Величко в л русские речи. Память В. Л. Величко, поэта, публициста, видного деятеля «Черной сотни
От редакции : В нынешнем году в издательстве Института русской цивилизации, которым руководит известный русский ученый и писатель Олег Анатольевич Платонов, выйдет сборник публицистических статей русского поэта и мыслителя, одного из создателей первой русской национально-патриотической организации «Русское Собрание» Василия Львовича Величко. Это первое после революции издание трудов Величко. Комментарии к статьям подготовил и написал вступительную статью гл. редактор РЛ Анатолий Степанов. Сегодня мы предлагаем читателю эту статью, которая является значительно дополненным и измененным вариантом статьи А. Степанова из книги «Воинство Святого Георгия».
Василий Львович Величко родился 2 июля 1860 года в городке Прилуки Полтавской губернии в дворянской семье. Род Величко происходил от известного запорожского казака-летописца, автора «Летописи событий в Юго-Западной России в XVII веке» Самуила Величко. Детские годы будущего поэта и общественного деятеля прошли в родовом хуторе Вернигоровщине. Его ближайшие предки были дружны с крупными деятелями российской культуры Н.В.Гоголем, М.И.Глинкой, Н.И.Костомаровым, которые часто гостили у семейства Величко в Вернигоровщине.
В 1870 году будущий поэт был определен для обучения в киевский пансионат Даниэля, затем поступил в элитное Императорское Училище правоведения, которое было своего рода «кузницей чиновничьих кадров» Российской Империи. Училище было основано указом Государя Николая I в 1835 году по инициативе и на средства принца Петра Георгиевича Ольденбургского для воспитания юридически грамотных кадров для административной и судебной деятельности. Ему был присвоен статус перворазрядного учебного заведения, воспитанники Училища уравнивались в правах с питомцами знаменитого Царскосельского Лицея. Среди выпускников училища были выдающиеся государственные деятели: председатель Совета министров И.Л.Горемыкин, обер-прокурор Св. Синода К.П.Победоносцев, министр внутренних дел А.Г.Булыгин, тверской губернатор Н.Г.Бюнтинг; видные деятели русской культуры: мыслитель и поэт И.С.Аксаков, композиторы П.И.Чайковский и А.Н.Серов, поэты А.М.Жемчужников и А.Н.Апухтин, критик В.В.Стасов, чемпион мира по шахматам А.А.Алехин, депутат Госдумы cвященномученик Сергий (Шеин) и другие.
В 1883 году Василий Львович окончил курс Училища правоведения. Писать стихи он начал еще в бытность студентом. Первое стихотворение Величко появилось в 1880 году в «Живописном обозрении». А вскоре его стихи уже печатали «Свет», «Русская мысль», «Новое время», «Вестник Европы», «Русский вестник», «Северный вестник», «Нива», «Неделя» и другие мало-мальски известные тогдашние периодические издания. В 1890 году вышел первый сборник его стихотворений, в 1894 году - второй. Кроме того, Величко был автором нескольких драматических произведений, одно из которых, комедия «Первая муха», было даже удостоено Грибоедовской премии.
Василий Львович был душой литературного кружка, который существовал в конце 1880-х - начале 1890-х годов в Петербурге и собирался у его родственницы Марии Муретовой. В этот кружок входили крупнейшие деятели русской культуры: друг Величко известный русский философ В.С.Соловьев, писатели Н.С.Лесков и Д.Л.Мордовцев, художники И.Е.Репин и Н.Н.Каразин, профессора университета А.Н.Веселовский и А.М.Ладыженский.
В поэзии Василий Величко был продолжателем традиций русской философской лирики, прежде всего. В его творчестве много перекличек со стихами Ф.И.Тютчева, А.А.Фета, А.К.Толстого. «Очарованный родной Украйной», Величко стремился в звуках и ритмах выразить красоту родных мест:
Как томны вербы над водой!
Как нежен плеск волны влюбленной!
Как сладок воздух, упоенный
Левкоем, розой, резедой!
Но поэт не только восхищается красотой природы, замечая везде величие творения, он отмечает и величие Творца. Природа у Величко живая, она не только дышит, но и… молится:
Зарницы в меркнущей дали!
Как просто все и вместе пышно!
Во всем биенье сердца слышно
Творцу молящейся земли!
(Стансы гр. А.А.Голенищеву-Кутузову)
Или вот еще в другом месте:
Притаились воды, каждый листик дремлет, -
Словно чудной речи все в раздумьи внемлет,
Словно в созерцанье Бога погруженная,
Тихою молитвою молится вселенная…
Воспевая красоту родной Малороссии, Величко отмечает и бытовые особенности жизни народа, размышляет об истории края. Его стихотворение «Мой хутор», которое он посвятил своему отцу, звучит сегодня крайне актуально, как отповедь очевидца нынешним самостийникам, лживо обличающим «москалей» в эксплуатации жителей Украйны:
А воцарялся мир над золотом степей,
И песни радостно сливалися с работой:
Без гнета власть была, и рабство без цепей,
И строгость мудрою освящена заботой.
Но Василию Величко не чужда была и традиция гражданской лирики, традиция М.Ю.Лермонтова, Н.А.Некрасова. Вот его стихотворение «Сумерки» - яркое обличение современного образованного общества:
Все отцвело, все песни спеты…
О, мы несчастней дикарей!
Теперь умом зовут сомненье,
Насмешка - гения печать,
Благоразумие - уменье
Неправду видеть… и молчать!
Поэта возмущают «мутные потоки пошлости вседневной», он жаждет правды, борьбы за идеалы:
И не жизнь, о Боже, и не сон могильный!..
О, взгляни же в душу скорбную мою!
Окрыли надежду, дай мне воли сильной!
Если жизнь, - да будет жизнь любвеобильной;
Смерть, - так смерть за правду! Смерть в честном бою!
(«Мутные потоки пошлости вседневной…»)
Гражданская лирика Величко пронизана патриотическим чувством. В стихотворении «Отчизна» это выражено, пожалуй, лучше всего:
О, жить для родины! Жить, сколько Бог позволит!
О подвиге душа, о высшем счастье молит:
Когда настанет час, - погибнуть за нее!..
Излюбленной темой поэзии и основной целью практической общественной деятельности Величко было пробуждение русского духа. Когда Василий Львович сделался одним из лидеров патриотической организации «Русское Собрание», он написал специальное стихотворение, посвящение родному союзу «Русскому Собранию», которое пользовалось особенной популярностью в патриотических кругах. Оно начинается тревожно-возвышенными строками:
В тумане смутных дней
В нелегкий путь пошли мы,
Огнем любви палимы, -
Любви к земле своей!
Но, пожалуй, главной особенностью поэзии Василия Величко была историософичность. Его можно с полным правом назвать «певцом Русской идеи ». В своем поэтическом творчестве Василий Львович продолжал традиции русских мыслителей-консерваторов от славянофилов И.В.Киреевского и А.С.Хомякова до Ф.М.Достоевского, В.С.Соловьева и К.Н.Леонтьева. Его прекрасное стихотворение «Русская идея» наглядно демонстрирует сколь глубоко понимал поэт призвание России и предназначение русского народа. Как точно и образно он отмечает антиномичность Русской идеи:
Не всем постичь ее дано!
В ней мир и меч, покорность и свобода!
Она в душе могучего народа
Небесной истины зерно!
Столь же точно и глубоко Величко понимал сущность Самодержавной власти:
В непререкаемом сознаньи
Безбрежных прав, владеемых царем,
Царь падал ниц пред Божьим алтарем,
В мольбе, в надежде, в покаяньи!
Величая Россию «дочь Мессии», поэт показывает, что Русский народ избран Богом не для господства над другими народами, а для служения:
И знали все, и знают ныне:
В веках скорбей, страданий, славных дел
Свершается таинственный удел, -
Служенье крестное святыне!
Русская идея у Величко, это, во-первых, идея Православная . Поэт понимает, что вне Православия, без Православия России и русского народа быть не может. «Служенье крестное святыне» - основа бытия русского народа. Величко показывает, что русские люди именно через исповедание православной веры становятся единым народом:
Как близок смертным вечный Бог,
Как веет дух Его во храме!
…
И с каждым словом ектеньи,
Как будто жгучие струи,
Сердца сливают воедино!
Нет ни слуги, ни господина,
Никто не знатен, не убог:
У всех Единый, Кроткий Бог…
Русская идея у Величко, это, во-вторых, идея Монархическая . Поэтому он призывает «верить в строй нам Богом данный». В прекрасном стихотворении «26 февраля (Памяти Царя-Миротворца)», посвященном весьма почитаемому поэтом Императору Александру III, рефреном звучат слова:
Чья мысль, и скорбь, и речь, и дело -
России мощь и торжество!..
Русская идея у Величко, это, в-третьих, идея Народная, Национальная . Поэт призывает верить не только в Богом данный строй, но и:
В народ, сквозь прорезь облаков
Христовой правдой осиянный:
Он богатырь богоизбранный,
Пройдет с ней бодро в даль веков!
Таким образом, существо Русской идеи, согласно Величко составляет бессмертная уваровская триада «Православие, Самодержавие, Народность».
К середине 90-х годов у Василия Львовича Величко было все, что только может желать литератор: популярность в литературных и окололитературных кругах, хотя и не шумный, но устойчивый успех у публики, любовь многочисленных поклонников и друзей. Его имя можно было часто встретить на страницах многих журналов.
Однако в 1896 году Василий Величко порывает с прежним богемным образом жизни и уезжает в Тифлис редактировать газету «Кавказ». Злые языки связывали неожиданное решение поэта возглавить газету с желанием поправить свое финансовое положение. Однако люди, имеющие подобную мотивацию, не ведут себя так, как вел себя на Кавказе Величко, который, защищая русские национальные интересы, нажил себе немало влиятельных врагов. Поэтому более достоверным выглядит предположение, что главным мотивом возглавить газету для поэта стало желание попытаться повлиять на мировоззрение образованного слоя России. Величко был представителем той - немногочисленной - части русской элиты, которая отчетливо видела опасные тенденции в жизни русского общества.
Возглавив редакцию крупнейшей русской газеты на Кавказе, Величко волей-неволей должен был определить свою позицию по национальному вопросу, столь сложному и запутанному в этом регионе. Национальные отношения для Василия Львовича, судя по всему, были интересны и в силу личных причин, - в мировоззрении поэта политический консерватизм и русский национализм занимали существенное место .
Разбираясь в кавказской национальной проблематике, Величко сформулировал собственную концепцию решения национального вопроса на Кавказе. Согласно его воззрениям, русская власть на Кавказе должна делать ставку прежде всего на немногочисленное русское население, которое здесь было представлено в основном старообрядцами и сектантами. Такой подход был характерен для русских монархистов начала ХХ века, которые активно ратовали за преодоление старообрядческого раскола и всегда подчеркивали, что старообрядцы - тоже русские люди. Главным союзником русского народа на Кавказе, по мнению поэта, должен быть единоверный грузинский народ. Позитивно относился он к многочисленному, но неразвитому и маловлиятельному в ту пору мусульманскому населению Кавказа. А вот главного врага русскому делу на Кавказе Величко видел в лице хорошо организованной и мощной армянской плутократии. Армянские дельцы, по оценке Величко, срослись с продажным окраинным чиновничеством, образовав весьма могущественную мафию. Они бессовестно эксплуатировали лояльных русской власти магометан. Поэтому новый редактор русской газеты объявил войну мафии. Свои статьи в газете «Кавказ», которые впоследствии были изданы отдельной книгой под названием «Кавказ: Русское дело и междуплеменные вопросы» (СПб., 1904), он посвящал главным образом угрозе русским национальным интересам, исходившей от армянской плутократии и армянского революционного движения. Эта книга В.Л.Величко была издана в Баку в 1991 году в разгар армяно-азербайджанского конфликта, и это единственное его произведение, переизданное после 1905 года. Сегодня политическая конъюнктура на Кавказе иная, Армения является союзником России, а Грузия и Азербайджан - напротив, противниками. Значит ли это, что Величко ошибался? Думаем, что нет, ибо он ориентировался не на изменчивые конъюнктурные факторы, а на фундаментальные требования национально-ориентированной политики России.
Три года возглавлял Василий Львович главную русскую газету на кавказской окраине. Три года длилась его борьба за русские национальные интересы. Но силы были слишком неравные, - и в 1899 году Величко не по своей воле вынужден был оставить редакторское кресло. К тому времени он нажил себе немало влиятельных врагов из числа бюрократии, которые искусно развязали против поэта кампанию лжи и клеветы. Даже в феврале 1904 года будущий священномученик отец Иоанн Восторгов, выступая на панихиде по усопшему поэту в Тифлисе, отмечал: «Да, так много у него врагов, что даже открытые молитвенные собрания для поминовения покойного служителя русского дела не безопасны в смысле возможности… преследования за них, давления и осуждения со стороны сознательных или бессознательных врагов русского дела».
