Миссия психолога в современном мире. Непростая миссия профессии психолога. Кто такой психолог? Кто такой психотерапевт

В первый раз Эльза целует Анну в пять лет. Сестра еще совсем маленькая и сейчас ей больше всего нужны забота и утешение - ведь принцесса упала, больно ударившись коленкой, так еще и подол платья разорвала. Родители гладят ее по голове и утешают. Мама баюкает в руках, а папа говорит какие-то приятные утешающие слова. Эльза тянется к сестре и быстро касается ее лба своими губами. Так обычно делает мама перед сном, и старшая из сестер точно уверена, что это должно помочь. И почему только родители сами не додумались? Анна и правда замолкает, резко обрывая плач на высокой ноте, и, хихикая, тянет маленькие ручки к сестре. Эльза до безумия счастлива, что сестра отвлеклась, и, глядя в широко распахнутые бирюзовые глаза, она клянется себе, что всегда будет только радовать и защищать Анну.

Теперь Эльза целует сестру в лоб или щеку каждый вечер перед сном на протяжении трех лет. Она подходит к делу со всей серьезностью, делая до ужаса сосредоточенную мордашку каждый раз. Анна весело смеется и чмокает сестру в нос. Это становится традицией. А потом все меняется. Лед, попавший в младшую из сестер, ужас в глазах старшей. Замершее время. Эльза думает, что целует Анну в последний раз, наклоняясь над ней и умоляя проснуться. Просто касается губами лба, носа, щек. Она замирает на какое-то время, забывая обо всем, кроме тела сестры на руках.

Когда старшей сестре исполняется пятнадцать, она впервые целует губы младшей. Правда, это происходит в мыслях, фантазиях. И повторяется почти каждый раз, когда Анна садится у ее двери. Хочется открыть дверь, прикоснуться, поцеловать. Но нельзя. И не правильно. Так что старшей принцессе Эренделла остается только мечтать и порой, стыдясь самой себя, переносить фантазии на листы бумаги. Эльза подглядывает за сестрой в замочную скважину и выпрашивает у родителей маленькие портреты. За годы заточения их накапливается целое множество. Так старшая из сестер может видеть, как меняется Анна. Как она растет. Видеть ее солнечную улыбку и смеющиеся глаза. Порой ей хочется открыть дверь и выбежать наружу. Обнять младшенькую или хотя бы просто ненадолго коснуться. И каждый раз она смотрит на белую, выделяющуюся прядь волос. И каждый раз напоминает себе о том, чем все может кончиться.

Второй первый поцелуй сложно назвать поцелуем в классическом смысле. Анна превращается в статую на ее глазах, из-за нее. А Эльза ничего не может поделать. Кажется, теперь она понимает весь смысл отчаяния. Она не знает что делать. А потому решает поддасться инстинктам, довериться своей интуиции, прикоснувшись к холодному льду, что когда-то был губами Анны. Это странно и крайне неудобно – пытаться поцеловать статую, но Эльзе все равно, она хочет вернуть сестру. Все, что у нее есть сейчас – это отчаяние и глупая надежда, что время повернется вспять. Обнимает за шею и продолжает касаться мокрыми от слез губами ледяного рта.

К Анне возвращается жизнь.

А Эльза пытается притвориться, что поцелуй был лишь попыткой сделать хоть что-то. Ведь отрицать его уже не возможно. Королева ведет себя, как ни в чем не бывало, ничем не показывая своего волнения. Только порой с тоской смотрит на сестру, когда та не видит. Двери между ними больше нет, но Эльза все еще заперта и скована. Обязательствами, моралью и долгом. А главное такими хрупкими и такими важными отношениями с сестрой. Она старается с головой уйти в дела. Объявляет бал в честь спасения королевства, это дань ее народу и ее официальное извинение.

Третий первый поцелуй всего лишь случайность. Эльза уверена, что его тоже с трудом можно засчитать. Просто Анна слишком любит бегать по коридорам замка, которые уборщики тщательно намывают в преддверии бала. Она проскальзывает по плитке, смешно размахивая руками, и со всей силой врезается в Эльзу. Как итог – они лежат на полу, касаясь друг друга губами. Это неловко. От этого болит все тело. И это точно не поцелуй.

Абсолютно точно. Ну, только если чуть-чуть.

