи и, в свою очередь, оказывает на них значительное влияние, при этом она выступает в качестве ориентиров исследовательской деятельности ученых, выполняя, таким образом, роль фундаментальной исследовательской программы.

Велико значение философских оснований науки. Как известно, философия была колыбелью науки на ранних стадиях ее формирования. Именно в рамках философской рефлексии закладывались истоки научной рациональности. Философия ставила перед наукой общие мировоззренческие ориентиры и, отвечая на потребности развития самой науки, осмысливала ее методологические и гносеологические проблемы. В недрах философского знания сформировалась традиция диалектического познания мира, воплотившаяся в трудах Гегеля, Маркса и Энгельса в науку о диалектическом методе исследования природы, общества и самого мышления. В истории развития общества можно наблюдать взаимовлияние философской и научной картин мира: изменение основ и содержания научной картины мира неоднократно оказывало влияние на развитие философии.

Основные методы эмпирического и теоретического познания

В науке различают эмпирический и теоретический уровень исследования (познания). Эмпирическое исследование направлено непосредственно на изучаемый объект и реализуется посредством наблюдений и эксперимента. Теоретическое исследование концентрируется вокруг обобщающих идей, законов, гипотез и принципов. «Это различие имеет своим основанием неодинаковость, во-первых, способов (методов) самой познавательной активности, а во-вторых, характера достигаемых научных результатов». Одни общенаучные методы применяются только на эмпирическом уровне (наблюдение, эксперимент, измерение), другие - только на теоретическом (идеализация, формализация), а некоторые (например, моделирование) - как на эмпирическом, так и на теоретическом уровнях. Данные как эмпирического, так и теоретического исследования фиксируются в виде высказываний, содержащих эмпирические и теоретические термины. Разница между ними состоит в том, что истинность высказываний, содержащих эмпирические термины, можно проверить экспериментально, а истинность высказываний, содержащие теоретические термины, проверить невозможно. Эмпирический уровень научного познания характеризуется непосредственным исследованием реально существующих, чувственно воспринимаемых объектов. Особая роль эмпирии в науке заключается в том, что только на этом уровне исследования мы имеем дело с непосредственным взаимодействием человека с изучаемыми природными или социальными объектами. Здесь преобладает живое созерцание (чувственное познание), рациональный момент и его формы (суждения, понятия и др.) здесь присутствуют, но имеют подчиненное значение. Поэтому исследуемый объект отражается преимущественно со стороны своих внешних связей и проявлений, доступных живому созерцанию и выражающих внутренние отношения. На этом уровне осуществляется процесс накопления информации об исследуемых объектах, явлениях путем проведения наблюдений, выполнения разнообразных измерений, поставки экспериментов.

Теоретический уровень научного познания характеризуется преобладанием рационального момента - понятий, теорий, законов и других форм и «мыслительных операций». Отсутствие непосредственного практического взаимодействия с объектами обуславливает ту особенность, что объект на данном уровне научного познания может изучаться только опосредованно, в мысленном эксперименте, но не в реальном. Однако живое созерцание здесь не устраняется, а становится подчиненным (но очень важным) аспектом познавательного процесса. На данном уровне происходит раскрытие наиболее глубоких существенных сторон, связей, закономерностей, присущих изучаемым объектам, явлениям путем обработки данных эмпирического знания. Эта обработка осуществляется с помощью систем абстракций «высшего порядка» - таких как понятия, умозаключения, законы, категории, принципы и др. Выделяя в научном исследовании указанные два различных уровня, не следует, однако, их отрывать друг от друга и противопоставлять. Ведь эмпирический и теоретический уровни познания взаимосвязаны между собой. Эмпирический уровень выступает в качестве основы, фундамента теоретического. Гипотезы и теории формируются в процессе теоретического осмысления научных фактов, статистических данных, получаемых на эмпирическом уровне. К тому же теоретическое мышление неизбежно опирается на чувственно-наглядные образы (в том числе схемы, графики и т. п.), с которыми имеет дело эмпирический уровень исследования. Важнейшая задача теоретического знания - достижение объективной истины во всей ее конкретности и полноте содержания. При этом особенно широко используются такие познавательные приемы и средства, как абстрагирование, идеализация, анализ и синтез, индукция и дедукция и другие. Этот класс методов активно используется во всех науках.

Рассмотрим основные способы эмпирического исследования. Важнейшей составляющей эмпирического исследования является эксперимент. Слово «эксперимент» происходит от латинского experement, что означает «проба», «опыт». Эксперимент представляет собой испытание изучаемых явлений в контролируемых и управляемых условиях. Эксперимент - это активный, целенаправленный метод познания, заключающийся в многократно воспроизводимом наблюдении объекта в специально созданных и контролируемых условиях. Эксперимент делится на следующие этапы:

· Сбор информации

· Наблюдение явления

· Выработка гипотезы, чтобы объяснить явление

· Разработка теории, объясняющей феномен, основанный на предположениях в более широком плане.

В современной науке эксперимент занимает центральное место и выступает в качестве связующего звена между эмпирическим и теоретическим уровнями познания. Главная задача эксперимента заключается в проверке гипотез и прогнозов, выдвигаемых теориями. Ценность экспериментального метода состоит в том, что он применим не только к познавательной, но и к практической деятельности человека.

Другим важным методом эмпирического познания является наблюдение. Здесь имеется в виду не наблюдение как этап любого эксперимента, а наблюдение как способ изучения различных явлений. Наблюдение - это чувственное восприятие фактов действительности с целью получения знания о внешних сторонах, свойствах и признаках рассматриваемого объекта. Результатом наблюдения является описание объекта, зафиксированное с помощью языка, схем, графиков, диаграмм, рисунков, цифровых данных. Различие между экспериментом и наблюдением состоит в том, что в ходе эксперимента его условиями управляют, а при наблюдении процессы предоставлены естественному ходу событий. Важное место в процессе наблюдения (как и эксперимента) занимает операция измерения. Измерение - есть определение отношения одной (измеряемой) величины к другой, принятой за эталон. Поскольку результаты наблюдения, как правило, приобретают вид различных знаков, графиков, кривых на осциллографе, кардиограмм и т.д., постольку важной составляющей исследования является интерпретация полученных данных. Особой сложностью отличается наблюдение в социальных науках, где его результаты во многом зависят от личности наблюдателя и его отношения к изучаемым явлениям.

Более подробно рассмотрим выше перечисленные средства теоретического познания.

· Абстрагирование представляет собой метод мысленного отделения познавательно ценного от познавательно второстепенного в исследуемом объекте. Предметы, явления и процессы обладают множеством различных свойств и характеристик, не все из которых важны в данной конкретной познавательной ситуации. Метод абстрагирования применяется как в обыденном, так и в научном познании.

· Анализ и синтез - это связанные между собой методы познания, обеспечивающие целостное знание объекта. Анализ - это мысленное расчленение объекта на составляющие его части с целью их самостоятельного изучения. Это расчленение осуществляется не произвольно, а в соответствии со структурой объекта. После того, как составляющие объект части изучены по отдельности, необходимо полученное знание свести воедино, восстановить целостность. Это происходит в ходе синтеза - объединения ранее выделенных признаков, свойств, сторон в единое целое.

· Индукция и дедукция являются распространенными методами получения знания как в обыденной жизни, так и в ходе научного познания. Индукция - это логический прием получения общего знания из множества частных посылок. Недостатком индукции является то, что опыт, на данные которого она опирается, никогда не может быть завершен, и поэтому индуктивные обобщения также имеют ограниченную достоверность. Дедукция - это выводное знание. В ходе дедукции из общей посылки выводятся (дедуцируются) заключения частного характера. Истинность выводного знания зависит в первую очередь от достоверности посылки, а также от соблюдения правил логического выведения. Индукция и дедукция органически связаны и взаимно дополняют друг друга. Индукция приводит к предположению о причинах и общих закономерностях наблюдаемых явлений, а дедукция позволяет выводить из этих предположений эмпирически проверяемые следствия и тем самым подтверждать или опровергать эти предположения.