Умудренный опытом борьбы за русские национальные интересы, Василий Львович Величко покинул Кавказ. Отныне делом его жизни становится - зажечь «самосознания зарю» (строка из его стихотворения). Поэт становится не только певцом Русской идеи, но и борцом за Русскую идею .
В это время в Петербурге велась активная работа по созданию национального русского кружка, из которого вскоре выросла первая черносотенная организация «Русское Собрание». Инициаторами русского национального общества выступили видный сановник и один из самых популярных писателей того времени князь Д.П.Голицын (литературный псевдоним - Муравлин), а также редактор и издатель самой авторитетной тогдашней газеты «Новое время» А.С.Суворин. Василий Львович активно включился в эту деятельность, став одним из самых активных участников процесса.
Идея создать русский национальный кружок родилась в конце XIX века в среде русских писателей, ученых и сановников, которых удручали угасание веры и денационализация русского общества. Уже самим названием «Русское Собрание» был брошен вызов общественному мнению. Ведь космополитизм в ту пору являлся признаком «хорошего тона» у русского образованного слоя. Как писал один из современников, «Русское Собрание» зародилось, «когда любовь к отечеству была в забвении», «когда стало невыгодным быть русским человеком».
Среди учредителей и руководителей «Русского Собрания» мы видим крупных государственных деятелей, видных представителей отечественной науки и культуры, таких как: генерал-майор, будущий ректор Военно-юридической академии М.М.Бородкин; известный публицист-славянофил, генерал-контролер А.В.Васильев; сын известного русского военачальника, генерал-майор граф Н.Ф.Гейден; профессор К.Я.Грот; статс-секретарь Государственного Совета барон Р.А.Дистерло; профессор Академии Генерального штаба генерал-майор А.М.Золотарев; известный историк и искусствовед академик Н.П.Кондаков; будущий министр земледелия А.В.Кривошеин; помощник директора Публичной библиотеки, доктор русской истории Н.П.Лихачев; будущий статс-секретарь Государственного Совета В.А.Лыщинский; профессор Сакнт-Петербургской Духовной Академии и директор Археологического института Н.В.Покровский; начальник Николаевской Академии Генерального штаба генерал-лейтенант Н.Н.Сухотин; директор управления государственными ссудо-сберегательными кассами Государственного банка А.П.Никольский; будущий товарищ министра внутренних дел А.Н.Харузин; писатели и публицисты М.М.Коялович, В.П.Сватковский, А.А.Суворин, С.Н.Сыромятников, Н.А.Энгельгардт, В.Г.Янчевецкий (Ян) и другие.
Величко был избран членом Совета «Русского Собрания». Впрочем, свою борьбу он продолжал главным образом на поприще публицистики. В апреле 1902 года известный издатель, отставной полковник и сербский генерал Виссарион Виссарионович Комаров получил право на издание старейшего консервативного журнала «Русский вестник». Журнал был основан еще в 1856 году одним из корифеев русской журналистики М.Н.Катковым, но к началу ХХ века порядком захирел. Комаров пригласил Василия Величко стать соредактором журнала. Новая редакция замышляла превратить «Русский вестник» в главный рупор национального движения. В первом же номере, вышедшем при новом руководстве журнала, было опубликовано «Письмо к нашим читателям», судя по стилю принадлежавшее перу В.Л.Величко. В этом обращении редакция заявила о своем намерении сделать журнал «прочным связующим звеном для русских людей, любящих родину и жаждущих плодотворного объединения во имя ее блага». Дабы не возникло никаких сомнений, редакция разъясняла, что основой для объединения должна стать русская триада «Православие, Самодержавие и Народность», которая «суть такая же жизненная истина для России, как крылья для птицы, как воздух для тех, кто дышит».
В «Русском вестнике» в полной мере раскрылся талант Величко-публициста. В 1902-1903 годах он опубликовал цикл статей под общим - весьма характерным - названием «Русские речи». Эти статьи, составившие впоследствии второй том полного собрания публицистических сочинений В.Л.Величко (СПб., 1905), были посвящены самым злободневным проблемам русской жизни. Их проблематика и даже сами заголовки свидетельствуют о том, что Величко намеревался сформулировать цельную идеологию формировавшегося русского патриотического движения.
Уже в первой статье «Интересное время» Величко, вопреки русской публицистической традиции ругать время, в которое живет автор (в духе знаменитой некрасовской фразы «бывали хуже времена, но не было подлей»), с надеждой смотрит на современность. Он предлагает «антинекрасовскую» формулировку - «бывали, конечно, времена более яркие, но давно не было времени более интересного». Интересным период начала ХХ века представляется Величко, прежде всего, потому, что он замечает в общественной жизни ростки русского национального самосознания. Он с удовлетворением отмечает, что необходимость «подчинения русских племенных интересов и национального достоинства аппетитам западных капиталистов и стремлениям враждебно-обособляющихся российских инородцев» все более открыто оспаривается интеллектуальной элитой. «Начинающаяся теперь национализация русской мысли и жизни», по убеждению автора, событие столь же масштабное, как и противоположная ему по направлению эпоха преобразований Петра Великого, положившая начало столь необходимому в тот период культурному сближению с Западом. Воплощением зрелости и духовной силы России, полагает Величко, явился Царь Александр III, «венценосный провозвестник и ревнитель русской национальной идеи». Доказательства начавшегося поворота в общественной жизни поэт видит в создании «Общества ревнителей русского исторического просвещения» и «Русского Собрания». Величко оптимистично заявляет, что теперь нужны «общий подъем самоотверженного, вдумчивого патриотизма, дружная работа общества рука об руку с правительством, без доктринерской вражды или холопского фрондирования по отношению к представителям и системе государственного дела». И результатом непременно станет «подъем национального самосознания».
В следующей «Русской речи» на тему «Отвлеченный и живой человек» Василий Величко обращается к трудам современных ему французских мыслителей - Э.М.Вогюэ, И. Тэна, Г. Лебона, Ж.-А.Гобино и других. Причину своего интереса к французской мысли поэт объясняет, во-первых, тем, что, как показывает исторический опыт, именно французы первыми смело берутся за разрешение возникающих социальных проблем, а, во-вторых, тем, что существует сходство «многих черт племенной и общественной психологии русских и французов». Именно идеологи Французской революции в конце XVIII века, считает Величко, «изобрели отвлеченного человека». И вот теперь на рубеже XIX-XX вв.еков именно французские мыслители отмечают иные тенденции в общественной жизни, - тот факт, что содержанием общественного процесса становится борьба национализма и космополитизма. При этом национализм, как чувство естественное, корни которого лежат «в психофизической природе человеческих групп», присущ как раз живому человеку. Космополитизм же, как «явление преимущественно искусственное», свойственен именно отвлеченному человеку, «несуществующему и не могущему существовать». При этом Величко формулирует даже для своего времени не политкорректный тезис о преимуществах империи, как «педагогического учреждения». Противоречие между имперским государственным устройством и национальным вопросом, «выдвигаемым самой жизнью» разрешается, по Величко, именно применением педагогического принципа. «Все племена - ее [Империи - А.С.] равно любимые дети [курсив автора - А.С.]; каждому из них она должна прививать начала добра, справедливости и законности; но педагогические приемы должны быть сообразованы с индивидуальными характерами , как отдельных личностей, так и племенных групп», - пишет автор «Русских речей». Опорой племенной самобытности и национальной идеи, по его мысли, является религия, которой противостоит космополитизм - «измышление беспринципного, язычески настроенного торгово-промышленного класса, плод не всегда бескорыстного равнодушия к живым явлениям».
Василий Величко отмечает, что отвлеченный человек - весьма опасное явление не только в метафизическом, но и в конкретно-историческом плане, ибо он является врагом общественной нравственности. В статье «Враг общественной нравственности» русский мыслитель показывает, как относится космополит к ближним - к семье, роду, народу и государству.
Величко не удержался, чтобы включить в свои «Русские речи» саркастическую главку «Как делают голову» . Феномен русской интеллигенции он видит именно в том, что «ей заменили натуральную, здравомыслящую русскую голову поддельною, приспособленною к водворению в ней отвлеченного человека». Трагедия России состоит в том, что «молодым людям с очень ранних лет делают голову», а «людей с искусственными головами можно считать украденными у матери-России».
Поскольку особое место в ряду «делателей головы» занимают писатели, следующую статью «Духовная сущность и свобода писателя» поэт посвящает задачам литературы, прежде всего русской литературы. По его мнению, «общество, которое понижает уровень писателя, утрачивает… самое понятие призвания и назначения литературы, перестает ее уважать, т. е., попросту говоря, хамеет» и движется по наклонной плоскости, ведущей «к помойной яме». Отталкиваясь от суждений великих русских мастеров слова Федора Михайловича Достоевского («чтобы быть писателем, надо прежде всего страдать»), Николая Семеновича Лескова («отличительной чертой литератора я считаю готовность страдать за свои убеждения»), Величко утверждает, что писательство должно быть именно служением. Только тогда оно оправдано, только такое отношение к своему делу является основой духовной свободы писателя.
Принципиально важной для идеологии русского патриотического движения во все времена была проблема соотношения между государственной централизацией и местным самоуправлением. Неслучайно, что ей автор «Русских речей» посвятил обстоятельную статью «Самоуправление и самодеятельность» . Величко констатирует, что, во-первых, «без постоянного мирного взаимодействия между правительством и обществом, между регулирующими предначертаниями власти и свободным творчеством обывателя, ей подчиняющегося» обойтись невозможно; что, во-вторых, для России очевидна «необходимость сильной центральной власти, без помощи которой самому единству нашей империи грозила бы опасность». Между тем, он отмечает, что главный орган самоуправления - земство, идея которого является «вполне законной, благой и плодотворной с национальной точки зрения» большинством земских деятелей понимается «не в национально-русском, а в западническом смысле, в основном противоречии с идеей самодержавия». «Значительная часть людей, воспитанных беспочвенною школою и космополитическою печатью, смотрит на земство как на переходную ступень [курсив автора - А.С.] к западному парламентаризму, водворение которого в России было бы равносильно распадению нашей империи, а потому столь желательно нашим инородцам, с евреями во главе, и зарубежным врагам», - уверен Величко.
Однако в царствование Императора Александра III была начата «тяжкая, неблагодарная, не показная и потому в основе самоотверженная [курсив автора - А.С.] работа оздоровления нашего национального организма». Эту работу, считает публицист, надо продолжить. Он предостерегает от отрицания полезности земства или совместимости его с русским государственным строем. По мнению Величко, «вопрос именно в мере вещей , в точном разграничении [курсив автора - А.С.] прав и обязанностей и в трезвом отношении к действительности». Он обрушивается с критикой на тех, кто утверждает, что «Самодержавие зиждется на одном бюрократизме», называя такой взгляд нерусским и лукавым, противоречащим «и нашей истории, и нравственным основам нашего строя».
«Не отрицать принцип самоуправления следует в наши дни, когда народу необходимо развивать и сосредоточивать свои творческие силы! Нет, надо чаще и возможно убедительнее напоминать, что в идее русского самоуправления заключается не политическая тенденция, а призыв к честной и толковой самодеятельности [курсив автора - А.С.]. Надо, с глубокою верою в будущность русского народа, призывать к общественному труду и развитию, не колеблющему его исконных государственных устоев, а дающему народной жизни яркость, мощь и полноту», - считает Величко. Стоит отметить, что мысли автора развиваются в русле славянофильской концепции государственного устройства.
Логично, что Величко не мог пройти мимо самого острого социального вопроса того времени, посвятив ему статью «Вопрос о рабочих» . При этом, он нарочито формулирует тему именно так, а не привычно - «рабочий вопрос», как он рассматривается «с культурно-еврейской точки зрения». Таким образом, русский мыслитель предлагает рассматривать тему именно в бытоулучшительной парадигме и говорить только о проблемах рабочих, а не привносить в нее политику. Отвергая политизацию проблемы, Величко одновременно выступает сторонником активной наступательной политики государства в этой сфере, чтобы государство не только подавляло выступления рабочих, но и защищало их законные требования, ограждало рабочих от чрезмерной эксплуатации капиталистами. Верный своей националистической методологии, Величко обращает внимание и в данном случае на национальное измерение проблемы, отмечая: «Нехорошо, когда русская фабрика фактически находится не в русских руках». Величко приветствует проявление здравого самосознания у рабочих, которые создают собственные организации, «свободные от воздействия агитаторов и стремящиеся улучшить свой быт мирным, законным путем». По мнению поэта-мыслителя, нужна кропотливая работа среди рабочих и других сословий, для чего нужны соответствующие кадры: «Велик спрос на русских деятелей, мыслящих честно и верно, дорожащих основами родного строя, любящих народ… Ждут добрых сеятелей и деревня, и фабрика, и канцелярия, и редакция, и синклит».