Бал проходит прекрасно, жители всем довольны, Анна радостно улыбается, кружась в танцах, а Эльза не может сдержать улыбку, наблюдая за сестрой. Все идет идеально. До тех самых пор, пока королева не замечает ехидной улыбки младшей сестры и блеска в ее глазах. Музыка смолкает, давая время на передышку и приглашение другого партнера. Анна подходит к Эльзе и наклоняется, протягивая руку.

Позвольте мне пригласить вас на танец, моя королева, – она говорит серьезно, вот только взгляд выдает ее с головой. И Эльза не знает, о чем она вообще думает, принимая приглашение и позже, кружась в вальсе со своей младшей сестрой. Это безумие, но ей это до жути нравится.

Четвертый и главный первый поцелуй начинается на балконе, куда они выбегают после того, как закончен танец. Они смеются и пытаются отдышаться, а затем Анна просто притягивает Эльзу ближе. Обнимает ее и нежно касается ее губ своими. Легко, почти невесомо. В нем нет похоти, только желание показать, как дороги и важны они друг для друга. Смотря глаза в глаза, пытаясь передать все свои чувства в этом поцелуе.

И Эльза уверена, впереди их ждет еще множество событий, чувств, эмоций… и миллионы разных поцелуев.

Отсюда происходит множество психологических проблем.

Поэтому родители нуждаются в том, кто даст ответы на вопросы духовного направления в воспитании детей. В школе это – психолог. Кому и зачем мы нужны в школе? То, что школе нужен психолог, принимается как постулат.

Вместе с тем, встречи и разговоры с коллегами, текучесть психологических кадров в образовании заставляют задать два простых вопроса: «Зачем нужен в школе психолог?» и «Кому он там нужен?». Тема не новая. В разное время были статьи Битяновой, Бегловой, Сартана, Степановой и других авторов.

Начнем с того, что, хотя психологическая служба в школах появилась почти двадцать лет назад, по сей день не существует четких представлений о ее задачах и целях. Это хорошо иллюстрируют ответы студентов психологического факультета одного из московских вузов на вопрос о том, зачем в школе психолог. Самые частые из них – «адвокат ребенка», «ну, что бы помогать» - кому "помогать" - точно не отвечают, кажется, детям.

Обращаю внимание – это говорят будущие школьные психологи, которые начнут работать через год-два, но у которых пока еще свеж свой школьный ученический опыт.

Директора и завучи школ тоже смутно представляют, какой заказ можно сформулировать психологической службе. Тем, кому стыдно признаться, цитируют фразы о психологическом сопровождении, но, при прояснении запроса, обычно сталкиваешься с тем, что от тебя ждут чуда: то ли ты знаешь на какую кнопку нажать, чтоб Вася стал из сорванца идеальным, то ли можешь дать индульгенцию на педагогический неуспех.

Вместе с тем, с родителями отношения складываются адекватно, если инициатор контакта с психологом – семья. И хотя по содержанию такое общение мало чем отличается от консультативного (и по жанру, и в смысле консультативного центра), но, в случае взаимопонимания между собеседниками, можно прогнозировать хороший результат, так как у психолога расширены возможности – ребенок все время перед глазами. Надо отметить, что сами психологи тоже плохо представляют свою роль. Как сложится психологическая служба в школе, целиком зависит от того, что собой, как личность, представляет психолог, какие идеи о психологии у администрации школы и как психолог с администрацией договорятся.

Педагог-предметник имеет право преподавать по любому учебнику из существующих по его предмету, согласовав это с администрацией, но все знают, чего от него ждать, как это может выглядеть, что должно быть в результате.

Школьный психолог так же может выбрать одну из принятых концепций: научно-методическое руководство учебно-воспитательным процессом, оказание помощи детям, испытывающим трудности или психолого-педагогическое сопровождение ребенка. А дальше - полная свобода. И это было бы прекрасно, если бы не рождало у окружающих неоправданные надежды. Итак, предположим, что психолог нужен в школе ребенку. Что мы можем предложить? Наш диагностический инструментарий позволяет выявить эмоционально-личностные, интеллектуальные особенности каждого школьника и предложить рекомендации для оптимального развития каждого ученика, максимального раскрытия, использования его потенциала.

Только это надо, скорее, взрослым – учителям, родителям – знать, что делать.