· Метод аналогии - это логический прием, с помощью которого, на основе сходства объектов по одним признакам делается вывод об их сходстве и по другим признакам. Аналогия не произвольная логическая конструкция, а опирается на объективные свойства и отношения предметов. Правило вывода по аналогии формулируется следующим образом: если два единичных предмета сходны в определенных признаках, то они могут быть сходны и в других признаках, обнаруженных в одном из сравниваемых предметов. На основе умозаключения по аналогии строится метод моделирования, широко распространенный в современной науке. Моделирование - это метод исследования объекта через построение и изучение его аналога (модели). Знания, полученные при изучении модели, переносятся на оригинал на основании его аналогии с моделью. Моделирование применяется там, где изучение оригинала невозможно или затруднено и связано с большими расходами и риском. Типичным приемом моделирования является изучение свойств новых конструкций самолетов на их уменьшенных моделях, помещаемых в аэродинамическую трубу. Моделирование может быть предметным, физическим, математическим, логическим, знаковым. Все зависит от выбора характера модели. С появлением и развитием компьютеров широкое распространение получило компьютерное моделирование, при котором используются специальные программы.

Помимо универсальных и общенаучных методов, существуют специальные методы исследования, применяющиеся в конкретных науках. К ним относят метод спектрального анализа в физике и химии, метод статистического моделирования при изучении сложных систем и другие.

Проблема развития научного знания.

В определении центральной проблемы философии науки существуют некоторые разночтения. По мнению известного философа науки Ф. Франка, «центральной проблемой философии науки является вопрос о том, как мы переходим от утверждений обыденного здравого смысла к общим научным принципам». К. Поппер считал, что центральная проблема философии знания, начиная, по крайней мере, с Реформации, состояла Е том, как возможно рассудить или оценить далеко идущие притязания конкурирующих теорий или верований. «Я, - писал К. Поппер, - называю ее первой проблемой. Она исторически привела ко второй проблеме: как можно обосновать (justify) наши теории и верования». Вместе с тем круг проблем философии науки достаточно широк, к ним можно отнести вопросы типа: детерминируются ли общие положения науки однозначно или один и тот же комплекс опытных данных может породить различные общие положения? Как отличить научное от ненаучного? Каковы критерии научности, возможности обоснования? Как мы находим основания, по которым верим, что одна теория лучше другой? В чем состоит логика научного знания? Каковы модели его развития? Все эти и многие другие формулировки органично вплетены в ткань философских размышлений о науке и, что более важно, вырастают из центральной проблемы философии науки - проблемы роста научного знания.

Можно разделить все проблемы философии науки на три подвида. К первым относятся проблемы, идущие от философии к науке, вектор направленности которых отталкивается от специфики философского знания. Поскольку философия стремится к универсальному постижению мира и познанию его общих принципов, то эти интенции наследует и философия науки. В данном контексте философия науки занята рефлексией над наукой в ее предельных глубинах и подлинных первоначалах. Здесь в полной мере используется концептуальный аппарат философии, необходимо наличие определенной мировоззренческой позиции.

Вторая группа возникает внутри самой науки и нуждается в компетентном арбитре, в роли которого оказывается философия. В этой группе очень тесно переплетены проблемы познавательной деятельности как таковой, теория отражения, когнитивные процессы и собственно «философские подсказки» решения парадоксальных проблем.

К третьей группе относят проблемы взаимодействия науки и философии с учетом их фундаментальных различий и органичных переплетений во всех возможных плоскостях приложения. Исследования по истории науки убедительно показали, какую огромную роль играет философское мировоззрение в развитии науки. Особенно заметно радикальное влияние философии в эпохи так называемых научных революций, связанных с возникновением античной математики и астрономии, коперниканским переворотом - гелиоцентрической системой Коперника, становлением классической научной картины микрофизикой Галилея-Ньютона, революцией в естествознании на рубеже XIX-XX вв. и т.д. При таком подходе философия науки включает в себя эпистемологию, методологию и социологию научного познания, хотя так очерченные границы философии науки следует рассматривать не как окончательные, а как имеющие тенденцию к уточнению и изменению.

Заключение

Традиционная модель строения научного знания предполагает движение по цепочке: установление эмпирических фактов - первичное эмпирическое обобщение - обнаружение отклоняющихся от правила фактов - изобретение теоретической гипотезы с новой схемой объяснения - логический вывод (дедукция) из гипотезы всех наблюдаемых фактов, что и является ее проверкой на истинность.

Подтверждение гипотезы конституирует ее в теоретический закон. Такая модель научного знания называется гипотетико-дедуктивной. Считается, что большая часть современного научного знания построена именно таким способом.

Теория не строится путем непосредственного индуктивного обобщения опыта. Это, конечно, не означает, что теория вообще не связана с опытом. Изначальный толчок к созданию любой теоретической конструкции дает как раз практический опыт. И проверяется истинность теоретических выводов опять-таки их практическими приложениями. Однако сам процесс построения теории, и ее дальнейшее развитие осуществляется от практики относительно независимо.

Общие критерии, или нормы научности, входят в эталон научного знания постоянно. Более же конкретные нормы, определяющие схемы исследовательской деятельности, зависят от предметных областей науки и от социально-культурного контекста рождения той или иной теории.

Можно подвести своеобразный итог сказанному: наш «познавательный аппарат» при переходе к областям реальности, далеким от повседневного опыта, теряет свою на­дежность. Ученые вроде бы нашли выход: для описания недоступной опыту реальности они перешли на язык абстрактных обозначений и математики.

Использованная литература:

1. Современная философия науки: Хрестоматия. – М.: Высшая школа, 1994.

2. Кезин А.В. Наука в зеркале философии. – М.: МГУ, 1990.

3. Философия и методология науки. – М.: Аспект-Пресс, 1996.

РАЗДЕЛ I.

ФИЛОСОФИЯ НАУКИ ПЕРЕД ВЫБОРОМ НОВЫХ ПУТЕЙ

Е.А.Мамчур

Релятивизм в трактовке научного знания

и критерии научной рациональности

Вопрос о том, насколько и в каком отношении справедливы все критические аргументы, раздающиеся в последнее время в адрес классической рациональности, представляет достаточно сложную проблему, нуждающуюся в самостоятельном анализе. Нас в данной статье будут интересовать лишь такие параметры классической рациональности, как объективность научного знания и относительная автономия науки. В настоящее время они подвергаются критике. Утверждается и проповедуется тезис релятивизма. Сам этот тезис имеет два значимых для науки измерения: синхронический и диахронический. Суть синхронической составляющей – в отрицании точки зрения «Абсолютного Наблюдателя» в научном познании. Истина, с этой точки зрения, всегда релятивна к мнению той или иной научной школы, группы и даже отдельного исследователя. Существует множество концепций, теорий, интерпретаций, дискурсов и все они имеют право на существование, рассуждают релятивисты. Сколько научных групп и школ – столько и мнений. И не нужно за этим многообразием и разнообразием искать единственно верный дискурс, правильную концепцию или истинную теорию. Да и бесполезно искать – такого дискурса и такой концепции просто не существует.

В диахроническом измерении тезис релятивизма означает отрицание автономии научного знания. Сторонники этого аспекта релятивистского тезиса отрицают саму возможность собственной

истории научного познания, относительно независимой от истории ее культурного окружения. Релятивизм редуцирует историю науки к истории культурного контекста, в который наука вписана.

Поскольку синхронический релятивизм имеет отношение главным образом к вопросу об объективности научного знания, назовем его когнитивным. Вторую разновидность релятивизма уместно охарактеризовать как культурный релятивизм. Хотя культурный релятивизм и связан главным образом с таким стандартом классической рациональности, как относительная автономия науки, он имеет непосредственное отношение и к объективности научного знания: по сути дела автономия это и есть объективность, рассмотренная в историческом плане, в плане функционирования и развития знания в системе исторически сменяющих друг друга систем человеческой культуры как относительно независимого от этих культур. То же самое, впрочем, можно утверждать и относительно объективности, как главного параметра научной рациональности, отрицаемого в рамках когнитивного релятивизма: объективность означает автономию научного знания в смысле независимости знания от мнений научных школ, групп и отдельных ученых.