Рассматривая все социальные проблемы глазами русского националиста (потому его статьи и названы «Русскими речами»), Василий Львович Величко, разумеется, не мог обойти стороною собственно национальную проблематику. Помимо того, что он посвятил целую книгу своих статей национальному вопросу на Кавказе, составившую первый том его собрания публицистики (а, публикуя их первоначально в журнале «Русский вестник», «Русское дело и междуплеменные вопросы на Кавказе» он включил в общий цикл статей), в своих «Русских речах» он четырежды обращается к этой проблеме. Сначала в статье «Инородцы и окраины» Величко рассматривает окраинную проблему в целом. Сказав немало горьких слов по поводу окраинного сепаратизма, он отмечает и серьезную культурную пользу, которую получают «русские и инородцы от общения между собою». Именно в статьях, посвященных национальному вопросу, становится отчетливо видно, что Василий Величко являл собой тип не этнического националиста, но идеолога русского имперского национализма . И пожалуй именно этим он как нельзя более актуален сегодня. К примеру, Величко подчеркивает, что как бы ни был тяжел для русского человека окраинный опыт, но именно он «дает более глубокое понимание истинных русских национальных нужд», именно на окраинах яснее видны те «священные источники [курсив автора - А.С.], в которых русские люди должны черпать творческую силу и патриотическое вдохновение». Вовсе не за русификацию инородцев ратует мыслитель. Нет. В единстве русского народа и инородцев он видит «залог будущего культурного расцвета нашей многострадальной родины».
Между тем, одну группу инородцев Василий Львович выделяет особо, посвящая ей целых три статьи. Впрочем, здесь он не оригинален в кругу идеологов русского патриотического движения начала ХХ века, ибо речь идет о евреях. Еврейскому вопросу Величко посвятил статьи «Роковой вопрос» , «Сионизм» и «Исход» . В своих размышлениях он исходит из очевидного для него тезиса: «Наиболее инородным из всех инородцев у нас является еврейское племя. Вопрос о евреях в России чрезвычайно сложен и трудно разрешим, так как евреи - элемент разлагающий, противосоциальный, с точки зрения какой бы то ни было арийской государственности, особенно же русской, которая зиждется на стихийно ненавистных всякому типичному еврею православии и самодержавии Божией милостью».
Вопрос о евреях Величко считает больным вопросом для всех европейских народов, мучительным для всего человечества «и, может быть, в принципе неразрешимым». Поэтому он называет его «роковым вопросом». Характеризуя особенности еврейского миросозерцания, Величко обращает особое внимание на 1) ненависть евреев к христианству; 2) «отрицание национальной идеи в пользу „отвлеченного человека“, прикрывающего собою еврейские расовые вожделения»; 3) веру в прогресс, которая основывается на вере в предстоящее пришествие мессии, который здесь, на земле, и в земных формах должен возвеличить Израиль. Показательно, что Величко, хотя и пишет об угрозе со стороны еврейства, резко выступает против бытового антисемитизма, когда тратятся силы на мелочи, а не на борьбу с идеями. По мнению поэта, еврейский вопрос - это «такой Гордиев узел, которого сразу никак нельзя разрубить, а который надо медленно и умело развязывать » [курсив автора - А.С.].
Отдельно Величко рассматривает такое малоизвестное в то время русской публике явление, как сионизм. При этом он привлекает статьи еврейских авторов, жестко критикующих вожаков сионизма. Русский мыслитель призывает внимательно присматриваться к сионизму, проявлять трезвомыслие и осторожность, не впадая в сентиментальность. Кстати, он особо подчеркивает связь сионизма с масонством.
Автор «Русских речей» формулирует внешне парадоксальную мысль, что решение еврейского вопроса может быть достигнуто через «борьбу за русские национальные идеалы», через «духовное оздоровление наших образованных классов». Ограничения для евреев могут быть отменены только «без вреда для духовных и материальных интересов русского народа», только как «реальный и радостный результат нашего национального роста». «Это будет единственный достойный исход», - подчеркивает Василий Величко.
Статья «Исход» - это последняя «Русская речь» Василия Львовича Величко. Хотя ни по содержанию, ни по стилистике она не является итоговой. Видимо, автор предполагал продолжить свои «Русские речи», тем более, что он не рассмотрел еще целый ряд важных с точки зрения формулирования идеологии русского патриотического движения проблем. Однако этого не случилось…
Казалось, Василий Величко с головой ушел в политическую публицистику и редакторские хлопоты. Однако поэт оставался поэтом. Ничего удивительного, что его больше манили образы, а не логические конструкции. Поэтому Величко не только продолжает писать стихи, но в этот период создает свое самое масштабное художественное произведение - историческую драму в пяти действиях «Меншиков», которая увидела свет в 1903 году. Василий Львович создает величественное художественное полотно, в центре которого фигура знаменитого полководца и государственного деятеля Александра Даниловича Меншикова. При этом любимец Петра Великого и «счастья баловень безродный», по выражению Пушкина, предстает у Величко не просто крупным политиком и сановником, но носителем русского национального миросозерцания. Сюжет драмы посвящен последним годам жизни Меншикова, когда он из «полудержавного властелина» превратился в гонимого новым правителем - Императором Петром II - рядового человека. Меншиков у Величко, имея возможность при поддержке гвардии низложить юного Императора, сделавшего ставку на его врагов, смиряется и склоняет выю перед Помазанником Божьим. В изгнании, когда от него отрекаются его былые друзья, когда в суровой сибирской ссылке умирает жена и любимая дочь, Меншиков, подобно Иову Многострадальному, смиряется и познает истины бытия.
В уста Меншикова поэт вкладывает многие дорогие для него мысли и чувства, к примеру, идею, что подлинное служение Отечеству может иметь только духовно-нравственную основу. Александр Данилович так исповедует цель служения:
Лишь тот слуга престола и отчизны,
Кто, им служа, стремится к Божьей правде!..
Еще более важную мысль (я бы сказал даже - прозрение Величко) находим в беседе Меншикова со шведским посланником. Князь, пытаясь объяснить чужеземцу загадку России, обращается к сказочным образам («по щучьему велению») и предлагает искать истоки мощи России «в незримых тайниках», «в незыблемой твердыне народных сил». Действительно, обманчивая слабость России соблазнила многих западных завоевателей, сломавших себе шею о возникшую «из ничего» русскую твердыню. Величко устами Меншикова так формулирует тайну России:
России вы не знаете, барон!
Поймут ее не скоро чужеземцы!..
Она сильна не деньгами, не войском:
Сокрыта мощь в незримых тайниках!
Настанет миг - по щучьему веленью
Все явится: дружины и казна!
Из ничего возникнет все, что нужно!
Не бренныя сокровища нам дал,
Не создал их Петра могучий гений,
А лишь открыл таившийся под спудом
Народных сил неистощимый клад!
Народных сил незыблема твердыня!
Драма «Меншиков» оказалась последним крупным художественным произведением Величко, поэтому ее можно рассматривать как своего рода наказ поэта и общественного деятеля русскому народу, русскому обществу. Неслучайно, последние слова Меншикова звучат как гимн Великой России. Гонимый генералиссимус, стоя на краю могилы, провидит великое будущее Родины, служению которой были отданы все его силы. Возможно, Величко предчувствовал уже и свою кончину, ибо эти слова звучат как завещание русского поэта, уповавшего на возрождение Отчизны:
Привет тебе, немеркнущее пламя
Народных дум, страданьями рожденных!
Привет любви, дарованной Христом!
Простору нив, раздолью силы русской,
Заре надежд, созвездиям преданий!..
Привет тебе… Великая Россия!
К сожалению, насколько нам известно, драму «Меншиков» зритель так и не увидел. И сегодня ее, увы, нет в репертуарах театров…
В 1903 году Величко готовил к печати новую книгу стихов. Было много других замыслов. Однако осенью он неожиданно заболел и в октябре 1903 года вынужден был сложить с себя обязанности второго редактора «Русского вестника». В ноябрьском номере журнала было опубликовано его короткое письмо к коллегам и читателям: «Слагая с себя, в силу личных обстоятельств, обязанности второго главного редактора „Русского вестника“, считаю нравственным долгом от души поблагодарить моих уважаемых собратьев, сотрудников журнала, за их помощь делом и сочувствием, облегчавшую мне выполнение моего скромного труда. С читателями, знавшими меня, главным образом как автора нескольких статей, я не прощаюсь, так как надеюсь, по мере сил, послужить еще пером журналу, имя которого связано с заветами родной мне литературы. Октябрь 1903 года. Полтавская губерния».
Этим его надеждам не суждено было сбыться. Василий Львович Величко скончался 31 декабря 1903 года. Он умер в самом расцвете сил - в возрасте 43-х с половиной лет. Болезнь протекала хоть и скоротечно, но тяжело. Врачи оказались бессильны. По свидетельству очевидца, облегчение больному дали только саровская вода и посещение отца Иоанна Кронштадтского.
Всего себя без остатка отдавал он делу борьбы за национальные интересы России. Даже на смертном одре его мысли были о судьбе Отечества, о Царе и русском народе. Очевидец его кончины приводит предсмертные слова поэта, обращенные к друзьям: «Думайте о благе России, Царя и народа!.. Душа Царя - душа народа! Он Божий ставленник, живая связь народа с Богом!.. Народ не виноват в пороках русской интеллигенции. На крыльях его духа Россия вознесется над миром!.. Уходите в деревню! Там будут выработаны формулы, которые победоносно выведут Россию на истинный путь!..».
Господь даровал Василию Величко конец благий. Вот свидетельство очевидца его кончины: «Не было ни сутолоки, ни криков. Было тихо и торжественно… Так умирают лучшие русские люди. Чистая и могучая душа поэта и борца русской самобытности уходила из пораженного болезнью тела величаво и спокойно».
По заключению врачей смерть поэта наступила от воспаления легких. Тысячи людей переносят эту болезнь и выздоравливают. А Величко умер. Его неожиданная кончина породила слухи о ее насильственном характере, об отравлении поэта. Однако никаких достоверных сведений в подкрепление этой версии нет.
Между тем, известный духовный писатель Сергей Нилус обратил внимание на мистический смысл смерти Величко, назвав ее «таинственной и загадочной». В своей знаменитой книге «Близ есть, при дверех» Нилус рассказал один примечательный факт, связанный с этой неожиданной смертью. Величко был близким другом философа Владимира Соловьева. После смерти мыслителя, которая наступила в 1901 году, Василий Львович написал о нем книгу-воспоминание. Как известно, в последние годы жизни Соловьев был полон апокалипсических предчувствий и настроений. Его последнее предсмертное сочинение «Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории» включало вполне самостоятельную «Повесть об антихристе», которой философ придавал важное значение. В связи с этим произведением Величко вспоминал: «Любопытно, что он [Соловьев - А.С.] однажды, прочитав приятелю в рукописи эту повесть, спросил его внезапно:
А как вы думаете, что мне за это будет?
От кого?
Да от заинтересованного лица. От самого!
Ну, это еще не так скоро.
Скорее, чем вы думаете.
Приятель Соловьева, рассказавший мне [Величко - А.С.] это, и сам тоже немножко мистик, подобно всем верующим людям, добавил потом не без волнения:
А заметьте, однако: через несколько месяцев после этого вопроса нашего Владимира Сергеевича не стало: точно кто вышиб этого крестоносца из седла».
Сергей Нилус добавляет, что через два года не стало и самого Василия Львовича Величко, рассказавшего эту историю. В связи с этим Нилус заметил: «Достойно внимания, что и Соловьев, и Величко умерли в молодых еще годах и полном расцвете физических и духовных сил».
В статье «Духовная сущность и свобода писателя» Величко обратился с пламенным призывом ко всем русским литераторам посвятить свой талант служению не идолам бренного мира сего, но вечным идеалам и святыням. Он писал: «Пусть каждый, вступающий в священный храм литературы, скажет себе: „Не хочу быть ярким электрическим фонарем на дверях растленного кафешантана. Я предпочитаю быть еле видной восковой свечечкой пред алтарем моей святыни!!!“ [курсив автора - А.С.]».
Так он и прожил свою жизнь, горя пред алтарем русских Святынь скромной восковой свечой.
ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ :
1. Апраксин П.Н., Бурнашев С.Н. Последние дни Величко. М., 1904.
2. Бородкин М.М. Памяти Василия Львовича Величко (О его поэзии). Доклад в Русском Собрании и Харьковском отделе // Русский вестник. 1904. Кн. 2.
3. Величко В.Л. Арабески. Новые стихотворения. С портр. автора. СПб., 1903.
4. Величко В.Л. Владимир Соловьев. Жизнь и творения. СПб., 1902.
5. Величко В.Л. Полное собрание публицистических сочинений. В 2-х тт. Т. 1: Кавказ: Русское дело и междуплеменные вопросы. СПб., 1904; Т. 2: Русские речи. СПб., 1905.
6. Величко В.Л. Кавказ: Русское дело и междуплеменные вопросы. Репринт. Баку, 1990.
7. Вожин П. Как умер Величко // Русский вестник. 1904. Кн. 2.