Ребенку больше надо уважение, надо, чтоб его принимали таким, какой он есть, а не лезли в душу без спросу.

Ситуация обследования в школе не всегда безопасна для ребенка и практически всегда – тревожна. Если тестирование плановое, от него практически невозможно отказаться. Кому и как сообщат результаты – дети тоже не всегда знают (это вполне относится к службам, соблюдающим все требования конфиденциальности – тестируемым не всегда известна судьба результата). В процессе развивающих занятий, тренингов, уроков психологии мы можем помочь учащимся больше узнать о своем внутреннем мире, об особенностях людей, об отношениях между людьми и научиться пользоваться этими знаниями. Думаю, что психологические знания, возможность сформировать когнитивные качества, коммуникативные навыки – действительно, то, что мы можем дать детям.

Только как бы не вышло «демьяновой ухи» - это ведь дополнительные уроки при достаточно большой учебной нагрузке Нужны ли мы учителям? Как уже отмечалось выше, школьных психологов часто рассматривают как неких волшебников, знающих, «где кнопка». И это ожидание – наш троянский конь. Оно льстит профессиональному самолюбию психолога, создает ловушку осознания своей полезности, может дать ощущение власти или надежду на сотрудничество. В такой ситуации учитель неоправданно занимает детскую позицию, и, как ребенок, ждет, что психолог сейчас все сделает, решит все проблемы. И - так же, как ребенок, обижается, если не видит желанный результат. Если же все-таки результат удалось достигнуть, то порой, как ребенок, приписывает все заслуги себе. Ситуация, в которой невозможно сотрудничество.

Вместе с тем, психолог может быть во многом полезен педагогу.

Учитель добивается результата, психолог - исследует процесс.

Именно психолог может выявить точки прерывания контакта учителя с классом или отдельными учениками, проанализировать причины и помочь восстановить продуктивные отношения. Как бы ни было справедливо все выше сказанное, но это описывает только частные области психологической деятельности.

Видится проблема в том, что нет пока в образовательном сообществе представления о миссии школьного психолога.

Именно поэтому не понятно, в какое время брать ребенка на обследование, когда проводить тренинг с классом, когда заниматься развивающими занятиями, когда оказывать психотерапевтическую помощь.

Именно поэтому мы ловим у коридоре, просим у завуча, договариваемся с учителями, чтоб назначили, чтоб отпустили, чтоб дали и т.д. Очень красивая и справедливая задача обеспечения психологического здоровья звучит размыто, на нее трудно опереться, потому что не видно границ.

Именно поэтому каждый специалист на своем месте договаривается с администрацией, что он будет делать и почему. Кроме того, специфика нашей работы требует «следования за клиентом», и необходимость учитывать конкретные потребности конкретного детского и педагогического коллективов оставит место для свободы Нужно обсудить с коллегами эту проблему: в чем они видят свою миссию.

Сейчас, когда наработано достаточно материала, есть прекрасные технологии и понятно что делать и как, хорошо бы вернуться к вопросу «зачем?». Определить наше место (или его возможные варианты) в структуре образования. Н аверное, каждый из российских школьных психологов ощущал свое двойственное (как минимум) положение. С одной стороны, имеется - чуть ли не явно сформулированная - миссия: помочь каждому ребенку стать автором собственной жизни.

Поэтому каждый, кто занимается психологическим сопровождением, должен прежде всего осознавать конечную цель своей работы. А это тесно связано с пониманием миссии школьного психолога. Мы видим ее в организации образовательной среды, направленной на наиболее полное развитие потенциала учащихся. Для этого нужно совсем немного - принять ребенка таким, какой он есть, со всем его своеобразием и особенностями развития. Такая позиция психолога открывает возможность индивидуального подхода к становлению личности каждого ученика. Это в корне противоречит устоявшемуся представлению о том, что задача психолога - находить недостатки в развитии детей и с помощью коррекции «подгонять» их под определенный стандарт «нормального ученика». Действительно, принадлежность к определенной (часто околокриминальной) субкультуре накладывает больший отпечаток на формирование личности ребенка, чем воздействие даже самого хорошего психолога.

Оспаривая это мнение, особо отметим, что задача психолога, занимающегося сопровождением, - открыть ребенку «различные грани бытия», показать, что жизненные ценности могут быть более яркими и значительными, чем дети могут это себе представить, находясь в рамках той или иной субкультуры. Но в любом случае ответственность за свою дальнейшую жизнь и право выбора своего жизненного пути остается за ребенком.