Дискуссии по поводу тезиса релятивизма в трактовке научного знания явление не новое для философии науки. Своеобразный пик этих дискуссий во второй половине XX в. приходится на 60–70-е гг., когда противостояли друг другу философы науки, утверждающие возможность реконструировать развитие научного знания в качестве объективного и автономного предприятия, и представители становящейся в то время социологии познания, отрицавшие такую возможность. Движущие силы и последние основания развивающегося знания социологи познания усматривали не в когнитивных, а в социальных и культурных факторах, невольно таким образом отстаивая релятивизм.

В последнее время, однако, изменился сам тон критической аргументации. Если раньше тезис релятивизма рассматривался как дискуссионный, а вопрос о роли социокультурных факторов в развитии науки считался проблематичным и нуждающимся в анализе, в настоящее время многие авторы берут этот тезис уже просто как данность, как постулат. Сказалось то, что мы все больше погружаемся в атмосферу постмодернизма . На знамени этого интеллектуального течения написано «плюрализм». Постмодернизм проповедует, приветствует и защищает плюрализм

во всех его формах и проявлениях. Плюрализм – это Бог и кумир постмодернизма . Причем с позиции постмодернизма речь идет о принципиальном плюрализме, поскольку предполагается, что не существует возможности из всего многообразия дискурсов выделить верный дискурс, указать на существование правильного мнения или истинной концепции. По отношению к науке это умонастроение как раз и принимает форму тезисов культурного и когнитивного релятивизма, отрицающих объективность науки. Рассмотрим эти тезисы подробнее.

СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ВСЕ ЕЩЕ В НАУКЕ ТОЧКА ЗРЕНИЯ

«АБСОЛЮТНОГО НАБЛЮДАТЕЛЯ»?

Нет, не существует – отвечает релятивист. Мы не можем покинуть собственные головы, с тем, чтобы получить возможность взглянуть на наши мысли со стороны и сравнить их с реальностью. Р.Рорти , американский философ, известный в нашей стране по ряду переведенных у нас работ, выражает эту точку зрения так: «Что мы не можем и в самом деле сделать, так это подняться над всеми человеческими сообществами, реальными и потенциальными. У нас нет такого небесного крюка, который смог бы поднять нас от простого согласия по поводу чего-либо до чего-то подобного ∣соответствию с реальностью, как она есть сама по себе∣» . Не существует точки-зрения-Бога, и даже если бы она существовала, мы не могли бы обладать ею. Взамен недосягаемой «объективности» в центр эпистемологии , считает Рорти , следует поставить понятие согласия, «солидарности». «Привычка полагаться более на убеждение, чем на силу, на уважение к мнению своих коллег, любознательность и страстное стремление к получению новых данных являются единственным достоинством ученых, – утверждает Рорти . – Не существует никаких других интеллектуальных достоинств, типа обладания «рациональностью», сверх и помимо этих моральных качеств» . Вопреки весьма распространенному мнению ученые отнюдь не обладают способностью достигать какой-то особой «объективности», что якобы выгодно отличает их от представителей других областей культуры, считает Рорти . Действительными преимуществами, говорит он, обладают научные институты, поскольку именно они являются образцами достигаемого в них «несилового согласия».

Близкую точку зрения разделяет отечественный исследователь Н.Н.Моисеев. «...То, чем современный рационализм... отличается от классического рационализма XVIII века состоит не только в том, что вместо классических представлений Евклида и Ньютона пришло неизмеримо более сложное видение мира... Основное отличие состоит прежде всего в понимании принципиального отсутствия внешнего Абсолютного Наблюдателя, которому постепенно становится доступной Абсолютная Истина , также как и самой Абсолютной Истины » . Моисеев непосредственно связывает отсутствие точки зрения абсолютного наблюдателя с плюрализмом мнений. «Исключив из своего словаря такие понятия, как Абсолютное знание и Абсолютный Наблюдатель, мы неизбежно приходим к представлению о множественности пониманий, поскольку каждое из них связано с неповторимыми особенностями конкретных наблюдателей – не столько приборов, которыми они пользуются, сколько разумов» .

Многие, разделяющие такую точку зрения, ссылаются в поисках аргументации и обоснования на квантовую механику. Так Н.Моисеев утверждает, что новая рациональность, связанная с отказом от поиска Абсолютной истины , имеет свое основание в квантовой механике. «Решающую роль в формировании нового рационалистического мировоззрения сыграли успехи физики и прежде всего.... науки о микромире, квантовой механики. Благодаря этим открытиям человек перестал быть внешним наблюдателем: оказалось, что он видит мир изнутри» .

К аналогичной аргументации прибегает и известный американский философ Х.Патнэм . Он также ставит вопрос о возможности достижения в науке точки зрения абсолютного наблюдателя – «Божественного видения универсума» в его терминологии. Отмечая, что классическая наука исходила из безусловного признания возможности такой позиции в любой познавательной ситуации, Патнэм утверждает, что в неклассической науке положение коренным образом изменилось. Здесь «приходится отбросить великую мечту; мечту об описании физической реальности как существующей вне наблюдателя, описания, которое является объектом в смысле существования безотносительно к «конкретной точке зрения» .

Сторонники рассматриваемого взгляда ссылаются на особенности измерения объектов микромира. В классической физике считалось, что влиянием экспериментальной установки на поведение микрообъекта можно пренебречь, и мы измеряем

параметры самого объекта или явления. В квантовой полагается, что явление создается в процессе измерения, оно не существует до акта измерения. Получение информации об объекте оказывается зависимым от типа экспериментальной установки, и в этом смысле характер информации, которая будет получена, определяется наблюдателем.

Основываясь на этом, утверждают, что квантовая механика является обоснованием принципиального плюрализма и, следовательно, (добавим от себя) релятивизма. «При таком образе мышления становится бессмысленным... вопрос: А как есть на самом деле? – пишет Н.Моисеев, – т.е. тот вопрос, который классический ученый всегда задавал себе, сталкиваясь с многообразием концепций и точек зрения» .

Насколько, однако, верны утверждения о неизбежности связи между плюрализмом, релятивизмом и квантовой механикой? Нам представляется, что те, кто утверждает существование такой связи, не разграничивают две разных проблемы. Одна из них – это проблема реализма, точнее, комплекс вопросов, имеющих отношение к проблеме реализма. Другая – это проблема объективности описания. Только эта вторая проблема имеет непосредственное отношение к релятивизму .

Но именно по поводу этой проблемы, как нам представляется, можно утверждать, что никакого особого различия между классической и неклассической физикой при ответе на содержащийся в ней вопрос не существует. Позиция «абсолютного наблюдателя» в неклассической физике в смысле объективности знания, независимости его от мнений, школ, групп и т.д., достижима (или не достижима) в той же мере, что и в классической. И там, и здесь, делая скидку на историческую ограниченность и относительность этой точки зрения, обусловленных уровнем существующей системы знаний, экспериментальными возможностями этого времени и т.д. можно утверждать, что такая точка зрения может быть достигнута. По крайней мере нам не известны аргументы, указывающие на несостоятельность этого утверждения. Правда, методы достижения этого знания отличаются от методов классической физики. Но применение этих методов имеет ту же цель, что и в классической науке: достижение объективного знания.

Другое дело – вопрос о реалистическом или антиреалистическом характере получаемой картины. В ортодоксальной интерпретации квантовой механики предполагается, что явление

создается в процессе измерения, что оно не существует до акта наблюдения. Например, электрон не имеет координаты или импульса до того, как измерения координаты и импульса будут произведены. В классической физике наблюдения открывают реальность. В квантовой они, согласно Бору, каким-то образом создают ее. В этом смысле ортодоксальная интерпретация квантовой механики не-реалистична.