8. Восторгов, о. И.И. Борец за русское дело на Кавказе // Прот. Иоанн Восторгов. Полное собрание сочинений. В 5 т. Т.2. СПб., 1995.
9. Вязигин А.С. В.Л.Величко // В тумане смутных дней. Харьков, 1908.
10. [Любомудров А.А.] Памяти патриота. (По случаю кончины В.Л.Величко). Тула, 1904.
11. Нилус С.А. Близ есть при дверех. М.-СПб., 1999.
12. Петров К.В. В.Л.Величко // Исторический вестник. 1904. Кн. 2.
13. Степанов А. Василий Львович Величко // Святая Русь. Энциклопедия Русского Народа. Русский патриотизм. Гл. ред., сост. О.А.Платонов, сост. А.Д.Степанов. М., 2003.
14. Степанов А.Д. Черная сотня: взгляд через столетие. СПб., 2000.
15. Туманов Г. М. В.Л.Величко // Характеристики и воспоминания. Заметки кавказского хроникера. Тифлис, 1905. Т. 2.
Василий Львович Величко
Величко Василий Львович (2.07.1860-31.12.1903), поэт и общественный деятель, один из вдохновителей и организаторов Русского Собрания (PC).
Родился в г. Прилуки в дворянской семье, происходившей от известного запорожского казака-летописца Самуила Величко, автора «Летописи событий в Юго-Западной России в XVII в.». Детство прошло в родовом хуторе Вернигоровщине, где бывали дружившие с его предками Н. В. Гоголь, М. И. Глинка, Т. Г. Шевченко, Н. И. Костомаров. Образование получил в киевском пансионате Даниэля и в Училище правоведения (1883). Еще в годы учебы в 1880 в «Живописном обозрении» было опубликовано его первое стихотворение. Печатался впоследствии в «Свете», «Русской мысли», «Новом времени», «Вестнике Европы», «Русском вестнике», «Северном вестнике», «Ниве», «Неделе» и др. периодических изданиях. В 1890 вышел первый сборник стихов «Восточные мотивы», а 4 года спустя появились «Второй сборник стихотворений» и «Стихотворения для детей». Кроме стихов Величко написал несколько драматических произведений («Первая муха» (удостоена Грибоедовской премии), «Потомок Дон-Жуана», «Нефтяной фонтан» и др.), писал повести и рассказы. Он был организатором и душой литературного кружка, который существовал в С.-Петербурге в к. 80-х - н. 90-х. Кружок собирался у его родственницы и соавтора некоторых драматических произведений М. Г. Муретовой, которая позднее была членом PC (как и ее дети). В этот кружок входили известные деятели русской культуры философ В.С. Соловьев , писатели Н. С. Лесков и Д. Л. Мордовцев, художники И. Е. Репин и Н. Н. Каразин, ученый А. Н. Веселовский и др. (О своем друге Владимире Соловьеве после его смерти Величко написал прекрасную книгу).
В 1896, порвав все дружеские и литературные связи, Величко уехал в Тифлис редактировать газету «Кавказ». Здесь проявил себя как активный борец за русское дело на Кавказе, превратив газету в боевой патриотический орган, отстаивающий русские национальные интересы. Одновременно он нажил себе множество влиятельных врагов в среде бюрократии. В феврале 1904 о. И. И. Восторгов, выступая на панихиде по усопшему поэту в Тифлисе, отмечал: «Да, так много у него врагов, что даже открытые молитвенные собрания для поминовения покойного служителя русского дела не безопасны в смысле возможности... преследования за них, давления и осуждения со стороны сознательных или бессознательных врагов русского дела». В 1899 вынужден был оставить редакторское кресло, вернулся в Петербург. Отныне делом его жизни стало - зажечь «самосознания зарю» (строка из его стихотворения). Поэт становится не только певцом русской идеи, но и бойцом за русскую идею.
В то время в среде патриотической интеллигенции столицы велась работа по организации националистического кружка. Величко включился в нее, и вскоре было создано Русское Собрание. В апреле 1902 он стал соредактором влиятельного национально-консервативного журнала «Русский вестник», в котором в полной мере раскрылся его талант публициста. В 1902-1903 опубликовал цикл статей, посвященных злободневным проблемам русской жизни, под общим названием Русские речи: «Самоуправление и самодеятельность», «Инородцы и окраины», «Вопрос о рабочих», «Роковой вопрос», «Сионизм» и др. 1903 оказался одним из наиболее плодотворных в его творческой биографии. Величко издал историческую драму «Меншиков» и новый сборник стихов «Арабески», в котором он предстал как продолжатель традиций русской философской лирики. Одно из стихотворений сборника «Русскому Собранию» стало поэтической визитной карточкой патриотического движения. В окт. Величко неожиданно заболел воспалением легких и вынужден был сложить с себя обязанности второго редактора «Русского вестника».
Величко скончался в самом расцвете сил - в возрасте 43 с половиной лет. «Таинственной и загадочной» считал известный духовный писатель С.А. Нилус его смерть, как и умершего незадолго до того (и тоже не старым) его друга В.С. Соловьева . Всего себя без остатка Величко отдавал делу борьбы за национальные интересы России. Даже на смертном одре его мысли были о судьбе Отечества. Очевидец его кончины приводит предсмертные слова поэта, обращенные к друзьям: «Думайте о благе России, Царя и народа!.. Душа Царя - душа народа! Он Божий ставленник, живая связь народа с Богом!.. Народ не виноват в пороках русской интеллигенции. На крыльях его духа Россия вознесется над миром!.. Уходите в деревню! Там будут выработаны формулы, которые победоносно выведут Россию на истинный путь!..». Свидетельство другого очевидца: (Не было ни сутолоки, ни криков. Было тихо и торжественно... Так умирают лучшие русские люди. Чистая и могучая душа поэта и борца русской самобытности уходила из пораженного болезнью тела величаво и спокойно».
Монархисты весьма почитали память поэта и одного из основателей PC. Ежегодно при большом стечении участников проходили вечера его памяти, на которых выступали многие лично знавшие Величко деятели право-монархического движения. В статье «Духовная сущность и свобода писателя» Величко обратился с пламенным призывом ко всем русским литераторам посвятить свой талант служению не идолам бренного мира сего, но вечным идеалам и святыням. Он писал: «Пусть каждый, вступающий в священный храм литературы, скажет себе: «Не хочу быть ярким электрическим фонарем на дверях растленного кафешантана. Я предпочитаю быть еле видной восковой свечечкой пред алтарем моей святыни!!!»».
А. Степанов
Использованы материалы кн.: Черная сотня. Историческая энциклопедия 1900-1917. Отв. редактор О.А. Платонов. М., Крафт+, Институт русской цивилизации, 2008.
Сочинения:
Восточные мотивы. Стихотворения. СПб., 1890;
Второй сборник стихотворений. СПб., 1894;
Владимир Соловьев. Жизнь и творения. СПб., 1902;
Меншиков. Историч, драма в 5 действ., в стихах. СПб., 1903.;
Полн. собр. публиц. соч. В 2-х тт. Т. 1; Кавказ: Русское дело и междуплеменные вопросы. СПб., 1904; Т. 2: Русские речи. СПб., 1905 и др.
Литература:
Апраксин П. Н., Бурнашев С. Н. Последние дни Величко. М., 1904; Бородкин М. М. Памяти Василия Львовича Величко (О его поэзии). Докл. в Рус-ском Собрании и Харьковском отделе // Русский вестник. Кн. 2. 1904. Венгеров С. А. Очерки по истории русской литературы. Изд. 2-е. СПб., 1907; Вожин П. Как умер Величко // Русский вестник. Кн. 2. 1904. Восторгов, о. И. И. Борец за русское дело на Кавказе // Прот. Иоанн Восторгов. Поли. собр. соч. В 5 т. Т. 2. СПб., 1995; Вязигин А. С. В. Л. Величко // В тумане смутных дней. Харьков, 1908; Де-ла-Барт Ф. Литературный кружок 90-х // Известия общества славянской культуры. Т. 2. Кн. 1. 1912; [Любомудров А. А.] Памяти патриота. (По случаю кончины В. Л. Величко). Тула, 1904; Нилус С. А. Близ есть при дверех. М.-СПб., 1999; Петров К. В. В. Л. Величко // Ист. вестник. Кн. 2. 1904; Степанов А. Величко Василий Львович // Святая Русь. Большая Энциклопедия Русского Народа. Русский патриотизм. Гл. ред., сост. О. А. Платонов, сост. А. Д. Степанов. М., 2003; Степанов А. Д. Певец Русской идеи. Василий Львович Величко (1860-1903) // Воинство святого Георгия: Жизнеописания русских монархистов начала XX века. / Сост. и ред. А. Д. Степанов, А. А. Иванов. СПб., 2006; Туманов Г.М. В. Л. Величко. // Характеристики и воспоминания. Заметки кавказского хроникера. Т. 2. Тифлис, 1905.
Василий Величко родился 2 июля 1860 г. в городке Прилуки Полтавской губернии в дворянской семье. Род Величко происходил от известного запорожского казака-летописца, автора "Летописи событий в Юго-Западной России в XVII веке" Самуила Величко. Детские годы будущего поэта и общественного деятеля прошли в родовом хуторе Вернигоровщине. Его ближайшие предки были дружны с крупными деятелями российской культуры Николаем Гоголем и Тарасом Шевченко, Михаилом Глинкой и Николаем Костомаровым, которые часто бывали в Вернигоровщине.
В 1870 году Величко был определен для обучения в киевский пансионат Даниэля. В 1883 году окончил курс элитного Императорского Училища правоведения, которое было своего рода "кузницей чиновничьих кадров" Российской Империи.
В биографии Василия Величко отчетливо просматриваются два периода. До 1896 года он - преуспевающий поэт, имя которого можно было часто встретить на страницах многих журналов. Первое стихотворение Величко появилось в 1880 году в "Живописном обозрении". А вскоре его стихи уже печатали "Свет", "Русская мысль", "Новое время", "Вестник Европы", "Русский вестник", "Северный вестник", "Нива", "Неделя" и другие мало-мальски известные тогдашние периодические издания. В 1890 году вышел первый сборник его стихотворений, в 1894 году - второй. Кроме того, Величко был автором нескольких драматических произведений, одно из которых, комедия "Первая муха", было даже удостоено Грибоедовской премии.
Василий Львович был душой литературного кружка, который существовал в конце 80-х - начале 90-х годов в Петербурге и собирался у его родственницы Марии Муретовой. В этот кружок входили крупнейшие деятели русской культуры: друг Величко известный русский философ Владимир Соловьев, писатели Николай Лесков и Даниил Мордовцев, художники Илья Репин и Николай Каразин, профессора университета Александр Веселовский и Александр Ладыженский. Словом, у него было все, что только может желать литератор: популярность в литературных и окололитературных кругах, хотя и не шумный, но устойчивый успех у публики, любовь многочисленных поклонников и друзей.
Но вот в 1896 году Василий Величко порывает с прежним богемным образом жизни и уезжает в Тифлис редактировать газету "Кавказ". После этого все изменилось. У поэта появилось немало влиятельных врагов, его стали реже печатать, против него началась кампания лжи и клеветы. Что же произошло?
На Кавказе он столкнулся с враждебной русскому делу, хорошо организованной и мощной армянской плутократией, сросшейся с продажным чиновничеством. И новый редактор русской газеты объявил войну могущественной мафии. Три года длилась эта борьба. Но силы были слишком неравные, - и в 1899 году Величко вынужден был оставить редакторское кресло. К тому времени он нажил себе немало влиятельных врагов из числа коррумпированной бюрократии. В феврале 1904 года о. Иоанн Восторгов, выступая на панихиде по усопшему поэту в Тифлисе отмечал: "Да, так много у него врагов, что даже открытые молитвенные собрания для поминовения покойного служителя русского дела не безопасны в смысле возможности... преследования за них, давления и осуждения со стороны сознательных или бессознательных врагов русского дела".
Умудренный опытом борьбы за русские национальные интересы, Василий Львович покинул Кавказ и вернулся в Петербург. Настроение в безмятежно спящей столице, не чуявшей страшной угрозы для России, резко контрастировало с ощущениями опаленного в сражениях поэта. Отныне делом его жизни стало - зажечь "самосознания зарю" (строка из его стихотворения). Поэт становится не только певцом русской идеи (как было прежде), но и бойцом за русскую идею. Во многом благодаря его усилиям в 1900 году в Петербурге возник национальный русский кружок, из которого вскоре выросла первая черносотенная организация "Русское Собрание". Поэтому, в некотором смысле Василия Львовича Величко можно назвать черносотенцем номер один.