Подводя итоги отметим значимость подобных споров, в результате которых уточняется содержание самих понятий. Стоит признать, что право на существование имеют различные модели психологического сопровождения.

Главное при этом, чтобы психолог постоянно осознавал цели своей деятельности.

Должны ли школьные психологи принимать участие в воспитании? Психолог, безусловно, должен заниматься воспитанием, но он не должен слепо верить в свое могущество и всесилие. Мне кажется, что многие представители психологической науки считают, что именно с ее помощью можно решить все проблемы и как бы встать над остальными.

Ответственность психологов за то, что происходит в школе, очень высока.

Конечно, хорошо, что за последние пятнадцать лет произошла психологизация образования: этому можно только аплодировать. Но у психологов своя миссия. В начале века выдающийся русский философ и педагог С.И. Гессен определил, что существуют четыре сферы бытия человека.

Первая сфера - биологическая.

Вторая - социальная.

Третья охватывает сферу культуры.

Четвертая рассматривает человека как члена «социума духовных существ». Психолог в большей степени может воздействовать на первые две сферы. Две другие сферы требуют глубокого знания культуры, философии, социологии. Не у каждого психолога есть такие знания. А при неумелом вмешательстве в эти сферы существует немалый риск. От воспитателя требуется определенный уровень личностного развития.

Многие известные психологи и психиатры в расцвете своего творчества обращались к проблемам духовности.

Впрочем, мне известны и современные психологи, которые являются замечательными воспитателями.

Принципы в ассортименте П рофессиональное сообщество психологов образования все еще обсуждает вопрос, который можно считать главным: зачем в школе психолог? Года полтора назад я уже приводил список вариантов ответа на этот вопрос. С тех пор принципиально новых версий не появилось, но и прежних не поубавилось.

Рассмотрим их еще раз в том же порядке.

Вернее, наоборот, в том же бес порядке, поскольку никакой строгой последовательности здесь быть не может.

Обеспечение психологического здоровья и психологического комфорта ребенка и всех участников образовательного процесса Безусловно, красивая идея, но само понятие «психологическое здоровье» пока еще обсуждается, что затрудняет практическую реализацию.

Мониторинг образовательного процесса с целью обеспечения грамотных управленческих решений - распространенный взгляд управленцев, во всей своей полноте реализованный, например, в Самарской области.

Принцип хорош четкостью разделения обязанностей и логичностью встраивания психологической службы в систему образования. Но его оборотной стороной является отстранение психологов от принятия решений. А это создает опасность «омертвления» данных мониторинга. Грубо говоря, легко скатиться в ситуацию: «мерим-мерим, а ничего не меняется». Помощь ребенку в принятии самостоятельных ответственных решений при выборе собственного жизненного пути - идеология психологического сопровождения. Эта позиция предполагает, что у психолога есть миссия (помочь ребенку обрести себя), а потому легко разделяется истинными энтузиастами.

Содействие образовательному учреждению в создании социальной ситуации развития - официальная формулировка из Положения о службе практической психологии образования. За несколько лет так и не встретил человека, который бы ее понимал, а тем более ею руководствовался.

Комплексная помощь различных специалистов в профилактике и преодолении трудностей - питерская модель сопровождения.

Мучительно пытается перерасти рамки метода организационного построения и стать именно идеологией, осознающей не только свои цели, но и свое назначение.

Защита интересов ребенка, его уникальности и индивидуальности - воплощение тезиса о психологе как специалисте по неодинаковости. Здесь обратная ситуация: миссия заявлена, но организационные приемы, позволяющие ее выполнить на практике, пока не разработаны.

Возврат в школу воспитательного процесса - ностальгический реликт, озвучиваемый самыми разными специалистами.

В ожидании появления на свет своей третьей дочери мне иногда было немного страшно, иногда у меня появлялась уверенность, что я справлюсь. Когда я была полна сил и энергии, я относилась к родам как к чему-то волшебному и удивительному, как к великой ценности. Однако, дочка, которая сидела в моем животе ничего не знала о том, что ей предстоит. Она не знала, что ей предстоит пройти через боль и страх, она не знала, что ей придется потерять многое из того, чем она тогда обладала, что являлось все ее миром. При этом, все ее существо готовилось к этому испытанию. У большинства деток, которым предстоит появиться на свет, есть достаточно ресурсов, для того чтобы справится с этой задачей. И все же, в некоторых случаях деткам нужна помощь.