Тем не менее исчерпывающий ответ на вопрос о реализме зависит от того, какой смысл вкладывать в само понятие реализм. Если, как это делает, например, Дж.Браун , утверждать, что реализм это вера в то, что все свойства объекта присущи ему до всякого измерения, тогда действительно ортодоксальная интерпретация антиреалистична. Но есть и другое понимание реализма: реализм это вера в существование внешнего мира, а значит, и объектов микромира независимо от человеческого сознания, от наблюдателя. Тогда квантовая механика в той же мере реалистична, что и классическая. Думается, что никто, в том числе и сам Бор, не сомневались в том, что микрореальность существует независимо от сознания наблюдателя. Что нечто существует. И если воспользоваться критерием реальности теоретических объектов, данным И.Хакингом: «Если вы напыляете электроны – они реальны» 0 , можно утверждать, что квантовые объекты существуют реально. Но средства их познания весьма отличны от классических. Необходимо использование двух типов экспериментальных установок, применение которых снабжает исследователя двумя типами взаимоисключающей информации, которые тем не менее некоторым образом дополняют друг друга.

Экзотическая картинка. Тем не менее физики, по крайней мере те, которые придерживаются копенгагенской интерпретации, убеждены, что эта картинка верна, что сколь бы странной она ни была, в ней зафиксирована микрореальность такой, какая она есть на самом деле, независимо от точки зрения того или иного исследователя, школы или направления, что им удается, получив эту картину, реализовать точку зрения «Абсолютного» (в этом смысле) Наблюдателя. Также как верили в свои теории и в свои картины реальности представители классической науки.

Экспериментальное подтверждение нарушения известных неравенств Белла , полученное в недавнее время, явилось очень сильным аргументом в пользу оценки копенгагенской интерпретации квантовой механики как адекватной действительности.

Так меняется или не меняется классическая рациональность в плане объективности научного знания? Ответ на этот вопрос зависит от того, что понимать под научной рациональностью. Обычно под рациональной понимают деятельность, направленную к некоторой сознательно поставленной цели, причем для достижения этой цели используются адекватные, т.е. ведущие к этой цели, средства . Научная деятельность как разновидность рациональной деятельности имеет своей целью достижение объективно истинного знания, т.е. как раз достижение точки зрения «Абсолютного Наблюдателя». Средствами являются те методы, которые при этом используются. Имея это в виду, можно утверждать, что при переходе от классической науки к неклассической цель научной деятельности остается неизменной. Наука перестала бы быть наукой, если бы она отказалась от своей цели – постижения действительности такой, какая она есть на самом деле. Воспользовавшись кантовской терминологией, можно сказать, что достижение точки зрения «Абсолютного Наблюдателя» является потребностью самого Разума. Разум «страстно стремится» к этой цели и будет испытывать чувство интеллектуального дискомфорта до тех пор, пока не достигнет ее. Какие бы перипетии ни испытывала наука, она не откажется от этой цели. Потребность в истине коренится в особенностях психологии Трансцендентального Субъекта познания, которые, возможно, определяются некоторыми особенностями самой структуры человеческого мозга.

Другое дело, что рассматриваемая потребность Разума никогда не бывает удовлетворена полностью: полученная картина оказывается верна лишь частично. Фактически сама цель науки остается лишь кантовским регулятивным принципом, направляющим познавательную деятельность ученого. Но без этого принципа научная деятельность была бы невозможна. Сама частичность картины и неисчезающее чувство дискомфорта оказываются важнейшими движителями человеческого познания.

Что действительно меняется в процессе исторического развития науки так это средства достижения этой цели, те методы, которые при этом используются. Характеризуя процесс познания микромира, Патнэм описывает его как значительно более сложный по сравнению с аналогичным процессом в классической физике. «Приходится использовать «дополнительно» различные классические картины, проверять их в различных экспериментальных ситуациях, проверять частичные картины на

фоне других...». Тем не менее он сам признает, что все эти процедуры направлены на то, чтобы «выработать идею единого представления, описывающего все ситуации» .

Смирится ли Разум с экзотичностью квантовой механики в ее ортодоксальной интерпретации, с ее противоречащими здравому смыслу выводами? Ответ на этот вопрос остается пока неясным. Сейчас, после некоторого затишья, на физиков и философов науки обрушилась лавина новых интерпретаций, стремящихся преодолеть антиреалистический характер описания. Преодоление антиреализма связано с возвратом к классической картинке. Присуще ли Разуму стремление к классической картине и реализму в той же мере, как и стремление получить точку зрения «Абсолютного Наблюдателя», покажет время. Но то, что эти два стремления характеризуют два разных свойства психологии Трансцендентального субъекта – очевидно. В отличие от первого стремления, второе характеризует уже далеко не всех физиков: ведь большая часть из них уже приняли ортодоксальную интерпретацию и смирились с ее антиреалистическим характером. Возможно, стремление к реализму является не таким глубинным свойством психологии Трансцендентального субъекта, как стремление к истине. Вполне может оказаться, что второе стремление не будет удовлетворено и антиреалистическая картинка будет признана точкой зрения Абсолютного Наблюдателя.

В этом плане характерна содержащаяся в работе Патнэма трактовка концепции «параллельных миров» – одной из интерпретаций квантовой теории, данной Эвереттом и де Виттом. Патнэм утверждает, что параллельные миры Эверетта служат для того, чтобы получить в каждом мире возможность реализации «Божественного видения» реальности в ее целостности . Думается, что здесь опять не расчленяются два разных (и уже упоминавшихся выше) аспекта проблемы. Как представляется, Патнэм соединяет в одну две на самом деле разные задачи: 1) достижение «Божественного видения» – точки зрения «Абсолютного Наблюдателя» и 2) получение целостной и реалистической картины квантовой реальности, позволяющей избегнуть парадоксов квантово-механической реконструкции реальности. Авторы концепции параллельных миров, конечно же, преследовали цель решить обе задачи. В каждом из возможных миров решалась вторая задача – достижение целостной и реалистической картины классического типа, в которой отсутствовали бы парадоксы квантовой реальности: движение микрообъекта сразу по двум

путям в двухщелевом эксперименте; существование квантового объекта до акта измерения в суперпозиции всех возможных состояний, разрешенных его волновой функцией (Э.Шредингер дал великолепную иллюстрацию этой особенности микромира, сформулировав известный парадокс с котом, когда кот при определенных условиях может находиться в суперпозиции состояний жизни и смерти, будучи и жив, и мертв одновременно) и т.д. С точки зрения концепции множественности миров в каждом из миров квантовый объект имеет свою собственную траекторию; является либо частицей, либо волной, а не и частицей и волной одновременно, как в ортодоксальной интерпретации квантовой механики; находится в одном-единственном состоянии, а не в суперпозиции всех возможных состояний, и получение информации об этом состоянии не требует коллапса волнового пакета (в терминологии шредингеровского парадокса кота – в одном мире кот жив, в другом мертв) и т.д.

Что касается «Божественного видения», которое авторы концепции множественных миров надеялись достигнуть, оно относится не к отдельному параллельному миру: оно должно реализоваться всей концепцией в целом. И подтверждение «Божественности» (пусть относительной) этого видения зависит от того, насколько удастся получить ее экспериментальное подтверждение. К сожалению, как утверждает один из физиков, разрабатывающих концепцию, «В настоящее время технология не позволяет проверить гипотезу существования «других» миров» 3 .

Такова, как нам представляется, ситуация с объективностью как одним из требований классической рациональности. Перейдем теперь к идеалу автономии научного знания и непосредственно ассоциированному с ним тезису культурного релятивизма.