Свою борьбу он продолжал главным образом на поприще публицистики. В апреле 1902 года известный издатель Виссарион Комаров получил право на издание старейшего консервативного журнала "Русский вестник". Журнал был основан еще в 1856 году одним из корифеев русской журналистики Михаилом Катковым, но к началу ХХ века порядком захирел. Комаров пригласил Василия Величко стать соредактором журнала. Новая редакция замыслила превратить "Русский вестник" в главный рупор национального движения. В первом же номере, вышедшем при новом руководстве, было опубликовано "Письмо к нашим читателям", судя по стилю принадлежавшее перу Василия Величко. В этом обращении редакция заявила о своем намерении сделать журнал "прочным связующим звеном для русских людей, любящих родину и жаждущих плодотворного объединения во имя ее блага". Дабы не возникло никаких сомнений, редакция разъясняла, что основой для объединения должна стать русская триада "Православие, Самодержавие и Народность", которая "суть такая же жизненная истина для России, как крылья для птицы, как воздух для тех, кто дышит".
В "Русском вестнике" в полной мере раскрылся талант Величко-публициста. В 1902-1903 годах он опубликовал цикл статей под общим названием "Русские речи". Статьи были посвящены самым злободневным проблемам русской жизни. Об этом свидетельствуют их заголовки: "Самоуправление и самодеятельность", "Инородцы и окраины", "Вопрос о рабочих". Целых три статьи были написаны по еврейскому вопросу: "Роковой вопрос", "Сионизм" и "Исход". В них, по сути, была сформулирована черносотенная концепция решения еврейского вопроса.
В 1903 году Величко опубликовал историческую драму "Меншиков", готовил к печати новую книгу стихов. Было много других замыслов. Однако осенью он неожиданно заболел и в октябре 1903 года вынужден был сложить с себя обязанности второго редактора "Русского вестника".
... Василий Львович Величко скончался 31 декабря 1903 года. Он умер в самом расцвете сил - в возрасте 43 с половиной лет. Всего себя без остатка отдавал он делу борьбы за национальные интересы России. Даже на смертном одре его мысли были о судьбе Отечества. Очевидец его кончины приводит предсмертные слова поэта, обращенные к друзьям: "Думайте о благе России, Царя и народа!.. Душа Царя - душа народа! Он Божий ставленник, живая связь народа с Богом!.. Народ не виноват в пороках русской интеллигенции. На крыльях его духа Россия вознесется над миром!.. Уходите в деревню! Там будут выработаны формулы, которые победоносно выведут Россию на истинный путь!..". Господь даровал Василию Величко конец благий. Свидетельство очевидца: "Не было ни сутолоки, ни криков. Было тихо и торжественно... Так умирают лучшие русские люди. Чистая и могучая душа поэта и борца русской самобытности уходила из пораженного болезнью тела величаво и спокойно".
По заключению врачей смерть поэта наступила от воспаления легких. Тысячи людей переносят эту болезнь и выздоравливают. А он умер. "Таинственной и загадочной" назвал его кончину известный духовный писатель Сергей Нилус в своей книге "Близ есть, при дверех". И рассказал один примечательный факт, связанный с этой неожиданной смертью.
Величко был близким другом философа Владимира Соловьева. После смерти мыслителя, которая наступила в 1901 году, Василий Львович написал о нем книгу-воспоминание. Как известно, в последние годы жизни Соловьев был полон апокалипсических предчувствий и настроений. Его последнее предсмертное сочинение "Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории" включало вполне самостоятельную "Повесть об антихристе", которой философ придавал важное значение. В связи с этим произведением Величко вспоминал: "Любопытно, что он [Соловьев - А.С.] однажды, прочитав приятелю в рукописи эту повесть, спросил его внезапно:
- А как вы думаете, что мне за это будет?
- От кого?
- Да от заинтересованного лица. От самого!
- Ну, это еще не так скоро.
- Скорее, чем вы думаете.
Приятель Соловьева, рассказавший мне это, и сам тоже немножко мистик, подобно всем верующим людям, добавил потом не без волнения:
- А заметьте, однако: через несколько месяцев после этого вопроса нашего Владимира Сергеевича не стало: точно кто вышиб этого крестоносца из седла".
... А через два года не стало и самого Василия Львовича Величко, рассказавшего эту историю. В связи с этим Сергей Нилус заметил: "Достойно внимания, что и Соловьев, и Величко умерли в молодых еще годах и полном расцвете физических и духовных сил".
В одной из своих статей "Духовная сущность и свобода писателя" Величко обратился с пламенным призывом ко всем русским литераторам посвятить свой талант служению не идолам бренного мира сего, но вечным идеалам и святыням. Он писал: "Пусть каждый, вступающий в священный храм литературы, скажет себе: "Не хочу быть ярким электрическим фонарем на дверях растленного кафешантана. Я предпочитаю быть еле видной восковой свечечкой пред алтарем моей святыни!!!"". Так он и прожил свою жизнь, горя пред алтарем русских Святынь скромной восковой свечой.
Делу русского пробуждения Василий Величко отдал не только талант публициста и организатора, но и свой поэтический дар. Одно из его стихотворений пользовалось особенной популярностью. Его он посвятил своим братьям по борьбе - членам Русского Собрания. Это стихотворение было своего рода поэтической визитной карточкой черной сотни.
РУССКОМУ СОБРАНИЮ
В тумане смутных дней
В нелегкий путь пошли мы,
Огнем любви палимы, -
Любви к земле своей!Тому, кто сердцем верен,
Не страшен сильный враг!
Да будет каждый шаг
Отважен, тверд и мерен!Сплотимся лишь тесней
Вокруг родного дела,
Осветим правдой смело
Туманы смутных дней!Обступим стяг священный,
Как доблестная рать!
За Русь! За нашу мать
Поднимем кубок пенный!За русский пыл в крови,
За славные преданья,
За луч самосознанья
И торжество любви!
Ко дню памяти — 31 декабря/13 января — замечательного русского поэта, публициста, одного из организаторов «Русского собрания» В.Л.Величко (2.07.1860 — 31.12.1903) мы публикуем статью (из журнала «Мирный Труд». 1904. N 5) его соратника, лидера фракции правых в 3-й Государственной Думе, профессора Харьковского университета Андрея Сергеевича Вязигина. Публикацию подготовили составители сборника трудов А.С.Вязигина «Манифест созидательного национализма» (М.: Институт русской цивилизации, 2008) профессор А.Д.Каплин и гл. редактор РНЛ А.Д.Степанов. Постраничные сноски перенесены в окончание текста и оставлены без изменений. Общее название дано составителями.
Василий Львович Величко
Сегодня исполнилось 40 дней от безвременной кончины известного поэта и публициста В.Л.Величко, всего только три месяца назад приславшего нам «братский привет» и горячее пожелание: «дай Бог новой русской дружине успешно и славно служить родному нам делу». Даже на смертном одре, в тяжких муках болезни, он много говорил о харьковском Отделе, ждал от нас вестей, горел желанием сделать полезные указания для роста его влияния… Связь с нами стала как бы наследственной: родные В.Л., узнав о сборе Отделом денег на военные нужды, пожертвовали 25 экз. его сочинений, с тем чтобы вся выручка была присоединена к нашей небольшой лепте. Вот почему на нас сугубо лежит священный и скорбный долг помянуть усопшего теплой молитвой и ознакомить, хотя в общих чертах, с его безтрепетным служением русскому делу. В.Л.Величко был нашим земляком, уроженцем «благословенной Украйны». Его род целые столетия обладал поместьями в Прилукском уезде, Полтавской губернии, и принадлежал к малороссийской знати. И вот, потомок Самуила Величко, знаменитого малорусского летописца и секретаря Мазепы, всею своею деятельностью обличает несостоятельность призывов к борьбе с «чужинцими», выступает знаменосцем «Русского Собрания» в Петербурге, выдаваемого недругами за сонмище «москалей поганих», за исключительное проявление великорусской замкнутости: чуждый узкого, местного патриотизма, покойный беззаветно и самоотверженно любил Россию, для которой, как для настоящей общей нашей матери, нет ни «хохлов» ни «кацапов». Величко и был убежденным поборником общерусской идеи; служению ей он отдал все свои богатые дарования, даже самую жизнь: ранняя смерть его была вызвана слабостью сердца, утомленного великими испытаниями и бедами; железное, богатырское здоровье не вынесло тяжких превратностей, выпавших на долю покойного в награду за мужественное отстаивание русских интересов. Легко и радостно начиналась литературная деятельность юного поэта, печатавшего свои изящные произведения, еще на скамье училища правоведения. Недюжинный талант открыл Величко страницы журналов самых противоположных направлений. Дружные похвалы критики приветствовали его первый сборник стихотворений. Казалось, только успех и слава ждали впереди носителя лучших преданий пушкинской школы. Но горячая природа казака не могла удовлетвориться поэтическими лаврами; она жаждала борьбы, подвига за родное русское дело, победы над его злыми ворогами. Веселым и жизнерадостным вступил Василий Львович, в качестве редактора тифлисской газеты «Кавказ», на тернистую стезю публицистики. Тяжелым оказалось для него новое поприще, превратившее «жреца поэзии чистой» в страстного борца за русские начала: «я лично на себе испытал радикальный переворот, пишет Величко, под влиянием ряда ярких, вопиющих фактов, воочию доказавших мне и несостоятельность и глубокую безнравственность… буржуазно-либерального исповедания. Мне довелось видеть на кавказской окраине, как плутократическая армянская стачка, захватив в свои руки все жизненные силы целого края, не исключая совести многих представителей служилой интеллигенции, орудовала всеми заповедями либерализма для того, чтобы совершать и прикрывать самые безчеловечные, самые противообщественные деяния. Выборное начало служило незаконному преобладанию и неправому стяжанию армянских богачей; формально-правовой порядок — успехам, опять-таки, представителей этого изворотливого народца, с которыми на поприще судебной казуистики не могут соперничать сыны племен, более наивных и благородных, в том числе русские. Отсутствие искренно продуманного национального направления в экономической политике повлекло за собой материальное закабаление даже представителей «господствующей народности», которая, для блага самих же кавказских туземцев, должна бы занимать в крае достойное, авторитетное положение. Мучительно, до нестерпимости, было глядеть на неизъяснимые, бросающие тень на наши правящие классы, страдания русских простолюдинов, погибавших и от безпомощности в тяжелых естественных условиях, и от нестроения местных дел, и от сатанинской безчеловечности враждебно влиятельных инородцев. Эпопеи духоборческая и переселенческая таковы в своих подробностях, что свидетелям хоть некоторых эпизодов, нельзя вспоминать о них без суеверного ужаса. Любому русскому интеллигенту, заучившему на школьной скамье ряд теоретических воззрений, не оправдываемых жизнью, полезно было бы поближе присмотреться к тому, что совершается в этом крае. При малейшей склонности к добросовестному, самостоятельному мышлению, он сперва будет испуган и возмущен, а потом взглянет на указанные явления, как на пробный камень, неопровержимо доказывающий нелепость или неискренность шаблонно-либеральной программы. Но вот что особенно типично: всякий раз, когда приходилось разоблачать наглядными фактами те или иные темные стороны местной жизни — это вызывало яростнейшие нападки со стороны наиболее известных представителей современной либеральной печати. Этими последними наглядно проявлялось чувство совершенно одинакового достоинства с чувством дореформенных взяточников, готовых утопить в ложке воды всякого, кто откроет те или иные темные шашни. Вначале я приписывал это явление недоразумению, клевете, устно и письменно выяснял некоторым, лично знакомым, ревнителям «прав человека» истинное положение вещей; показывал им характерные письма духоборов, русских простолюдинов, наконец, даже туземцев, пригнетенных местною инородческою плутократией; ссылался на факты, официально констатированные лучшими представителями русской власти». «На одной чашке весов — реальные народные страдания, издевательство над законом, нравственностью, культурой; на другой — приверженность к программе, которая опровергается и наукой и жизнью. Что перевесит? Неужели факты, наглядные, безспорные не имеют силы убеждения?»… Оказалось, что не имеют. Обличения В.Л.