Мы приходим в этот мир через боль. Через радость и счастье зачавших нас папы и мамы и через боль. Проходя свой жизненный путь, мы встречаемся с большим количеством разных испытаний, которые формируют нас. Мы встречаемся с радостью и болью, мы много чего теряем, но многое и приобретаем. Перед каждым из нас стоит задача понять устройство этого мира, научится жить в нем и выбрать свою личную дорогу воплощения и самореализации. Решая эти задачи, мы часто встречаемся с болью. Как правило у каждого из нас есть свои внутренние силы, свой ресурс для того чтобы справится с болью, которая встречается нам по жизни. Для каждого из нас очень важно на определенном этапе пути опираться на близких людей в момент боли, а так же иметь возможность разделять свою радость с ними…

Однако мир устроен сложнее, чем описанная выше модель. По каким-то причинам, наши родители далеко не всегда могут быть рядом с нами в нужный момент… Иногда они уходят слишком рано… Иногда у них есть ресурс только для того чтобы дать нам жизнь… Есть события, в которых наши родители теряют власть и не могут нам помочь… Есть ситуации, когда нам нужно больше, чем помощь нашего родителя.

Каждого из нас увлекает и заряжает что-то свое. Кто-то чувствует музыку — он способен и желает донести через нее что-то важное, для окружающих его людей. Кто-то стремиться сделать жизнь людей свободнее автоматизируя производство. Не исключено, что изначальная идея при своем воплощении может принести вред – жизнь есть жизнь и мы просто люди имеющие свои ограничения.

Мне как психологу-психотерапевту важно помогать человеку в ситуации, когда ему больно, помогать проходить через боль. Повторюсь, не во всех ситуациях нам нужна помощь, но иногда она просто необходима… Иногда отсутствие помощи приводит к тому, что мы консервируем свою боль, так и не поняв, что произошло с нами.

Хорошо, когда младенец прошел через родовые пути, благополучно задышал и встретился с мамой. В этой ситуации, он многое испытал, многое потерял, однако он приобрел что-то удивительно ценное, он приобрел возможность идти по своему пути дальше, ведь жизнь в утробе, как бы она не была хороша, не может быть бесконечной…

Если же новорожденному трудно дышать, если он не имеет возможности встретится со своей мамой, если жизнь его после рождения не определена и не предсказуема… тогда все те испытания, которые он прошел в момент родов не могут быть присвоены, как личная победа в инициации. Тогда ему требуется помощь, чтобы выжить, требуется помощь, чтобы жизнь продолжалась.

Если кто-то из нас встретился с болью, смысл которой не понятен, если у нас не было достаточно сил, чтобы справится с той болью, которая захлестнула, если мы вынуждены были переживать боль в одиночестве, то наша психика сделает все возможное, чтобы эту боль спрятать в железный ящик под тяжелый замок – ведь иначе идти дальше по жизни становится невыносимо. Такая спрятанная боль, может разрушать нас годами, просачиваясь из этого ящика, пытаясь вырваться на свободу, напоминая о себе бесконечное количество раз. Такая боль будет мешать нам двигаться дальше по своему жизненному пути… Мы конечно будем расти и даже взрослеть… Раз мы пришли в это мир у нас будет ресурс и возможность как-то справляться с этой жизнью, но будет так же что-то, что тянет назад, что заставляет замирать, что не пускает двигаться вперед, что все время напоминает о себе…
Как много у каждого из нас таких событий, которые тормозят наш путь, которые как резинки тянут нас назад, которые раз за разом возвращаются в нашу жизнь, потому, что мы так и не смогли прожить их… У каждого свой набор, отпущенный судьбой.