ТЕЗИС О НЕСОИЗМЕРИМОСТИ

И КУЛЬТУРНЫЙ РЕЛЯТИВИЗМ

В философии естественных наук релятивизм нашел свою гносеологическую опору в ныне широко известной концепции несоизмеримости . Авторы этой концепции – Н.Р.Хансон (это он первый ввел в оборот термин «переключение гештальта» и сформулировал представление о сменах теоретических взглядов на мир как о переключениях гештальта), Т.Кун и П.Фейерабенд . Рассматривая суть тезиса о несоизмеримости, уже упоминавшийся

Несоизмеримость проблем (тем) означает, что каждая последующая фундаментальная теория, претендуя на описание и объяснение тех же фактов, что и предыдущая, может на самом деле исследовать другие задачи, использовать новые понятия и иметь приложения, отличные от предшествующей. Тот способ, которым она распознает и классифицирует явления, может не соответствовать старому подходу. Например, кислородная теория горения Лавуазье вначале оказалась неприложимой ко всем тем явлениям, которые хорошо объясняла теория флогистона. Несоизмеримость проблем делает неадекватной концепцию развития знания Э.Нагеля , согласно которой новая теория поглощает (subsumes) старую (т.е. включает в себя правильную часть старой теории и исключает неправильную), благодаря чему обе теории оказываются соизмеримыми.

Разобщение состоит в том, что долгое время и существенные сдвиги в теории могут сделать более ранние работы непонятными более поздней научной аудитории. Следует при этом отметить одно существенное обстоятельство. Старая теория может быть забыта, но все же понятна современному ученому, желающему потратить время на то, чтобы изучить ее. В случае с разобщением речь идет о том, что более ранняя теория может быть совершенно непонятна современному читателю, поскольку в ней используются способы рассуждения, совершенно отличные от нашего. В качестве примера Я.Хакинг приводит высказывания и теоретические концепции Парацельса . Сифилис, писал Парацельс , нужно лечить мазью из ртути, а также употреблением внутрь этого металла, поскольку ртуть есть знак планеты Меркурий, который, в свою очередь, служит знаком рынка, а сифилис подхватывают на рынке.

«Беда заключается не в том, что мы считаем, что Парацельс ошибался, – пишет Хакинг. – Она в том, что мы не можем приписать истинность или ложность множеству его предложений. Нам чужд сам стиль его рассуждений».

Третий тип несоизмеримости – это несоизмеримость значений терминов теорий. Известно, что смысл терминов теории задается теоретическими предложениями. Смысл индивидуальных терминов задается их положением в структуре теории как целого. В связи с этим при смене теорий смысл одних и тех же (по имени) терминов может меняться самым радикальным образом. Хакинг показывает, какие очевидно катастрофические последствия для самой возможности сравнения предшествующей и последующей теорий влечет за собой тезис о несоизмеримости значений, если он верен; рассказывает о некоторых концепциях значения, которые позволяют избежать выводов о их несоизмеримости.

Одна из них – так называемая каузальная теория значения – принадлежит Х.Патнэму . Мы, однако, не будем здесь ее рассматривать, отослав читателя к оригинальной работе самого Патнэма или к квалифицированной работе, посвященной философии Патнэма , в которой можно найти подробный анализ этой концепции и ее оценку .

Нам здесь важно отметить другое. Обсуждая концепцию несоизмеримости, Я.Хакинг не отметил еще один ее аспект, а именно отсутствие у двух последовательно сменяющих друг друга парадигм общих критериев оценок теорий. Согласно тезису о несоизмеримости критерии оценки теорий, а следовательно, и стандарты рациональности (потому что для западной философии науки критерии научности и есть стандарты рациональности) являются парадигмально зависимыми и изменяются вместе со сменой теорий. Хакинг не обсуждает этот аспект рассматриваемой им концепции, поскольку для его целей он не является важным. Но для нашей темы он как раз наиболее важен, так как именно здесь и кроется источник релятивизма, постулируемого и проповедуемого постмодернистскими исследователями науки. Все рассмотренные Хакингом аспекты несоизмеримости ведут лишь к радикальному отличию последовательно сменяющих друг друга теорий, но еще не предполагают релятивизма. Основания релятивистского тезиса – в парадигмальной зависимости критериев рациональности. Если в науке существуют некоторые кросс- или сверх-парадигмальные критерии оценок теорий или парадигм, появляется возможность сделать выбор между конкурирующими фундаментальными теориями, увидеть, в каком направлении осуществляется прогрессивное развитие, решить, какая из них ближе к истине. Отсутствие таких критериев и

стандартов ведет к тому, что научные парадигмы становятся аналогичными Шпенглеровским цивилизациям, каждая из которых является совершенно самостоятельным образованием, непонятным и недоступным в своей сущности представителям других культур и цивилизаций. Парадигмальная зависимость критериев рациональности ведет к тому, что истинность знания начинает носить только локальный характер. Истинным становится то, что почитается таковым сторонниками той или иной парадигмы, в результате чего оказывается, что сколько парадигм – столько и истин. Ни о каком движении к более полному и адекватному описанию и пониманию мира не может быть и речи.

Верна ли, однако, такая точка зрения? Для того, чтобы попытаться ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к функционирующим в научном познании критериям рациональности (научности).

ИСТОРИЧЕСКАЯ ИЗМЕНЧИВОСТЬ

КРИТЕРИЕВ РАЦИОНАЛЬНОСТИ И РЕЛЯТИВИЗМ

Парадигмально зависимым у сторонников концепции несоизмеримости оказывается уже самый важный критерий оценки теорий – эксперимент. И дело здесь не столько в уже ставшей притчей во языцех теоретической нагруженности экспериментального результата. Основная проблема заключается в том, что в интерпретацию эмпирических фактов, выступающих для теории в качестве проверочных, включается сама проверяемая теория. Возникает как бы порочный круг, который создает очевидные препятствия для понимания того, как вообще возможны эмпирическая проверка и эмпирическое обоснование теорий.

Чтобы не быть голословной, приведу лишь один пример: эксперимент по проверке одного из эффектов, предсказанных общей теорией относительности (ОТО) – а именно эффекта углового смещения звезд. Предполагается, что этот эксперимент явился одним из самых убедительных подтверждений ОТО. Идея опыта, кратко, состояла в следующем. Угол между лучами света, идущими от звезды, находящейся так «близко» к Солнцу, что ее лучи (при определенном положении Солнца) «касаются» солнечного диска, и какой-либо другой звездой, удаленной от Солнца, сравнивали с углом между лучами этих же звезд при другом положении Солнца, когда оно находится не так «близко» к звезде.

Находящуюся «на краю солнечного диска» звезду можно видеть, очевидно, лишь во время солнечного затмения. Если фотографию соответствующего участка неба, сделанную во время солнечного затмения, сравнить с фотографией того же участка неба в ночное время, можно заметить изменение расстояния между звездами. Результаты наблюдений, проведенных во время полных солнечных затмений, убедительно продемонстрировали явление углового смещения звезд и близость полученного результата к рассчитанному на основании ОТО.

Полученный результат, как уже говорилось, был оценен как «драматическое» подтверждение теории Эйнштейна . Нетрудно увидеть, однако, что в интерпретацию этого эксперимента включаются представления самой проверяемой теории: угловое смещение звезд в рамках ОТО объясняется тем, что Солнце создает отрицательную кривизну в пространстве-времени. Таким образом, в интерпретацию рассматриваемого результата вовлекается допущение о неэвклидовости геометрии. Но это допущение является одной из гипотез, на которых покоится ОТО, поскольку оно непосредственно следует из сильного принципа эквивалентности – одного из «столпов» ОТО.

Один из зарубежных философов науки Г.Хукер охарактеризовал рассматриваемое явление как «внутреннюю глобальность» фундаментальной научной теории .

Явление внутренней глобальности фундаментальной научной теории создает предпосылки для того, чтобы проверочный экспериментальный результат рассматривался как «подтверждающий» и ту и другую из последовательно сменяющих друг друга и конкурирующих теорий. Разумеется, приверженцами каждой из них. (Рассмотренный выше эксперимент по проверке наличия углового смещения звезд в рамках классической теории тяготения можно было бы объяснить искривлением луча света под воздействием гравитационного поля Солнца. Как известно, в ОТО нет понятия гравитации и угловое смещение звезд объясняют отрицательной кривизной неэвклидового пространства-времени). Что, несомненно, делает выбор между ними на почве эксперимента проблематичным.