Величко только сделали его предметом злобной ненависти всесильных инородцев и превратили его в глазах наших «либералов» в «мракобеса» и «человеконенавистника». Все было пущено в ход против него, ибо надо было заставить замолчать смелый и правдивый голос. Достаточно прочитать роман Величко «Нор-Кагак», чтоб понять, в какой ужасной среде ему приходилось отстаивать русские интересы. Немудрено было сделать неосторожный шаг, которым не замедлили воспользоваться его враги: внезапно он был лишен редакторства накануне преддверия нового года и с опасностью для жизни покинул Кавказ ночью 31 декабря 1899 года. Ему не дали даже закончить год! По свидетельству достоверных лиц, в Тифлисе не хватило шампанского для празднования инородческими богачами победы над русским независимым человеком. Ему пришлось спасать в Петербурге даже свое доброе имя ценою навсегда подорванного здоровья и гибели материального благосостояния: «для выплаты заключенных при внезапной сдаче газеты займов, он должен был заложить свое родовое имение». Хотя его исстрадавшееся сердце мучила «боязнь потерять землю, из преемственной, родовой связи с которою органически вытекало его мировоззрение», он не внял советам друзей и, осудив себя на лишения, отказался просить о возмещении убытков. Однако, было бы большой ошибкой признать Величко совершенно побежденным могущественными инородцами: он несомненно поднял самосознание русских людей на Кавказе, своими пылкими статьями заставил их вдумчивее относиться к окружающему и вовремя предупредил наше отечество о коварных замыслах и грозно-надвигающейся опасности. Он оставил после себя добрую память среди той части населения Кавказа, которая не заражена политиканством и не побоялась выразить уезжающему свою признательность в адресе, скрепленном тысячью подписей. В Тифлисе Василий Львович создал оплот для русских людей в виде «Отдела общества ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III» и всячески старался помочь русским переселенцам, пожертвовав, например, в пользу тифлисской переселенческой столовой всю прибыль от продажи своего романа «Нор-Кагак». Величко не оказался вопиющим в пустыне: он встретил, по его собственному свидетельству, живой отклик: «Мне лично было бы грешно сетовать на кавказскую интеллигенцию и, в итоге, приходить к нелестному для нее выводу. Я имел счастье убедиться, что у нее сердце глубоко русское, чуткое ко всякому искреннему призыву. В чужой среде, среди чужих говоров, она стала забывать о родном народе, но горячо пошла на встречу народным нуждам первой же переселенческой волны. Плохо крещеные приват-доценты на школьной скамье отравили ее головы микробом западнических мечтаний, — а в первый же миг столкновения с резкой действительностью она поняла аксиому самодержавия для России; стоило подняться национальным вопросам, стоило разобраться в национальных страданиях, и многие люди, которых в юности школа и печать оторвали от веры, — идут с трепетом сердечным на призыв матери-Церкви». При таких условиях нельзя считать русское дело на Кавказе непоправимо испорченным. Дальнейшая борьба сделалась для Величко прямой обязанностью, а богатый запас данных, накопленных во время пребывания в Тифлисе, и впечатлений, вынесенных из борьбы с плутократами, давал ему возможность успешно продолжать служение русскому делу на Кавказе и из петербургского далека. Сделавшись одним из редакторов «Русского Вестника», Василий Львович поместил ряд красноречивых и пылких «Русских речей», посвященных русскому делу и междуплеменным вопросам на Кавказе. С редким мужеством он возвысил голос против злых козней, тонких происков и невероятных ухищрений, которые создали для России настойчивую необходимость прибегнуть к решительным мерам для обуздания непомерно возросших притязаний. Последние, всем известные события, политические убийства и волнения, бросанье бомб в молящихся, ясно показали справедливость разоблачений покойного. Он не спускал глаз с Кавказа и собирал все новые материалы. Последнее время он всею душою отдался подготовлению к печати обширной книги, в основу которой легли бы «Русские речи». Василий Львович думал подробно развить здесь свои мысли о мерах насущно необходимых для успокоения взволнованного края и целесообразного управления этой пестрой окраиной, завоеванной для культуры кровью многих тысяч русских воинов. Книга эта должна была выйти в свет в минувшем январе, но автору ее не удалось довести до конца свою работу, прерванную неумолимой смертью. Задумываясь над причинами, вызвавшими такие нежелательные явления на окраине, купленной Россией такою дорогою ценою, Василий Львович остановился на ряде данных, свидетельствующих, что в современном русском интеллигентном обществе почти совершенно утрачены духовная самостоятельность, живое чувство действительности и правильное понимание наших исторических задач. Русские люди превратились в рабов чисто отвлеченных построений, кабинетных теорий, давно опровергнутых и наукой и жизнью. Пока мы мечтаем и говорим, наши враги делают свое дело, куют крамолу и сеют семена, сулящие им обильную жатву. Величко не мог остаться равнодушным зрителем, и из под его пера вылилась горькая правда в резком, ничем неприкрашенном виде: он в одной из лучших «Русских речей» с безпощадной наблюдательностью рассказал, как русской молодежи с очень ранних лет делают голову с такою же холодной жестокостью, как странствующие акробаты уродуют ворованных детей для балаганно-коммерческих целей. Сравнение вполне подходящее, ибо людей с искусственными головами можно считать украденными у матери-России. Вот какими путями идет эта подготовка «непомнящих родства», безвольных орудий: — «В городской семье ребенок слышит речи, являющиеся отголоском преимущественно безпочвенной и, в большинстве, противонациональной печати. Старшие члены семьи заняты торопливым добыванием средств к жизни, либо прожиганием жизни, или, наконец, копчением неба. Некогда ни самостоятельно и серьезно мыслить, ни систематично воспитывать детей. Дай Бог, чтоб эти последние попали в школу, переходили без переэкзаменовок, получили дипломы, пристроились затем на службу и свили бы себе потом столь же неблагоустроенные семейные гнезда. Семейные разговоры на общественные темы отличаются крайним, и притом поверхностно-критическим отношением ко всему существующему; правительство оказывается виноватым почти безусловно во всем. Такие-то высокие лица достойны всякого сочувствия, потому что фрондируют, или ведут свою особую политику. Печать оказывается чуть не задавленною «произволом», самоуправление и учащаяся молодежь — тем паче. А тут еще какая-то латынь, какая-то хронология! Приходится брать для Коли репетитора, тратить деньги, на которые можно было бы приобрести абонемент в «Аквариуме», наряду с прочими земноводными! Если бы «настоящая» реформа, то можно и без репетитора обойтись. Затем, «побольше бы свободы», некоторая удача в биржевой игре, — и можно было бы провести лето в Аббации, куда теперь укатил Иван Иванович. Правда, Иван Иванович человек недюжинный, настоящий американец: он нагрел казну на крупную сумму и притом умудрился получить повышение! Это человек, прямо созданный для Манчжурской дороги! Кстати: как жаль, что «Манчжурка» будет уже окончательно выстроена к тому времени, когда Коля кончит курс. Вообще, Колинька, будь похож на Ивана Ивановича! Он такой дельный, умный… и передовой: из газет он может держать в руках только «Русские Ведомости», из журналов только что-нибудь марксистское. А при этом получил вторую звезду и собирался надеть ее, чтобы поздравить Максима Горького с избранием в Академию; но только вышли какие-то «независящие обстоятельства», и поздравлять не пришлось. Кстати, читали вы господа, рассказ Горького «Трое»? Это удивительно, удивительно смело! Столь же принципиальные речи слышит Коля в знакомых домах, у друзей своих родителей». «Поступив в гимназию, он старается приносить хорошие отметки, потому что за это его поведут в цирк, или на «Дочь Фараона». Когда он, по общепринятому обычаю, обманывает учителя, лжет начальству, а затем рассказывает об этом дома, то домашние одобрительно хохочут. Школа является прежде всего школою лжи и фальшивых понятий. Даже такие благородные в основе чувства, как товарищеская солидарность, испорчены тем, что товарищеская среда является одним лагерем, а педагогический персонал — другим. Эх, хорошо надуть начальство или учинить ему, по возможности, безнаказанную неприятность! Для маленького Коли начальство является правительством, казною. Казну он инстинктивно не любит: казенные пироги непременно невкусны, а пирожки из маргарина с сахарином, покупаемые в соседней булочной,- объедение! Если можно ножичком испортить парту — Коля такого случая не упустит. Из учителей ему мил именно тот, который очень забавно перекривляет директора и ругает латиниста: такой храбрый и чрезвычайно передовой! Когда ученики не хотят отвечать, он охотно болтает о посторонних предметах. Хорошо, что он в V классе будет преподавать словесность!» «Годы идут, и на смену отрывочным впечатлениям является нечто систематичное. Кой-кто из учителей, несколько «передовых» товарищей, да 2-3 знакомых студента-«развивателя» делают Коле голову. Ему дают хитро составленный список книг и статей для прочтения: прочесть их обязательно, «если он хочет быть развитым и свободным человеком, а не обскурантом». Можно с уверенностью сказать, что в России почти нет дипломированного человека, которому бы, еще в гимназические годы, не подсунули списка книг и повременных изданий для одностороннего «саморазвития». Одновременно приучают Колю к резким, безапелляционным суждениям о том, чего он не знает: «Писарев, Шелгунов и г. Михайловский (а в последнее время великий Максим Горький) — гениальные, благороднейшие умы, источники света немеркнущего. Пушкин — устарел, Лермонтов — герой безвременья; жаль, что он был дворянином и офицером. Гоголь подавал надежды, но под конец впал в религиозное помешательство, тем более досадное, что религия столь же устарела, как и Пушкин. Вот Чернышевский — это настоящий восторг! Он запрещен, но его можно будет достать. А потом и Карл Маркс! Остерегайтесь мракобесия, пуще всего остерегайтесь этого ужаса! Подобно тому, как сумасшедший римский Цезарь пожалел, что у человечества не одна голова, которую он разом мог бы отсечь, некий кн. Мещерский скорбит о том, что человечество нельзя сразу высечь! И это наверное! Он спит и видит, как бы это устроить! Это прямо позор для современной цивилизации! О чем бы ни заговорили во время оно Катков и Аксаков, а в наши дни кн. Мещерский, г. Грингмут и им подобные, — знайте, Коля, что они непременно неправы и неискренни, они никогда, ни в чем не могут быть правы, потому что это было бы неприлично и нелиберально. Главное, будьте либеральны, потому что иначе вас заплюют. Разве приятно быть заплеванным!? У вас, Коля, несомненно, большое дарование! Вы можете стать известным человеком, прославиться в России и заграницей, повлиять на судьбы отечества. Помните же, ради собственного блага, что правы только Шелгунов, Михайловский, Карл Маркс, Макс Нордау, Ницше и вообще порядочные люди; а люди, смотрящие иначе, чем мы, конечно, непорядочные и упоминать их имена без бранных эпитетов прямо неприлично: вас не только ни в одно «честное» издание не пустят, если вы не проявите настоящих гражданских убеждений, но все передовые люди будут на вас пальцем указывать, как на позорное явление!»… Коля даже вздрагивает от ужаса: лучше смерть, чем такой позор! Он уже почитывает газеты и видел, как «передовые» люди умеют травить ближних на башибузукский манер. Годам к 18-ти Коля уже думает, прежде чем говорить: думает не о том, как бы не погрешить против объективной истины, а о том, как бы не отступить от навязанной ему и терроризирующей его программы. У него в душе вырастает нечто вроде пузыря с рабьим страхом, и этот новый орган остается при нем, большею частью, на всю жизнь, превращая ее в безпринципное, безвольное и безплодное прозябание. Уста шепчут прописные партийные формулы, спина гнется перед каждым наглецом, произносящим их более громко и задорно, а личность Коли превращается в какую то безформенную, болезненно-самолюбивую слизь… «Но постойте, Коля, программа еще не кончена. Вам еще нужно кой-что задолбить. Помните, что правительство себе на уме: оно желает задержать развитие народа. При иных условиях, вы в 25 лет могли бы быть министром (ведь Алкивиад и Перикл были очень молоды), а при теперешних — дай Бог вам в 35 быть начальником отделения и трепетать перед каким-нибудь вице-директором, — дилетантом с протекцией». «Все, что делает бюрократия, — непременно скверно; все, что делает общество, — непременно хорошо! Положим, в газетах пишут иногда о неправильном счетоводстве в той или иной городской или земской управе; но, ведь, это же сущие пустяки, или нелепые инсинуации. Всякая общественная самодеятельность, не исключая уличных демонстраций, — ведет к добру, гражданскому развитию. Если кого-нибудь наказали за крайние мнения, выраженные крайним способом, то знайте, что это наверно гениальный человек и великий гражданин: иначе бы ему дали орден и теплое местечко. Если какое-нибудь общественное учреждение стеснено или закрыто, то знайте, что оно непременно было сосудом истины. Могли быть у него и отрицательные стороны, но вы не смейте о них упоминать, потому что это было бы не либерально и вы попали бы на дурной счет! А быть на дурном счету у передовых людей — не только позорно, но и не выгодно; вам повредят на любом поприще: если вы маленький нуждающийся литератор, то вам ниоткуда пособия не выдадут; если вы напишите хорошую книгу, то ее замолчат; а если захотите «безсмертия», — то вас в Академию не пустят и на порог: там крепко засели представители «свободы мнений»… конечно, только собственных… Даже, если вы чиновник, — и то может выйти беда! Погодите, это еще не все. Вам простят многое, особенно при условии надлежащего покаяния: но есть вещь, которой никто не простит; это — «мракобесие» в национальном вопросе. Помните, что «пестротканная Россия есть не нация, а винегрет из множества наций, из которых русские должны все уступать прочим, во имя цивилизации, гуманности и прогресса. Если русским людям, которым эти нации дозволят жить на их древних или вновь возникших территориях, окажется тесновато или тяжело, то не смейте