Я вижу свою роль, свою миссию как психолога-психотерапевта, быть проводником в душевных страданиях… Иногда к ним надо найти дорогу. Ведь психика очень старательно прячет этот ящик, чтобы у нас была возможность просто жить. Иногда важно увидеть в болезненных переживаниях ценность – ведь они многому научили нас. Иногда важно найти ответственных и перестать винить себя за то, что не совершал. Есть ситуации, когда бывает достаточно понять, что именно болит, и дальше человек сам может найти помощь внутри себя или рядом со своими близкими. Ведь порой, то чудище, которое казалось в детстве непобедимым, легко может быть повержено, когда мы стали взрослыми. Но бывают ситуации, когда боль можно прожить, только рядом со специалистом. В этих случаях, боль найденная, рассказанная, описанная, разделенная, признанная – теряет свою силу и власть над нами. Психике нет необходимости тратить свои силы на то, чтобы удерживать ее под тяжелым замком и следить, чтобы она не проникала через ржавеющие углы.

Я вижу ценность психотерапевтического процесса в том, чтобы образовалось место, время и пространство, где мы с вами можем максимально безопасно встретиться с болью, понять ее, принять, дать ей право на существование, определить ее ценность.

Станете ли вы счастливее после прохождения психотерапии? Нет. Скорее вы перестанете быть несчастным. Станет ли ваша жизнь проще и понятнее, если вы начнете личную психотерапию? Нет. Скорее, вы поймете уникальность своего личного пути и будете лучше понимать устройство своего внутреннего мира.

Один семилетний мальчик, сходив на первую тренировку в бассейн и испугавшись тренера, спросил маму:
— А ты можешь плавать рядом, чтобы я знал, что ты близко?
— Я не знаю, как сегодня распределять тренировочные дорожки, возможно я буду плавать в соседнем бассейне… — ответила мама.
— Спасибо, мне этого достаточно, мне важно просто знать, что ты рядом.

Я точно могу обещать, что «буду рядом» (в том месте и в то время, о котором мы с вами договоримся), если вам понадобится помощь, чтобы справится с трудной ситуацией. Я точно могу обещать, что благодаря психотерапии вы научитесь сами себе оказывать помощь в таких ситуациях. Я точно знаю, что вам станет интереснее жить рядом с тем человеком, которого вы видите в зеркале (если вы в него заглядываете), а главное вы узнаете и поймете про него много важного. Я точно знаю, что в результате психотерапии ваши отношения с миром и людьми станут более ясными и понятными, а главное более предсказуемыми и менее болезненными. Я точно знаю, что это стоит вложенных вами сил, времени и денег, потому что сама 8 лет проходила личную терапию и по своему опыту знаю, какие удивительные открытия ждут вас на этом пути.

Как и среди остальных людей, среди психологов быва­ют мудрые и не слишком, но речь не об этом. Речь о еще од­ном искушении «сверхчеловечеством» - искушение ролью Великого Учителя, мессии, пастыря, гуру - искушение тем более соблазнительное, что многие приходящие за помо­щью готовы в психологе такового признать. Разумеется, есть психологи, на такую роль претендующие - как вообще достаточно людей, полагающих, что именно они ведают главные истины жизни и зовут (а то и тащат насильно) за собой, полагая, что именно они «знают, как надо». Но если кто-то и знает истину - то лишь Тот, кто Выше, а самообо­жествление, вероятно, лишь проявление мелкой гордыни и неудовлетворенного самолюбия. Психолог - не свя­щенник и не имеет права говорить от Божьего имени; он не вправе навязывать свой путь и свое мировидение, он может лишь постараться помочь другому увидеть собст­венный его - другого - путь или его возможность.

Как показывает опыт, люди, приходящие на факультеты психологии и не прошедшие предварительно специальной подготовки, как правило, в той или иной степени ориенти­руются на один или несколько упомянутых мифов, стоя­щих за тем, как они формулируют причины своего профес­сионального выбора. Чаще всего звучит следующее:

«Хочу лучше в себе разобраться». Мотив по-человече­ски весьма достойный, но, согласитесь, разбираться в себе - это не профессия.

«Хочу помогать людям». Весьма достойно и краси­во - если сказано честно. Действительно, практиче­ский психолог - один из тех (но не единственный), кто помогает другим. Но что за этим стоит? Почему выбрана именно психология? Ведь помогает другим и священник, и педагог, и социальный работник, и благотворитель, и милиционер, и многие другие.

«Хочу научиться владеть собой».

«Хочу научиться лучше общаться».

«Интересная наука».