Многие исследователи не чувствуют того, что здесь действительно существует реальная проблема. Отсылая оппонентов к истории науки, они указывают на то, что в реальном познании оценка и сравнение теорий имеют место, и непонятно, о чем спор. Им кажется, что Кун создает проблему на пустом месте:

ведь любому очевидно, что в реальном познании процедура оценки теорий каким-то образом осуществляется, теории сравниваются и отбираются. И в общем такие процедуры являются вполне эффективными, поскольку в результате отбирается действительно наиболее адекватная действительности теория; наука в целом является объективным предприятием; ее выводы оказываются приложимыми в сфере технологии и успешно используются на благо людей. Это все верно. Конечно же, Кун, также как и другие адепты тезиса о несоизмеримости, видят и понимают все это. Но фиксируя факты сравнения теорий, обнаруживая наличие преемственности между последовательно сменяющими друг друга парадигмами, они задаются кантовским вопросом: как они возможны? Как возможно сравнение теорий перед лицом радикального изменения смысла понятий, изменения исследуемых проблем, возможного разобщения и отсутствия разделяемых последовательно сменяющими друг друга теориями критериев сравнения? Говоря о проблеме преемственности и коммуникации в научном познании, Кун говорил: «Мои критики часто соскальзывают (slide) от тезиса, согласно которому коммуникация в науке осуществляется, к утверждению, что не существует никаких проблем, связанных с коммуникацией» . Перефразируя, он мог бы сказать то же самое и о проблеме оценки и сравнения теорий.

Нужно отдать должное Куну: он не отрицал существования в научном познании методологических критериев и стандартов оценок теорий. Среди них он называет точность предсказаний теории, широту поля ее приложимости, математическую строгость и сравнительную простоту. Именно они составляют с точки зрения Т.Куна научный метод основания рациональности в естественных науках. Однако в экстраординарные, революционные периоды развития научного знания, т.е. именно тогда, когда критерии рационального выбора теории оказываются особенно востребованными, каждый из ученых использует их по-своему, вкладывая в них свое собственное понимание. Рациональные соображения, полагает Кун, в данном случае не носят общезначимого характера. И именно поэтому переход от одной фундаментальной теории к другой осуществляется скорее как «переключение гештальта», нежели как рациональный выбор теоретической перспективы.

Думается, американский философ науки здесь весьма близок к истине. Обращаясь к истории физического познания, можно наблюдать, что в те периоды развития научного знания, когда приходится выбирать между существующей, но испытывающей трудности, и вновь выдвинутой, конкурирующей с нею теориями, ученые, руководствуясь, казалось бы, одним и тем же набором требований научности к теории, делают различный выбор.

Ведя многолетнюю дискуссию по поводу адекватной теоретической реконструкции микромира, и Эйнштейн и Бор руководствовались тем, что теория должна описывать реальность. Но при этом они, как выяснилось, исходили из разного понимания того, что такое физическая реальность. Эйнштейн не мог принять в качестве определения реальности такое ее понимание, которое ставит реальность той или иной физической величины в зависимость от процесса ее измерения. «Никакое разумное определение реальности, – утверждал он, – не может допустить этого» . Но именно такое понимание реальности лежало в основании квантовой теории Н.Бора . Реальным здесь полагается то, что фиксируется в процессе измерения.

парадигмы в физике, когда ученые верили в существование непосредственных связей между теорией и действительностью, они полагали, что простота научного знания является следствием простоты природы. В то время распространенной была формулировка принципа простоты как требования экономии теоретических сущностей со ссылкой на простоту природы (И.Ньютон). В XX веке, оказавшись перед лицом необычайно разросшегося высоко абстрактного теоретического аппарата, ученые-естествоиспытатели расстались с этой наивной верой. Все больше стала осознаваться потребность опытного контроля над этим аппаратом, в связи с чем принцип простоты начинает сближаться с критерием эмпирической проверки теории. (Простые гипотезы следует предпочитать потому, что они лучше испытуемы и легче поддаются фальсификации , утверждал К.Поппер).

Претерпевает эволюцию прямо на наших глазах и такой методологический принцип, как начало принципиальной наблюдаемости. Если на начальных этапах развития современной физики под наблюдаемостью подразумевалась обязательная возможность выделить микрообъект в свободном состоянии, современная физика все больше привыкает оперировать объектами, в принципе обделенными такой возможностью (кварки). Нарушения симметрий в физике поколебали уверенность в аподиктичности принципа симметрии как методологического регулятива познания. И т.д.

Надеюсь, автору удалось убедить читателя в том, что фигурирующие в научном познании методологические критерии изменяются вместе с изменением конкретной познавательной ситуации в науке, вместе со сменой парадигм. Как уже говорилось, факт парадигмальной зависимости критериев рациональности дает основание социологически ориентированным исследователям науки отрицать возможность какой-либо независимой оценки фундаментальных научных теорий, являющихся теоретическим основанием парадигм. А значит – утверждать их равноправность и, следовательно – релятивизм.

НЕИЗБЕЖЕН ЛИ РЕЛЯТИВИЗМ?

Многие – и отечественные, и зарубежные – исследователи полагают, что, оставаясь внутри самого познавательного процесса, разорвать порочный круг, создаваемый «внутренней глобальностью»

фундаментальных научных теорий, невозможно, в силу чего релятивизм неизбежен. Они полагают, что преодоление релятивизма возможно лишь в процессе выхода за пределы познания, в сферу материально-практической деятельности людей, в область технологических применений теории. Короче – в сферу практики. В принципе в таком решении проблемы нет ничего неверного. Однако простая ссылка на практику, без анализа этого критерия, без попытки выявить, что такое практика, какова структура этого критерия – есть фактически ссылка на все образующее время. Она обрекает методологию на пассивность. Ее основной мотив: пусть все идет как идет в науке, время в конце концов все расставит по своим местам.

Такая пассивная позиция подвергается, однако, критике и не принимается более молодым поколением философов науки. В отличие от представителей старшего поколения (К.Поппер , И.Лакатош), которые стремились построить некую внеисторическую модель развития знания, эти философы вполне понимают и учитывают эволюционирующий характер научного метода. Тем не менее они полагают, что релятивизм преодолим. И пытаются его преодолеть на пути фиксации некоего метакритерия. Таким сверхкритерием, действующим на «длительном пробеге» теорий, выступает в рассматриваемых концепциях либо увеличивающееся правдоподобие (verisimilitude) теорий (У.Ньютон -Смит), либо их прагматический успех (М.Хессе), либо способность теорий решать проблемы (Л.Лаудан). Оценки в научном познании могут быть субъективными и парадигмально зависимыми, но все это не ведет к релятивизму, рассуждают сторонники рассматриваемой точки зрения, если существует метакритерий, в свете которого получают свою оценку применяемые при оценке той или иной теории или парадигмы методологические принципы и критерии научности. Предполагается, что экспериментальная подтверждаемость теорий, так же как их неослабевающая способность решать проблемы, служит знаком того, что применяемый в рамках той или иной парадигмы метод отбора и сравнения теорий является правильным.

Думается, что такой подход является в принципе верным. Без некоторых, пусть не очень четких и определенных кросспарадигмальных (и кросскультурных) критериев рациональности релятивизма избежать не удалось бы. Ни культурного, ни когнитивного. Лишь такие критерии способны определить, какой из возможных культурных или когнитивных миров является

выделенным. И следует, по-видимому, согласиться с тем, что эмпирический критерий может играть роль одного из таких метакритериев.

Здесь внимательный читатель может выразить недоумение: выше в статье утверждалось, что экспериментальный критерий сам является парадигмально зависимым. Однако противоречия здесь нет. Дело в том, что как раз с эмпирическим критерием проблема оказывается разрешимой. Как пыталась показать автор этой статьи , исследование структуры эмпирического уровня познания позволяет разорвать порочный круг, порожденный внутренней глобальностью фундаментальной научной теории в отношении экспериментальных результатов. Такой анализ дает возможность выявить внутринаучные основания для реконструкции процедуры экспериментальной проверки теории как теоретически независимой и в этом смысле объективной.