быть выразителем их нужд или сетований! Они, как представители великого народа, должны все терпеть, в этом весь смысл существования России… Особенно, милый, благородный, передовой Коля, будьте любезны с интеллигентными евреями: это священнейшая из заповедей современной цивилизации, насущнейшее из условий современного благополучия. Поймите, что они — настоящие страдальцы: у них нет ни денег, ни связей, ни банкирских контор, ни комиссионных предприятий, поощряемых финансовым миром, ни газет, которые бы хоть когда-нибудь в их пользу слово сказали! Это кроткие идеалисты, совершенно разрозненные между собою, всюду преследуемые и всюду желающие только служить прогрессу и торжеству гуманитарных идей над средневековыми предрассудками. Они — спасение для русской литературы, как элемент высоконравственный, талантливый, передовой и кроткий. Любовь их к знанию прямо изумительна. И какое безкорыстие! Ведь еврейские интеллигенты готовы давать свои последние сбережения на поддержание повременных изданий, которые бы захирели в невежественных русских руках. Есть даже такие примеры, что издание идет явно в убыток, невзирая на громадную подписку, — и эти ревнители просвещения и свободы поддерживают его! Кстати: хотите я вас познакомлю с Исааком Абрамовичем или с Фелицианом Борисовичем, а то и с обоими? Да-с, молодой друг мой, извольте с ними тесно сблизиться, если не хотите чтобы… Но Коля уже не нуждается ни в угрозах, ни в поощрениях: его голова готова. Уста его превращаются в граммофон и услаждают слушателей мотивами, хорошо запечатлевшимися на омертвелых пластинках его сознания. Граммофоны едут и в Калугу, и в Моршанск, и в Нахичевань, и в Сморгонь, и в Порт-Артур. Везде слышится голос Шелгунова, рычание Михайловского, нецензурная брань более современных корифеев. И везде шипит вкрадчивое подсказыванье Исааков Абрамовичей, возвышающееся до самых резких нот, когда граммофону кажется, что это можно сделать безнаказанно. Школа, пройденная Колей, создает в нем потребность соответственной печати; печать такого сорта влияет на школу, в которой будут делать голову тысячам, сотням тысяч таких граммофонов, как этот Коля. Когда Коля, немножко пробуждаясь от столкновения с действительною жизнью, хочет сделать самостоятельное обобщение, подвести реальный итог живым фактам, — и заикнется, например, хотя бы о влиянии еврейского элемента на русскую интеллигенцию, — сотни голосов кричать ему: «тише, тише, мракобес этакий!» Если при этом у Коли есть долги, то векселя подаются ко взысканию. Коля смиряется, но не совсем. Он прекрасно чувствует, что никакой расовой нетерпимости у него нет, и что сам он немедленно готов помочь бедному еврею, как всякому ближнему, гонимому судьбою, или людьми; но он сознает, что у всякой расы есть свои дурные и хорошие стороны и соответствующая окраска и историческая миссия. Мало-помалу видит он также, что работа правительственных учреждений бывает и очень хороша, а общественных — плоха и предосудительна; не все то верно, что прикрывается либеральною фразой, и не все то неверно, что стоит выше фраз. «Жупелы», которыми Колю пугали «либеральные» гонители самобытной мысли, оказываются зачастую драконами, намалеванными на стенах китайских крепостей для устрашения неприятеля. Многое видит он ясно, при более близком столкновении с реальною жизнью. Сорвался бы, улетел от всей этой лжи, да вот беда: крыльев нет! Измалодушествовался! Характер свой в три погибели скорчил из страха перед цензурою непрошенных опекунов; юные годы, предназначенные природой для искания истины, посвятил он рабскому заучиванью чужих, даже не убеждений, а условных формул. Не раз, во имя свободы науки, отказывался он от занятия наукой; во имя свободы мнений отказывался от выработки собственного мнения и пассивно участвовал, как жалкий фигурант, в пригнетении и оклеветании чужих взглядов, даже не дав себе труда с ними ознакомиться. Всегда ли так будет? Надо надеяться, что нет. Помилосердуйте! В Америке, говорят, есть такие машины, что если в один конец всунуть обыкновенное бревно, то из другого конца выходить чуть не доктор философии. У нас наоборот: живой здравомыслящий русский мальчик, пройдя через городскую семью и дипломно-публицистические эксперименты, превращается в манекена. Разве мыслимо, чтоб такое положение дел навек осталось неизменным? Национализация русской школы — самая жгучая, самая неотложная потребность наших дней. Великая страна должна иметь своеобразный уклад обучения юношества, а не подражать уже выброшенным за борт образцам, не губить своих сынов в угоду мечтательным или зловредным учениям. Реформа учебная прежде всего нежелательна нашим внешним и внутренним врагам, усердно тормозящим всякие благие начинания. Что может быть несокрушимее стомиллионного народа, проникнутого сознанием своих мировых задач и верностью историческим устоям? Рано ли, поздно ли, мы выйдем на настоящую дорогу и Василий Львович прозревал в грядущем неизбежное наступление «дней обновления», когда сделается невозможным такое возмутительное насилие над русской душой. Всю свою духовную мощь он положил на посильное содействие отрезвлению общества и его ознакомлению с воззрениями, не пользующимися признанием наших мнимо передовых людей. Будучи близок к такому выдающемуся мыслителю, как покойный Вл. Соловьев, Величко составил прекрасное обозрение его жизни и творений, нарисовал яркий образ «вселенского христианина», который взывал к русской «интеллигенции, вместо образа Божия все еще продолжающей носить образ и подобие обезьяны»: «мы должны же, наконец, увидать свое жалкое положение, должны постараться восстановить в себе русский народный характер, перестать творить себе кумира из всякой узкой и ничтожной идейки». Естественно, что мысль об открытии общества, преследующего такую же благородную цель, встретила самое пламенное сочувствие Величко. Он вошел в число учредителей «Русского Собрания», был избран в члены Совета и взял на себя устройство литературных заседаний, которые имели шумный успех и привлекали множество посетителей. Не раз Василий Львович выступал докладчиком по злободневным вопросам и тем поднимал общественный интерес к юному отпрыску русской национальной идеи. Клеветнические приемы были пущены в ход и против «Русского Собрания», но нашли сторонников лишь среди лиц, привыкших, как попугаи, повторять чужие слова, да непримиримых противников народного самосознания, грозящего разрушить все хитроумные ковы и тонко рассчитанные планы. Василий Львович своими откровенными, прямыми и правдивыми речами раскрыл глаза многим и указал надежный путь к лучшему будущему: «Общий подъем самоотверженного, вдумчивого патриотизма, дружная работа общества рука об руку с правительством, без доктринерской вражды или холопского фрондирования — вот что нужно теперь нашей родине, вот что должен ей дать, и непременно даст, подъем национального самосознания. Конечно, неизбежны при этом и борьба воззрений, и недоразумения, и ошибки, но главное течение должно направляться по этому руслу. В наши дни живется тяжело именно потому, что это течение не вошло еще в должную силу. Либерализм не удовлетворяет никого, топчется на месте, все более отставая от жизни; устарелая местами аргументация консерватизма требует обновления; босячество и иные формы общественной анархии имеют успех не как направление, а скорее как наркотическое развлечение общества, тоскующего именно от отсутствия определенных творческих идеалов». Зарю нового, светлого дня Величко лишь прозревал в ряде вещих признаков, в особенности в мужественном исповедании верности русским началам нашей молодежью. Всем нам памятны его почти предсмертные стихи, посвященные «Юным витязям»… Василий Львович не имел счастья дожить до наших дней, когда всюду проявились, в одинаковых выражениях, искренние чувства беззаветной преданности нашему Царю, ясное сознание национального достоинства, оскорбленного дерзким врагом, и глубокая непоколебимая вера. Ведь всюду, по всему лицу нашей родины, раздавалось «Боже, Царя храни», чередуясь с пением молитв. Посрамлены делатели голов, хвалившиеся своими «успехами» перед целым светом! Вместо ожидаемого разлада, наша молодежь заговорила чисто по-русски, прямо, честно и открыто. Быстро слетела «космополитическая лжелиберальная» шелуха и обнаружилось здоровое, неповрежденное русское ядро. «Орлята прорвались сквозь вражеские сети, ушли от книжников, предателей, невежд». В высшей степени важно, чтоб этот высокий порыв сказался не в мимолетном подъеме духа, но в постоянном и упорном труде на благо родины, в стремлении расширить свой кругозор сопоставлением избитых «либеральных» кличей с заветами таких людей, как покойный Величко. Внимательное чтение его «Русских речей» послужит для нашей молодежи началом вполне сознательного отношения ко многим явлениям современной действительности, но все должны проникнуться убеждением, что в университетах и институтах нет места политиканству: надо работать над выковкой собственных убеждений, а не выступать с проповедью взятых напрокат, надо готовиться к культурной борьбе за русские идеалы, а не ронять их дешевыми выходками и грубым насилием; недостаточно выдавать себя за верных носителей русских начал, но надо сделаться действительно сознательными борцами за русское дело, а для этого надо учиться надо изучать творения таких людей, как ныне поминаемый Величко. Велико духовное наследие, оставленное русской молодежи горячо любившим ее, надежду России, Василием Львовичем. Пусть же она в его произведениях найдет ответ на свои запросы и сомнения, пусть она продолжит тот подвиг, который не дала завершить покойному преждевременная смерть. В. Величко. «Русские Речи». Русский Вестник.1902 года No5, стр. 121 и сл. Апраксин и Бурнашев. Последние дни Велички. Стр. 2. Москва 1904 г. Вот перечень «Русских речей»: I. «Интересное время» (Рус. Вест. 1902 г. май); II. «Отвлеченный и живой человек» (июнь); III. «Враг общественной нравственности»; IV. «Как делают голову» (июль); V. «Роковой вопрос» (сентябрь); VI. «Сионизм» (октябрь); VII. «Исход» (ноябрь); VIII. «Инородцы и окраины» (декабрь): IX. «Вопрос о рабочих» (1903 г. январь); X. «Самоуправление и самодеятельность» (февраль, март); XI. «Русское дело и междуплеменные интересы на Кавказе», (апрель, май, июнь); XII. «Русское дело и междуплеменные интересы на Кавказе» (октябрь, ноябрь); XIII. «Духовная сущность и свобода писателя» (1904 г. январь). По имеющимся у нас вполне точным сведениям «Русские речи» выйдут вскоре особой книгой и составят второй том сочинений В.Л. Величко, издаваемых его племянницей М.Д. Муретовой. Исполняя предсмертную волю покойного, М.Д. Муретова довела печатание книги до конца, при участии лица, долго работавшего совместно с Василием Львовичем и основательно ознакомленного с его взглядами и планами. Эта книга представляет собой первый том сочинений В.Л.Величко и носит заглавие «Кавказ». Пб. 1904 г. Русские Речи. Р.В. 1902. No 7. стр. 41 и след. В.Л. Величко. Владимир Соловьев, жизнь и творения. Издание второе. С-Петербург, 1904. Оригинал здесь — http://ruskline.ru/analitika/2011/01/13/pamyati_vasiliya_lvovicha_velichko/
Рецензии
Татары Бакинской, Елизаветпольской, и отчасти Тифлисской губерний нынче стали побогаче, особливо городские. Строятся на общий лад: дома их бывают и в несколько этажей, с плоской крышей, отличаясь разве большими в целые стены разными окошками, из мельчайших, цветных стекол, вырезанных красивыми узорами. В комнатах мебели почти нет, кроме сундуков, да иногда тахты - очень широкой и низкой скамьи, крытой ковром, как у армян и грузин. Последние проводят всю жизнь на этих тахтах: и спят на них, и едят, но татарин разве заезжего гостя на нее посадить, а сам все сидит и спит на полу. За то ковры есть у самого бедняка, а у зажиточных все дома покрыты ими внутри. Кругом приемной идет под самым потолком полка, на которой выставлена всякая посуда: серебряные, медные или глиняные кувшины и разная туземная утварь. В главной стене камин, с вычурными украшениями, с витыми колонками. Все это только у богатых. У просто зажиточных чаще всего одна комната, разделенная несколькими перегородками, за которыми все хозяйство и домашний скарб. Тут же и сундуки, покрытые войлоками или циновкой; тут же и постели с одеялами, убранные на день в нарочно проделанные ниши в стенах. В одном углу посуда побогаче, оружие, конская сбруя; в другом чувал с мукой, кадки с сырами, горшки с маслами; а кто победней, так у него единственная комната вместе и конюшня и сарай. У некоторых, вместо жилого покоя только деревянный помост в одном конце большого сарая, сложенного как почти все здания на Кавказе, из неотесанного камня. Помост отделен от помещения лошадей и быков лишь резными перилами. Точно также по селам живут и греки, и армяне. Но все же это не самые бедные татары, а имеющие какую-нибудь оседлость. Большинство, кроме каких-нибудь переносных войлочных кибиток на лето, да земляных нор на зиму, ничего не имеют. Едущие по закавказским равнинам, горам или лесам могут видеть, как по обеим сторонам дороги тянутся покрытые зеленью бугорки: между ними копошатся дети и куры; из подземной дверцы валит дым и выползают на свет Божий оборванцы в рыжих бараньих папахах. С трубками в зубах, они собираются по открытым местам погалдеть о мирских делах: это то и есть татарские сакли, зимние местопребывания кочевников.