НЕСКОЛЬКО ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫХ СЛОВ ОТНОСИТЕЛЬНО ПСИХОЛОГИИ

Сначала - о самом термине «психология», встречаю­щемся ныне в нашем обыденном языке достаточно часто для того, чтобы значение его оказалось весьма и весьма не­определенным - а стало быть, нам нужно обозначить его более строго.

Понятие «психология» возникло на рубеже XVI-XVII веков; чаще всего авторство признают за немец­ким богословом Гоклениусом. Этимологически это слово производно от древнегреческих «psyche » {душа) и « logos» {учение, знание, наука). В научно-философский (а не бого­словский) язык его впервые ввел немецкий ученый Хрис­тиан Вольф в XVIII веке, и сейчас наиболее популярный перевод - «наука о душе». (Если в каком-либо пособии - а такие, к сожалению, есть - Вы встретите фразу типа «Психология - наука о душе. Такое определение дали в Древней Греции» - не верьте. Древние греки такого слова вообще не использовали.) Понятие «наука», однако, в со­временном понимании отлично от понятия «учение» - ибо наука предполагает не только глубокое размышление и систематическое изложение мысли, но и особую исследова­тельскую деятельность, построенную на основе специаль­ных методов (позже мы посвятим этому особый раздел).

Развиваясь вначале как одна из философских дисцип­лин, психология затем, восприняв ряд идей эксперимента­льной физиологии, выделилась в самостоятельную науку, ставившую задачей изучение души, которая в то время по­нималась как сознание (а сознание - как то, что человек не­посредственно осознает). Это произошло в конце XIX в., и символической датой рождения психологии как самостояте­льной дисциплины считается 1879 г., когда Вильгельм Вундт открыл при кафедре философии Лейпцигского университе­та лабораторию экспериментальной психологии, а вскоре на ее базе - первый в мире психологический институт, суще­ствующий и поныне. Вскоре аналогичные лаборатории и институты стали открываться в ведущих странах мира (в России, США, Франции, в других городах Германии) - стала складываться так называемая академическая психоло­гия, то есть психология научно-исследовательская, ставив­шая перед собой собственно познавательные задачи.

В конце XIX в. стали возникать и разрабатываться идеи о возможности применения психологических знаний в различных областях практики - в педагогике, медицине, при организации трудовой деятельности, то есть появи­лась прикладная психология, преследующая не собственно познавательные цели (точнее, не только собственно по­знавательные), но предлагающая свои разработки в виде рекомендаций для совершенствования разнообразных сфер человеческой деятельности. В начале XX столетия начала формироваться и иная форма психологии, направ­ленная на помощь людям, попавшим в затруднительную или тяжелую жизненную ситуацию - при выборе профес­сии, при нарушении связей с социумом, при тягостных эмоциональных переживаниях; начала формироваться психологическая практика, предполагающая, что психолог, обладающий соответствующими знаниями и владеющий методами практической работы, выполняет запрос клиен­та на оказание психологической помощи в той или иной форме.

Научно-исследовательская академическая психология, прикладная психология и психологическая практика, разви­вающиеся уже, как видите, на протяжении столетия или более, составляют три основные (теснейшим образом между собой связанные) сферы, в которых может быть занят психо­лог-профессионал. Их мы и будем рассматривать в даль­нейшем.

Смысл нашей книги видится в следующем:

1. Не рассказать все о психологии (что в принципе не­возможно), а помочь вам - будущему специалисту - со­риентироваться в основных психологических проблемах и, быть может, увидеть или наметить пути собственного вашего участия в решении этих проблем.

2. Не просто «очаровать-обольстить» рассказами о том, какая замечательная наука психология (ну, прямо «самая, самая...» и, конечно же, «лучше всех...»), а именно «заинте­ресовать», то есть помочь будущему специалисту найти в психологии свой личностный смысл. Только тогда, когда специалист находит для себя личностный смысл, находит возможность связать лучшие свои помыслы и таланты с профессиональной деятельностью, можно по-настоящему сказать, что он самоопределился как профессионал.

Профессиональное самоопределение может длиться всю жизнь; но как хорошо это было бы сделать еще в сту­денческом возрасте (а может быть, еще и в старших клас­сах общеобразовательной школы, когда еще не совершены многие ошибочные выборы...).

Так что же в действительности представляет професси­ональная психология? И вообще - что такое профессия? Что значит «быть профессионалом»? С этого и начнем.