В структуре теоретической интерпретации эмпирических данных можно выделить два относительно независимых компонента (подуровня) эмпирического уровня знания. Один из них представляет собой констатацию экспериментального результата и может быть охарактеризован как «интерпретация-описание». Другой состоит в теоретическом объяснении зафиксированного на первом подуровне результата и может быть квалифицирован как «интерпретация-объяснение». Перед исследователем реальной научной практики оба эти подуровня предстают как нечто нераздельное, сливающееся в единое целое. Если, однако, за видимой целостностью теоретически интерпретированного результата не увидеть его внутренней дифференцированности, понять, как реализуется экспериментальная проверка теории и как при этом достигается объективность и теоретическая независимость такой проверки, и в самом деле оказывается невозможным.

Такая проверка осуществляется благодаря существованию «интерпретации-описания» и ее относительной независимости от «интерпретации-объяснения». Несмотря на то, что интерпретация-описание предполагает использование теоретического материала (само утверждение, констатирующее экспериментальный результат, является лишь надводной частью «айсберга», погруженного в море теоретического материала, и в этом его отличие от «протокольных предложений » логического позитивизма), этот материал обладает одной особенностью: он формируется из других, отличных от проверяемой , теорий. Таким образом интерпретация-описание представляет собой язык наблюдения,

который хотя и является теоретически нагруженным, тем не менее оказывается теоретически нейтральным (по отношению к проверяемой теории). И его существование представляет собой достаточное основание для того, чтобы понять, как осуществляется вполне надежная и независимая эмпирическая проверка теории.

Эксперимент по проверке углового смещения звезд смог действительно выступить подтверждением ОТО благодаря тому, что его результат может быть сформулирован в виде утверждения: «угловое смещение звезд действительно наблюдается». В это утверждение теоретические допущения ОТО не включаются.

Таким образом экспериментальный критерий вполне может играть (и играет) роль метакритерия по отношению к парадигмально зависимым стандартам и критериям рациональности. Существуют, по-видимому, и другие критерии. Их можно обнаружить, анализируя действующие в реальном научном познании на разных этапах развития науки методологические принципы и фиксируя их инвариантное, остающееся неизменным, несмотря на смену парадигм, содержание. Есть и другие подходы к проблеме. Уже упоминавшийся Хилари Патнэм , например, говорит о существовании некоей идеальной рациональности, которая, по-видимому, и играет роль механизма для определения выделенного теоретического мира в море существующих и предлагающихся теоретических моделей. Но все это – уже предмет самостоятельного исследования.

Brown J.R. The Laboratory of the Mind. L.; N.Y., 1991. P. 131.

Хакинг Я . Представление и вмешательство. М., 1998. С. 38.

Так, если целью является пересечение реки, то если человек ищет лодку и пытается воспользоваться ею или пытается сделать это вплавь, его поведение рационально; если же он подходит к берегу и начинает махать руками, пытаясь взлететь, чтобы пересечь реку, его поведение явно не рационально.

Патнэм Х. Указ. соч. С. 468.

Vaidman L. On Shizophrenic Experience of the Neutron or Why We Should Believe in the MWI of Quantum theory // International Studies in the Philosophy of Science. Vol. 12. № 3. 1998. P. 246.

В числе первых отечественных работ, рассматривающих эту проблему, можно назвать: Мамчур Е.А. Проблема соизмеримости теорий // Физическая теория (филос.-методол. анализ). М., 1980; Порус В.Н. // Успехи физ. наук. 1970. Т. 102, вып. 2. С. 270.

Fresnel A. Memoire couronnee sur la diffraction // Oeuvres. Vol. I. Paris, 1966. Р. 248.

Мамчур E.A . Проблемы социокультурной детерминации научного знаниям М., 1987. С. 55 и далее.

Данная проблема философии науки имеет в себе три аспекта (вопроса).

Первый. Что составляет сущность динамики науки? Это просто эволюционное изменение (расширение объема и содержания научных истин) или развитие (изменение со скачками, революциями, качественными отличиями во взглядах на один и тот же предмет)?

Второй вопрос. Является ли динамика науки процессом в целом кумулятивным (накопительным) или антикумулятивным (включающем постоянный отказ от прежних взглядов как неприемлемых и несоизмеримых с новыми, сменяющими их)?

Третий вопрос. Можно ли объяснить динамику научного знания только его самоизменением или также существенным влиянием на него вненаучных (социокультурных) факторов?

Очевидно, ответы на эти вопросы нельзя получить, исходя только из философского анализа структуры сознания. Необходимым является также привлечение материала реальной истории науки. Впрочем, столь же очевидно, что история науки не может говорить «сама за себя». Обсуждение сформулированных выше вопросов заняло центральное место в работах постпозитивистов (К. Поппера, Т. Куна, И. Лакатоса, Ст. Тулмина, П. Фейерабенда, М. Полани и др.) в отличие от их предшественников - логических позитивистов, считавших единственным «законным» предметом философии науки логический анализ структуры ставшего («готового») научного знания. Но предлагаемые постпозитивистами модели динамики научного знания не только опирались на историю науки, но и предлагали («навязывали») ее определенное видение.

Говоря о природе научных изменений, необходимо подчеркнуть, что хотя все они совершаются в научном сознании и с его помощью, их содержание зависит не только и не столько от сознания, сколько от результатов взаимодействия научного сознания с определенной, внешней ему объектной реальностью, которую оно стремится постигнуть. Далее, как убедительно показывает реальная история науки, происходящие в ней когнитивные изменения имеют эволюционный, т. е. направленный и необратимый характер. Это означает, например, что общая риманова геометрия не могла появиться раньше евклидовой, а теория относительности и квантовая механика - одновременно с классической механикой. Иногда это объясняют с позиций трактовки науки как обобщения фактов; тогда эволюция научного знания истолковывается как движение в сторону все больших обобщений, а смена научных теорий понимается как смена менее общей теории более общей.

Взгляд на научное познание как обобщение, а на его эволюцию как рост степени общности сменяющих друг друга теорий - это, безусловно, индуктивистская концепция науки и ее истории. Индуктивизм был господствующей парадигмой философии науки вплоть до середины XX в. В качестве аргумента в ее защиту был выдвинут так называемый принцип соответствия, согласно которому отношение между старой и новой научной теорией (должно быть) таково, чтобы все положения предшествующей теории выводились в качестве частного случая в новой, сменяющей ее теории. В качестве примеров обычно приводились классическая механика, с одной стороны, и теория относительности и квантовая механика, с другой; синтетическая теория эволюции в биологии как синтез дарвиновской концепции и генетики; арифметика натуральных чисел, с одной стороны, и арифметика рациональных или действительных чисел, с другой, евклидова и неевклидова геометрии и др. Однако при ближайшем, более строгом анализе соотношения понятий указанных выше теорий, никакого «частного случая» или даже «предельного случая» в отношениях между ними не получается.

Ясно, что выражение «предельный случай» имеет очень нестрогое и скорее метафорическое значение. Очевидно, что масса тела либо меняет свою величину в процессе движения, либо нет. Третьего не дано. Классическая механика утверждает одно, релятивистская - прямо противоположное. Они несовместимы и, как показали постпозитивисты, несоизмеримы, т. к. у них нет общего нейтрального эмпирического базиса. Они говорят разные и порой несовместимые вещи об одном и том же (массе, пространстве, времени и др.). Строго говоря, также неверно утверждать, что арифметика действительных чисел является обобщением арифметики рациональных чисел, а последняя - обобщением арифметики натуральных чисел. Говорят, что множество натуральных чисел может быть «изоморфно вложено» в множество рациональных чисел. Обратное неверно. Но быть «изоморфно вложенным» отнюдь не означает быть «частным случаем». Рассмотрим, наконец, соотношение евклидовой и неевклидовых геометрий. Последние не являются обобщением первой, так как синтаксически многие их утверждения просто взаимно противоречат друг другу. Ни о каком обобщении геометрий Лобачевского и Римана по отношению к геометрии Евклида говорить не приходится, так как они просто противоречат последней. Одним словом, понятие «предельного случая» призвано скрыть качественное различие между различными явлениями, ибо при желании все может быть названо «предельным случаем» другого.