С ранней весны эти низменные жилища бросаются: татары собирают свои стада, навьючивают домашний скарб, сажают старух и детей на лошадей и быков и отправляются в горы. По мере того как становится жарче, а скот выедает по близости травы, кочевье снимается и направляется выше в горы, на более прохладные стоянки.
Татары прекрасно знают и местность и условия климата в различные времена года: вынуть жерди, поддерживающие войлочную покрышку их алачуги-кибитки и навьючить их на спину быка - им ничего не стоит. Коня своего татарин слишком ценить; он не любит отдавать под вьюк, - на то есть вьючные животные - ослы, мулы, да быки. На лошадь он сам сядет или много, что посадит мать, или любимую жену. Всякая перекочевка - праздник и повод к грабежам и воровству. Сегодня перекочевали мимо деревни или села, - а завтра здесь нескольких штук скота у крестьян или помещика не хватает. Ищи ветра в поле, судись с татарвой перехожей!.. У них первая заслуга - ловкая кража и самое убийство нередкое дело. Христианина убить даже почитается великой заслугой. Утром татарин его у себя примет, как гостя дорого; угостит и, став на колени, обувь с ног снимет. Чуть гость за его саклю или алачугу завернет, татарин не сочтет за грех его обобрать, как липку, а при нужде и кинжал в спину всадит. Девушка-татарка за тихого, заведомо ничего не укравшего, и никого не ограбившего, парня ни за что и замуж не пойдет. В иных татарских обществах для мужчины считается постыдным умереть спокойною смертью дома. Об этом и не пожалеет никто, тогда как умершего от ран, полученных на грабеже, все оплакивают с большими почестями.
Всякий татарин старается иметь в своем жилище особую комнату или хоть угол отдельный для женщин: туда уже не смеет ступить нога ни одного мужчины, кроме хозяина дома. Ужасно положение женщины-татарки: у нее нет никакого голоса в семье, никаких прав. Муж может ее прогнать, променять на другую, взять обратно, если вздумается, бить сколько душе угодно, даже убить безнаказанно, если не узнает и не вступится правительство. Раз было такое дело: татарин привязал жену за косу к дереву и стал ее обстреливать, пока совсем не застрелил. Когда его взяли и привели в суд, он отказался признать себя виновным, говоря, что не хотел убить, даже не целился, а только желал запугать сидевшего в ней "шайтана" (чорта) и его выгнать. Если пуля в нее попала, так это значит, что она шайтана любила больше мужа и он, с ее согласия, сам в нее пулю направил.
- Но почему же ты думаешь, что в ней был шайтан? - спросили его.
- Это я верно знаю! - отвечал бусурман. - После каждого захода солнца, сотворив намаз (молитву), я имел обыкновение изгонять его из моей жены; и всегда, когда я помолившись подходил к ней, она вся дрожала, так "он" ее колотил!
В самом лучшем случае, у самого доброго мужа положение жены безвыходно. Она безмолвная, бесправная раба, незнающая отдыха. Мужчина никогда ей не поможет, не притронется и пальцем к работе, хотя бы женщина надрывалась трудом на глазах его. Он почти всегда жалеет, не только лошадь свою, которая занимает почетное место в семье каждого татарина, но всякое домашнее животное, больше чем жену.
Так как стада баранов главное и почти единственное богатство татар, они гораздо более заботятся об их удобстве, нежели о своем. У них есть даже пословица, гласящая "тот не хозяина, кто не слуга своего барана". А на хорошего коня редкий татарин не променяет всех своих жен. Еще бы! жена почти всегда изменница, да и всюду найдется; а добрый конь верный друг наездника-джигита! его кормилец на грабеже, его спаситель в опасности.
Джигитом, - удальцом и наездником, - стремится быть каждый татарин, начиная с 10 лет. Джигитовка, то есть скачка - вместе слава и наслаждение татарина. В праздничный день татары выезжают на ближайший луг и начинается джигитовка - удалая скачка со стрельбой, с опрокидыванием под брюхо лошади, с подбрасыванием оружия. На всем скаку, летя сломя голову, джигит и ружье заряжает, держа шапку в рубах, и стреляет в цель без промаху, и разом, словно падая, склоняется к земле, подымет свой папах, а иногда и мелкую монету, брошенную в пыль дороги; потом мгновенно выпрямляется в стременах и снова несется, размахивая оружием над забубенной головой или, растянувшись во всю длину на спину лошади, еле придерживается за гриву ее и летит, изображая из себя мертвое тело.
Ловкость татар на коне изумительна! На Кавказе им нет соперников в верховой езде, как впрочем, нет и в воровстве. Сами они сознаются, что нет у них ни простолюдина, ни бека (дворянин), ни агалара (князя), ни даже хана, который не был бы вором и не считал грабежа удальством. Точно также, несмотря на то, что если бы татарину случилось, когда-нибудь утром или вечером не совершить намаза, не помолиться при восходе и заходе солнца, он бы считал себя погибшим грешником, - каждый из них не задумывается фальшиво присягнуть. Они не считают ни грешным, ни бесчестным дать ложное показание на суде.
Впрочем есть в Закавказье два племени татар, которые слывут за тихих и трудолюбивых: это Шекинцы и Талышинцы, в Бакинской губернии. Между ними разбоев совсем не бывает, а воровство или самоуправство - большая редкость.
В. Желиховская - Кавказ и Закавказье (1885)
ПРИЧИНЫ РАЗБОЕВ, ГРАБЕЖЕЙ И ДРУГИХ БЕСПОРЯДКОВ В ЗАКАВКАЗЬЕ И СПОСОБЫ К ИХ ИСКОРЕНЕНИЮ
На просвещенное благоусмотрение его Высокопревосходительства господина Министра внутренних дел Вячеслава Константиновича фон Плеве
Посильный труд бывшего уездного начальника Джеванширского
уезда подполковника Д. С. Барановского, поддержанный
восьмилетней опытностью ближайшего соприкосновения
с народами Закавказского края
Разбои, грабежи и другие беспорядки на Кавказе в последние годы достигли того предела, за который уже и идти некуда. Причина этого печального явления кроется, главным образом, в неправильном понимании задач внутренней политики края, которая в последнее время велась путем диаметрально противоположным, чем это следовало. По моему крайнему разумению, политика эта должна заключаться в общих чертах в следующем. Первое: в принятии самых крутых и решительных мер против адербейджанских татар, ингушей и других хищников, с целью воспрепятствовать им производить грабежи, разбои, кражу скота и сопротивление властям. Параллельно с этим необходимо воздействовать путем образования и других нижеприведенных мер на просвещение этого полудикого мусульманского населения. По мере же восприятия им культуры и русской гражданственности, что, конечно, займет сравнительно продолжительный срок, можно смягчать и административные меры; и второе: по отношению к другим национальностям, населяющим Кавказ, которые не отличаются хищническим характером, как то: грузины, имеретины, армяне и пр., необходимо, чтобы администрация края спокойным, беспристрастным отношением к населению, сочувствием его нуждам и возможным удовлетворением таковых создала элемент, проникнутый гражданственностью, уважающий власть, преданный Государю и действительно чтущий Россию своим отечеством.
Исходя из приведенного общего взгляда, для достижения полного порядка на Кавказе в близком будущем и постепенного его культурного развития нужны следующие коренные реформы: первое и самое важное - это реорганизация административных учреждений. Реорганизация эта должна выразиться, в главных своих основаниях, в следующем.
Усилить временно власть всех младших органов полиции; то есть уездных начальников, их помощников и приставов по отношению к населению всех закавказских губерний вообще, а к полудикому татарскому населению в особенности, дав право наказывать собственною властью всех воров, грабителей, разбойников, укрывателей сих последних, а равно и оказывающих сопротивление распоряжениям властей. Степень этой власти должна быть выражена в разрешении младшим чинам полиции накладывать своей властью следующие наказания: одиночное заключение в тюрьму до трех месяцев и телесное наказание до пятидесяти ударов.
Мотивы таких мер следующие: едва ли кто-нибудь станет утверждать, что гуманными мерами можно отучить быть хищным волка, шакала или гиену, между тем, кроме облика человеческого и дара слова, адербейджанские татары, населяющие Елисаветпольскую, Бакинскую, Эриванскую, Тифлисскую губернии, а частью и Дагестан, ровно ничем не отличаются от этих зверей. Те же отрицательные черты характера: хищничество, вероломство, злость, мстительность, жадность, наглость, дерзость, праздность и пр.; об этом в ярких красках свидетельствует уголовная хроника Кавказа; единственной положительной чертой их является чуткость к неподкупности и справедливости над собою со стороны правительственной власти и вообще лиц, имеющих над ними какие-либо права. Это последнее качество, между прочим, относится только к простому народу; привилегированный же класс-так называемые беки - лишены и этого чувства. Можно сказать с уверенностью, что нет ни одного татарина, который бы не носил в себе задатков разбойника, и если он в данную минуту не находится официально в числе таковых, то либо он еще в них не попался, либо ему не представилось еще удобного случая участвовать в разбое. Простой народ занимается грабежами и разбоями большею частью или, так сказать, для поддержания традиций, чтобы проявить свою лихость и тем заслужить уважение своих соплеменников, прослыть джигитом, или же в силу дурных экономических условий, при наличности которых татарин подыскивает себе одного или нескольких товарищей, вооружается винтовкой, садится на коня и, выбрав по возможности бойкий пункт, выезжает на ночной промысел.
Кроме этих обыденных проявлений хищничества татар, в Закавказье имеют место еще и профессиональные грабежи и разбои, причем главными инициаторами и руководителями являются беки; ими создаются планы разбоев, поражающие иногда грандиозность замыслов и способов исполнения их, причем самое исполнение возлагается беками на своих нукеров (слуг) и лиц, находящихся в имущественной от них зависимости, бывших их крестьян и пр., которых они снабжают оружием, лошадьми и даже одеждой. В случае обнаружения преступления они же являются их покровителями перед властью, устанавливают их alibi, берут их на поруки, а перед вывозом свидетелей к следователю или для разбора дела в суд, подкупают свидетелей, и это им легко дается, так как известно, что за два или три рубля можно достать десятки свидетелей татар по какому угодно делу, которые являются лжесвидетелями каких угодно событий, в качестве якобы очевидцев, и свободно принимают присягу, которую они считают ни во что, при той обстановке, которая практикуется у нас на суде. За это беки получают, конечно, львиную долю добычи. Все выдающиеся разбои в Закавказье, как, например, ограбление в восьмидесятых годах Джан-Ятагского государственного конного завода, где убит начальник этого депо действительный статский советник Вильман и ограблено несколько десятков тысяч денег, ограбление Елисаветпольского губернского врача в 1893 году, разбой в Агдамских садах, где убито 5 человек судебных чиновников в 1895 году под названием Хубларовского дела, есть дело рук беков Шушинского и Джеванширского уездов Елисаветпольской губ., что уже доказано неопровержимыми данными на суде, и тысячи других дел, частью прекращенных за не обнаружением виновных, а частью, хотя и доходивших до разбора судом, но в большинстве случаев окончившихся оправданием безусловно виновных лиц вследствие извращения дел подкупными свидетелями. Татарин нисколько не боится не только тюрьмы, но даже ссылки в каторжную работу или на поселение, так как, отсидев в тюрьме установленный срок и возвратившись в свою среду, он уже пользуется известным почетом и уважением, как у нас приблизительно лицо, окончившее высшее учебное заведение. Присужденный же к ссылке в каторгу совершенно уверен в том, что он в самом непродолжительном времени убежит оттуда, и он не ошибается, потому что действительно, при своем природном уме, хитрости и умении льстить, татарину легко обойти простодушных русских людей, которые будут его караулить, сменяясь на каждом переходе длинного пути до каторги. Для совершения побега татарину помогают также его необыкновенные физические качества, при помощи которых он свободно выскакивает из окна вагона идущего полным ходом поезда, не получив при этом даже царапины, выбрасывается из окна 2-го этажа и успевает скрыться от преследующего его караула. Два-три арестанта татарина, сговорившись между собой, где-нибудь на привале с быстротою молнии набрасываются на караульных солдат, отнимают у них ружья и беспрепятственно убегают; подобных этим случаев нет возможности и перечислить. В результате около 60-ти процентов сосланных в каторгу возвращается ежегодно на родину и каждый из них прежде всего обнаруживает свое присутствие тем, что начинает убивать последовательно, большей частью из-за угла, всех своих явных и тайных врагов как-то: лиц потерпевших, за которых он понес наказание, свидетелей, которые против него показывали, старшину или другое лицо, обнаружившее его преступление и донесшее по начальству, и пр. и пр.
Из книги «Россия и Кавказ. Сквозь два столетия»
Изд. Журнал «Звезда», Санкт-Петербург, 2001
(Стр. 329-339)
Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