Таким образом, принцип соответствия с его опорой на «предельный случай» не может рассматриваться в качестве адекватного механизма рациональной реконструкции эволюции научного знания. Основанный на нем теоретический кумулятивизм фактически представляет собой редукционистскую версию эволюции науки, отрицающей качественные скачки в смене фундаментальных научных теорий.

Необходимо также подчеркнуть, что несовместимость старой и новой теорий является не полной, а лишь частичной. Это означает, во-первых, что многие их утверждения не только не противоречат друг другу, а полностью совпадают. Во-вторых, это означает, что старая и новая теории частично соизмеримы, так как вводят часть понятий (и соответствующих им предметов) абсолютно одинаково. Новые теории отрицают старые не полностью, а лишь частично, предлагая в целом существенно новый взгляд на ту же самую предметную область.

Итак, развитие научного знания представляет собой непрерывно-прерывный процесс, характеризующийся качественными скачками в видении одной и той же предметной области. Поэтому в целом развитие науки является некумулятивным. Несмотря на то, что по мере развития науки постоянно растет объем эмпирической и теоретической информации, было бы весьма опрометчиво делать отсюда выводы о том, что имеет место прогресс в истинном содержании науки. Твердо можно сказать лишь то, что старые и сменяющие их фундаментальные теории видят мир не просто существенно по-разному, но зачастую и противоположным образом. Прогрессистский же взгляд на развитие теоретического знания возможен только при принятии философских доктрин преформизма и телеологизма применительно к эволюции науки.

В современной философии и истории науки существуют две концепции движущих факторов - интернализм и экстернализм. Наиболее полно интерналистская концепция представлена в трудах А. Койре. Само название «интернализм» определяется тем, что главное значение в этой концепции придается внутринаучным факторам. По Койре, поскольку наука - духовная деятельность, то она может быть объяснена только из нее самой, тем более потому, что теоретический мир полностью автономен, отделен пропастью от реального мира.

Другой подход в понимании движущих сил развития науки - экстернализм исходит из признания ведущей роли внешних науке факторов, в первую очередь социально-экономических. Экстерналисты пытались выводить такие сложные элементы науки, как содержание, темы, методы, идеи и гипотезы, непосредственно из экономических причин, игнорируя особенности науки как духовного производства, специфической деятельности по получению, обоснованию и проверке объективно истинного знания.

В ранних человеческих обществах познавательные и производственные моменты были неразделимы, первоначальные знания носили практический характер, выполняя роль как бы руководства определенными видами деятельности человека. Накопление таких знаний составило важную предпосылку будущей науки. Для возникновения собственно науки нужны были соответствующие условия: определенный уровень развития производства и общественных отношений, разделение умственного и физического труда и наличие широких культурных традиций, обеспечивающих восприятие достижений других народов и культур.

Соответствующие условия раньше всего сложились в Древней Греции, где первые теоретические системы возникли в VI в. до н.э. Такие мыслители, как Фалес и Демокрит, уже объясняли действительность через естественные начала в противовес мифологии, Древнегреческий ученый Аристотель первым описал закономерности природы, общества и мышления, выдвигая на передний план объективность знания, логичность, убедительность. В момент познания была введена система абстрактных понятий, закладывались основы доказательного способа изложения материала; начали обособляться отдельные отрасли знания: геометрия (Евклид), механика (Архимед), астрономия (Птолемей).

Ряд областей знания был обогащен в эпоху средневековья учеными Арабского Востока и Средней Азии: Ибн Ста, или Авиценна, (980-1037), Ибн Рушд (1126-1198), Бируни (973-1050). В Западной Европе из-за господства религии родилась специфическая философская наука - схоластика, а также получили развитие алхимия и астрология. Алхимия способствовала созданию базы для науки в современном смысле слова, поскольку опиралась на опытное изучение природных веществ и соединений и подготовила почву для становления химии. Астрология связана была с наблюдением за небесными светилами, что также развивало опытную базу для будущей астрономии.

Важнейшим этапом развития науки стало Новое время - XVI-XVII вв. Здесь определяющую роль сыграли потребности нарождавшегося капитализма. В этот период было подорвано господство религиозного мышления, и в качестве ведущего метода исследовании утвердился эксперимент (опыт), который наряду с наблюдением радикально расширил сферу познаваемой реальности. В это время теоретические рассуждения стали соединяться с практическим освоением природы, что резко усилило познавательные возможности науки. Научная революция XVII в. связана с революцией в естествознании. Научная революция прошла несколько этапов, и ее становление заняло полтора столетия. Ее начало положено Н.Коперником и его последователями Бруно, Галилеем, Кеплером. В 1543 г. польский ученый Н.Коперник (1473-1543) опубликовал книгу «Об обращениях небесных сфер», в которой утвердил представление о том, что Земля так же, как и другие планеты Солнечной системы, обращается вокруг Солнца, являющегося центральным телом Солнечной системы. Коперник установил, что Земля не является исключительным небесным телом, чем был нанесен удар по антропоцентризм и религиозным легендам, в соответствии с которыми Земля якобы занимает центральное положение во Вселенной. Была отвергнута геоцентрическая система Птолемея. Галилею принадлежат крупнейшие достижения в области физики и разработки самой фундаментальной проблемы - движения, огромны его достижения в астрономии: обоснование и утверждение гелиоцентрической системы, открытие четырех самых крупных спутников Юпитера из 13 известных в настоящее время; открытие фаз Венеры, необычайного вида планеты Сатурн, создаваемого, как известно теперь, кольцами, представляющими совокупность твердых тел; огромного количества звезд, не видимых невооруженным взглядом. Галилей добился успеха в научных достижениях в значительной мере потому, что в качестве исходного пункта познания природы признавал наблюдения, опыт.

Ньютон создал основы механики, открыл закон всемирного тяготения и разработал на его основе теорию движения небесных тел. Это научное открытие прославило Ньютона навечно. Ему принадлежат такие достижения в области, механики, как введение понятий силы, энерции, формулировка трех законов механики; в области оптики - открытие рефракции, дисперсии, интерференции, дифракции света; в области математики - алгебра, геометрия, интерполяция, дифференциальное и интегральное исчисление.

В XVIII веке революционные открытия были совершены в астрономии И.Кантом (172-4-1804) и ПЛатасом (1749-1827), а также в химии - ее начало связано с именем АЛ.Лавуазье (1743-1794). К этому периоду относится деятельность М.В. Ломоносова (1711-1765), предвосхитившего многое из последующего развития естествознания.

В XIX веке в науке происходили непрерывные революционные перевороты во всех отраслях естествознания. Опора науки Нового времени на эксперимент, развитие механики заложили фундамент для установления связи науки с производством. В то же время к началу XIX в. накопленный наукой опыт, материал в отдельных областях уже не укладывался в рамки механистического объяснения природы и общества. Потребовался новый виток научных знаний и более глубокий и широкий синтез, объединяющий результаты отдельных наук.

К рубежу XIX-XX вв. произошли крупные изменения в основах научного мышления, механистическое мировоззрение исчерпало себя, что привело классическую науку Нового времени к кризису. Этому способствовали помимо названных выше, открытие электрона и радиоактивности. В результате разрешения кризиса произошла новая научная революция, начавшаяся в физике и охватившая все основные отрасли науки, Она связана прежде всего с именем А.Эйнштейна (1879-1955), Открытие электрона, радия, превращения химических элементов, создание теории относительности и квантовой теории ознаменовали прорыв в область микромира и больших скоростей. Успехи физики оказали влияние на химию. Квантовая теория, объяснив природу химических связей, открыла перед наукой и производством широкие возможности химического преобразования вещества; началось проникновение в механизм наследственности, получила развитие генетика, сформировалась хромосомная теория.